Уже не колеблясь, Лойт поспешил к полосе света, тянущейся от чуть приоткрытой двери в комнату Рэма. Приблизившись, он услышал чье-то шипение, бормотание, какие-то голоса. Бесцеремонно распахнув дверь, он вошел внутрь и мигом оценил всю обстановку. Да тут и понимать-то нечего! Распростертый на кровати мальчишка с задранной до груди рубашкой, спущенной с левого плеча, и с заплаканными глазами. Рэм уже не кричал, сорвав голос от вскриков, он только целеустремленно и сосредоточенно отбивался, насколько это было возможно в его положении. Он не сразу увидел нахмурившегося Лойта — обзор ему загораживал один из его насильников.
Лойт не сказал ни слова. Едва заметно хромая, он спокойно подошел к кровати и, схватив за шиворот того солдата, что устроился между белоснежных бедер юноши, швырнул его на пол подле своих ног. Пьяный насильник не сразу понял, кто его так откинул, несвязно бормоча ругательства и обращаясь к своим дружкам. Лойт без труда узнал этих гаденышей. Эта компания наиболее часто доставала бедного мальчишку. Рэм, увидев Лойта, сначала подумал, что это еще один насильник по его… тело пришел, пелена слез застилала глаза. Но он, сморгнув их, увидел перед собой лицо Рыжего и вздохнул с таким огромным облегчением, что даже улыбнулся. Лойт улыбнулся в ответ. Оставшихся трех он, не церемонясь, вышвырнул за дверь, а четвертому, что все еще валялся на полу, дал пинка под зад, и тот вылетел прямо в коридор. Даже хромая, он все еще был силен, как бык. Пьяная шваль не могла оказать ему достойное сопротивление, даже если бы и была в трезвом виде. Но они напились до поросячьего визга и едва стояли на ногах, так что Лойту не составило никакого труда вышвырнуть их за дверь. Заперев ее за ними, он прошел к окну и распахнул его, позволяя каплям дождя вместе с ветром ворваться в комнату, чтобы очистить ее от отвратительного запаха перегара. Затем он подошел к кровати и сел на край.
— Ты в порядке? — осторожно поинтересовался Лойт. — Я ведь успел вовремя?
Рэм шмыгнул носом и мигом подобрал под себя колени, натягивая рубашку обратно на плечо. Осознание того, в какой развратной позе только что застукал его Лойт, заставило его отчаянно покраснеть и ожесточенно закивать. Как это ни странно, но ему так не хотелось выглядеть глупо или плохо в глазах этого мужчины. Ему нравился Лойт, и он не хотел, чтобы Медведь думал о нем плохо.
— Лойт… — Он снова шмыгнул носом и натянул свою порванную ночную рубашку себе на колени, подтянув их к груди. — Они сами… Я не… я сопротивлялся, правда… — Он и сам не понимал, почему оправдывается перед ним.
— Все в порядке, парень. — Лойт улыбнулся своей привычной уже для Рэма, открытой и искренней, широкой улыбкой, и мальчику сразу стало так легко на душе. — Я уже все понял.
Рэм снова вздохнул с облегчением и к общей для них обоих неожиданности вдруг разревелся.
Лойт растерялся, ошарашенно глядя на мальчишку.
А Рэм, не в силах остановиться, утирал слезы и шмыгал носом, пытаясь пробормотать несвязные слова благодарности и попросить прощения. Облегчение, что все так хорошо закончилось, что все обошлось, было так велико, что слезы сами побежали ручьем.
Неловко Лойт сгреб мальчишку в охапку и подтянул к своей груди, успокаивающе поглаживая по темной голове.
— Ну-ну, парень, чего ты сопли распустил? — ласково пробормотал он в своей обычной, чуть грубоватой манере. — Все же хорошо, я здесь, никто тебя не обидит, я тебе клянусь…
— Они собирались… они хотели… — всхлипывал юноша. — И если бы ты не успел, они бы…
— Знаю, знаю, но я же успел, чего теперь печалиться, Рэм? Успокойся, все будет хорошо…
— Ты… ты опять меня с… ик! спас… — На мальчишку напала нервная икота, и он залился краской пуще прежнего, пряча лицо на горячей обнаженной груди Медведя.
— Похоже, это уже становится моей особой привилегией, — пошутил Лойт, перебирая каштановые пряди.
Очередной всхлип.
Рэм неожиданно поднял на него свои вдруг показавшиеся Медведю невероятно огромными карие глаза и робко поинтересовался:
— Я тебе еще не надоел?
