— Ты проснулся раньше, — прошептал Себастьян сонно, не открывая глаз.

Айлин вскинул голову. Длинные ресницы Сина лишь немного приподнялись, открывая внимательный взгляд янтарных глаз.

— Да, — просто пробормотал юноша, не зная, что сказать в ответ.

Так неловко… так смущенно… он еще не чувствовал себя никогда. Прикусил нижнюю губу, не зная, что делать и куда спрятать взгляд. Наблюдать за личной жизнью Синдарилла было легко, когда он не мог чувствовать ни возбуждения, ни похоти, ни вожделения, ни гнева, ни ярости, ни других каких-либо эмоций. Но сейчас он не в силах был смотреть в эти внимательные глаза цвета темного золота, когда кожей ощущал всю ночь напролет нежность его губ и бархат его прикосновений. Человеческие эмоции, порывы, сметающие все на своем пути — все это было таким сильным, резким и неожиданным, что Айлин оказался напрочь сметен этим ураганом. Словно плотина рухнула, и река хлынула на свободу мощным потоком.

Пальцы Себастьяна коснулись его щеки с такой ошеломляющей нежностью, что он застыл. Погладив его щеку, Себастьян провел большим пальцем под глазом и поднес свою руку к губам. Он прикрыл глаза, слизывая языком капельку слез Айлина со своего пальца.

— Соленые.

И только тогда Айлин осознал, что беззвучно плачет. Он крепко зажмурился, позволяя еще нескольким непослушным слезинкам скатиться по его щекам. Себастьян сел на постели, взял его лицо в свои большие ладони и прижался лбом к его лбу.

— Ты плачешь, солнце, — прошептал он. — Но солнце должно светить и дарить всем лучи тепла…

— Но солнце само не может согреться, — робко отозвался юноша с закрытыми глазами. — Ему больно… Холодно. И оно беспомощно, как никогда.

— Солнце не одиноко. — Слабая улыбка заиграла в уголках губ Себастьяна, и он тоже закрыл глаза. — У солнца есть луна.

Бессильный всхлип сорвался с губ Айлина, и он зажмурился еще сильнее, не замечая, что слезы уже текут ручьем.

— Луна далеко! — хрипло простонал он. — Син… она далеко… И им никогда не дотянуться друг до друга. Можно лишь смотреть… Можно любоваться, кричать, просить, умолять, но никогда не иметь возможности прикоснуться, дотянуться друг до друга, я… — Он задохнулся и умолк.

— Расскажи мне, — все тем же шепотом попросил Синдарилл. — Расскажи мне, Айлин.

Они сидели с закрытыми глазами, прислонившись друг к другу лбами и шепча едва слышно. Айлин плакал, Себастьян же только прижимал его к себе, не давая отстраниться, держа его лицо в своих руках.

— Мне нечего рассказать. Я все забыл. Я помню лишь… лишь эту ночь, что ты подарил мне, — сглатывая горькие, соленые слезы, солгал юноша.

Смерть никогда не лжет. Но я уже не Жнец. Мгновения свободы, подаренные Создателем. Они как вспышка, песчинка в пустыне, капля в море. И пусть ничто не омрачит этих новых горько-сладких воспоминаний, желанной тоски и сладкой грусти по тебе, Син. Я не оплакивал Лиэта, когда стал тем, кем стал. Но я буду оплакивать Айлина, жившего всего одну ночь, родившегося на твоих губах и умершего в твоих объятиях. Прости меня, Син.

— Син… — шепнул он совсем тихо. — Обними меня покрепче. Поцелуй меня.

И забудь. Потому что я никогда не забуду тебя. А тебе не будет больно, правда?..

Себастьян ничего не сказал. Но Айлин почувствовал, как он прижал его к своей обнаженной груди, как поцеловал в макушку, приподнял его лицо за подбородок и прильнул к уголку его губ. Слегка потерся о них своими, слизал соленые капли и не спеша проник языком внутрь его рта, даря секундное забытье и успокоение своим теплом и нежностью этих минут, которые превратились в его объятиях в благословенную вечность. Айлин так и не открыл глаз. И сладость их поцелуя мешалась с горечью его слез, и это был самый прекрасный поцелуй за обе жизни юноши.

Я был Лиэ, беспечным сыном провинциального лорда, юношей в рассвете лет и красоты.

Я был мрачным Жнецом без прошлого и будущего, холодным и бесстрастным, но все же жаждущим чужих объятий, прикосновений, любви, оплакивающим свою горькую утрату, негодующим на несправедливость судьбы. Уже если по воле богов мне суждено было стать Жнецом Смерти, почему же они, такие милосердные, не отобрали у меня вместе с жизнью и память?!

Я был темным ангелом-хранителем… Нет, всего лишь призраком и тенью. Твоей тенью, Син. В тот далекий, давно забытый вечер, когда я пришел забрать твоего отца, я был заворожен холодностью и пустотой твоего взгляда. Сначала простое любопытство, затем искреннее непонимание, после же привязанность, и сейчас, после той проклятой сделки, за этот месяц… любовь? Но разве могу я, Ангел Смерти, Жнец своих мрачных плодов, полюбить? Неправильный жнец… Какая ирония, Син. Но ты прав. Я бракованный.

Я — ничто.

Неудавшаяся жизнь, разбитое зеркало моей мечты, моих надежд, моих желаний. Мимолетная для Истинной Вечности карьера молодого и неопытного Жнеца, так и не сумевшего отринуть свое прошлое. Ведь у меня, в отличие от других, не было Выбора, ты слышишь, Син? Не по своей воле я стал Жнецом, и именно это сгубило глупую твою Смерть. И вот сейчас… мимолетное падение темного ангела в твои желанные объятия. Думаешь, только светлые небесные создания могут терять свои крылья и нимб? Нет, ты ошибаешься. Знаешь, у меня нет крыльев и никогда не было, я недостоин летать. Я могу лишь ходить по трупам и собирать души, как чистые, так и грязные. Но я потерял то единственное, что у меня было — мою честь, встретив тебя.

Я ангел? О нет, я злобный ночной демон. Ангел — это ты, Син. Кристально чистый, холодный, неприступный, идеальное совершенство в глазах всех.

Ты прав, я лживая, лицемерная Смерть. Я лгал тебе с самого начала. Сделка не моя, а Его. Сделка, заключенная на тебя. Прости, как же алчен и жаден я был до человеческой жизни, что пренебрег твоей. У тебя был выбор? О нет. Я солгал. Я не ожидал, что получится так…

Один шанс за ночь со мной?

Син… Неужели ты продал свою душу так глупо?

Син, я оплакиваю все, что потерял. А потерял я много. Утратил того солнечного, беспечного юношу Лиэта. Мое первое «я».

Я потерял глупую темную личину лживого Жнеца. И его я оплакиваю. Это мое второе «я».

И наконец я потерял Айлина, твой шанс, тот самый, ради которого ты отдал свою душу, чтобы ее же спасти, ох, глупый, глупый капитан… Мое третье и самое дорогое «я». Одну ночь ты принадлежал мне. Одну лишь ночь он принадлежал тебе. Родился в твоих объятиях в ночных сумерках и умер с рассветом нового дня. Сейчас в твоих руках уже не он. Уже ничто. Ничто смотрит на тебя синими глазами, ничто, которое не знает, что его ждет. Ничто, которое оставило в прошлом так много.

Ах, Син, если бы ты знал… Одна лишь ночь была роднее мне, чем целая вечность. Одна лишь ночь, за которую я отдал бы даже свою прошлую жизнь — Лиэта.

И знаешь… Знаешь, что мне больнее всего потерять из всего этого?

Тебя.

— Мне холодно. — Закусив губы, юноша поежился и уткнулся в грудь Себастьяна.

Синдарилл ничего не сказал, лишь прижал его к себе сильнее, зарывшись лицом в белокурые волосы.

— Я замерзаю, — прошептал Айлин.

И от этих слов веяло такой безнадежной тоской, отчаянием и беспросветной грустью, что он сам вздрогнул.

Айлин поднял голову и посмотрел в окно.

— Смотри, солнце встает.

— Да.

— Давай посмотрим?

Себастьян молча поднялся и отнес юношу к подоконнику. Айлин соскользнул на пол, коснувшись холодного камня сначала пальцами, а потом всей ступней. Он повернулся в его объятиях, ощутимо дрожа, по коже его ползли мурашки. Замогильный холод уже дышал ему в затылок. И он не знал, что это значило. Впервые за полтора века он испытывал страх. Страх перед потусторонним.

Если я умру… Если Жнецу предстоит расстаться со своими обязанностями и отдать душу в последний приют… то я хочу…