Лойт почувствовал внезапное смущение, осознав вдруг, что хрупкое юношеское тело прижимается к нему, что Рэм сидит у него на коленях, льнет и смотрит своими невероятными глазами, такими чистыми и ласковыми, и… и он ощутил легкое возбуждение и желание поцеловать Рэма. Это привело его в такую глубочайшую растерянность, что Медведь едва не скинул мальчишку со своих колен. Бездна! Но это же был Рэм… Тот самый смешной, забавный мальчик, который…
О-о-ох… Который сидел сейчас у него на коленях, смотрел огромными молящими глазами и словно напрашивался на поцелуй. Или ему так только казалось? Лойт неловко поерзал, стараясь сместить его так, чтобы Рэм не успел почувствовать, как он возбужден.
Он пробормотал в ответ что-то отрицательное, отводя глаза и лихорадочно ища предлог, под которым смог бы сбежать к себе в комнату.
Но Рэм, все еще икая и всхлипывая, прижался мокрой от слез щекой к его груди и закрыл глаза. Лойт в растерянности молчал, напряженный, как струна.
Через несколько минут, более или менее успокоившийся, мальчик неожиданно пробормотал:
— У тебя сердце сильно бьется…
Лойт поджал губы. Он не привык долго сдерживать свое желание. И он обычно, если у него вставало, всегда находил, с кем потрахаться. Или, точнее, знал, как уговорить того, с кем хотел потрахаться. Капитан был не в счет. Только вот в случае с Рэмом… Тоже была маленькая загвоздочка. Во-первых, он не любил иметь дело с девственниками. И особенно с беззащитными и беспомощными девственниками. Во-вторых, Рэм был его сотоварищем по гарнизону, и как он мог вообще на него смотреть? Он же еще совсем маленький… Ну сколько парню? Шестнадцать?
— М-может, тебе воды попить принести? — наконец произнес он, собираясь стряхнуть юношу со своих колен и уйти из комнаты, лишь бы только уйти.
— А если они снова придут? — испуганным шепотом проговорил Рэм. — Я боюсь, Лойт…
Медведь выругался про себя.
— Не придут. Завтра я растолкую им поосновательнее, что к чему, — пообещал он.
— Все равно, пожалуйста, Лойт, не уходи! — выпалил мальчишка и покраснел, робко добавив. — Мне с тобой… спокойнее.
— Не могу же я тут с тобой всю ночь сидеть, — пробормотал Рыжий, снова заерзав, потому что ощутил, что с каждой минутой пребывания в такой позе ему хочется все больше, а это явно было не к месту.
Он сделал только хуже, потому что Рэм от его поползновений оказался сидящим прямо на его возбужденном естестве, и, что вполне понятно, не оставалось никаких шансов на то, что он этого не заметит. Лойт замер и обреченно вздохнул.
Рэм сидел неподвижно, но он почувствовал, что мальчик напрягся. Лойт уже приготовился к тому, что сейчас он соскочит с колен, как ошпаренный, и попросит его уйти, отстраненно думая, о чем тот сейчас размышляет.
О чем же думал Рэм?
Он, конечно, заметил, что что-то невероятно твердое упирается ему в бедро, и тоже замер, сначала испуганно, но потом легко успокоился. Это же Лойт… Он никогда не причинит ему вреда. Он спас ему жизнь, а теперь и честь! И еще…
Было так приятно прижиматься к его горячей груди и чувствовать под ладонями обнаженную гладкую кожу. Он украдкой посмотрел вверх, пытаясь прочесть эмоции на лице Лойта. Но Медведь был спокоен и, казалось, почти расслаблен. И юноша вздохнул. Наверное, это просто естественная реакция на его близость, ведь Лойт не испытывает к нему ничего, кроме дружеских чувств…
Сожаление окатило юношу горячей волной
Стоп! Почему он вообще задумался об этом? Они ведь оба любят капитана, разве нет? Во всяком случае, Лойт точно его любит… Или нет? Рэм уже давно не видел его вместе с ним. А он сам? Любил ли он все еще этого холодного, отстраненного мужчину?
Капитан и Лойт. Лойт и капитан. Они такие разные… Абсолютно во всем. От внешности и до характера. Капитан был бледным и черноволосым. Лойт загорелым и ярко-рыжим. Капитан был намного ниже ростом, худощавый, миниатюрный… Лойт же высокий, громадный, большой! С огромными, перекатывающимися под гладкой загорелой кожей мышцами… Капитан был нелюдимым и отстраненным ото всех, Лойт же был веселый, общительный и живой! Такой яркий, такой притягивающий!
