— Син… — Шепот его хриплый и совсем тихий, но Себастьян услышал.

Он наклонился ниже, поворачивая к себе голову Айлина, и нежно прильнул к его рту. И Айлин ощутил на его губах свой собственный вкус. Он задрожал, приоткрыл губы, впуская горячий и требовательный язык Синдарилла, и жадно ответил на поцелуй, прижимаясь всем телом и постанывая ему в рот. Может быть, он сам и не мог вспомнить, каково это — любить и быть любимым, но его тело помнило. И ноги обвили узкий торс Сина, прижимая его к Айлину теснее, руки обняли за шею, пальцы снова вплелись в черные волосы…

Вспышка за окном, молния, оглушительный грохот, барабанная дробь дождя по окну, и стоны, и крики, и тихие всхлипы…

Себастьян не молчал, вопреки своей привычке. Он что-то шептал ему на ухо, что-то успокаивающее и ласковое, гладил по волосам и прижимался всем телом, чтобы дать почувствовать тепло и надежность своих объятий. Айлин не заметил, как слезы беззвучно скатываются из его глаз, потому что сладость прикосновений его нежного любовника мешалась с горечью воспоминаний, но он не хотел останавливаться. Ласковыми прикосновениями пальцев он массировал затылок Себастьяна, слегка покусывал его нижнюю губу, вовлекая в долгий эротический поцелуй, сводя с ума и заводя еще больше.

Он знал, он помнил.

Я знаю о тебе все, Син.

Другая его рука скользнула вдоль спины Синдарилла, поглаживая и посылая мурашки по телу; не удержавшись, Айлин потерся вновь твердым членом о его бедра, а свободной рукой стал ласкать все чувствительные точки на его теле. Себастьян глухо застонал, отрываясь от него лишь на мгновение для того, чтобы снять свои штаны, и полностью обнаженным вернулся в гостеприимные объятия. Айлин умело играл с его губами, лаская их языком, покусывая и посасывая, чем неимоверно распалял капитана. Вмиг вспомнилось то утро, когда он рассказывал Себастьяну о его собственных привычках, когда заставил ласкать себя у него же на глазах…

«По моим наблюдениям, поцелуи приносят тебе гораздо больше удовольствия, чем любая другая ласка…»

«Если ты задумчив, то всегда подносишь к нижней губе указательный палец. Насколько я понимаю и разбираюсь в людях, ты делаешь это в минуты волнения еще и потому, что это самая чувствительная зона на всем твоем теле».

Себастьян застонал, скользнув ладонями вдоль юного тела, погладил изгиб изящных бледных бедер и провел пальцем вдоль ложбинки между ягодицами юноши. Айлин резко выдохнул, как-то бессильно обмяк под ним, опустил ноги, раздвигая их в стороны, и облизнул свои губы.

«Все будет наоборот, — совсем некстати подумалось Себастьяну. — Не Смерть возьмет меня, но я возьму тебя, маленькое солнышко…»

Они не проронили ни слова, но Айлин раскрылся навстречу его пальцам. Он был расслаблен и спокоен, наслаждаясь каждым мгновением, не морщился от боли, даже если и ощущал ее. Он лишь лихорадочно облизывал свои истерзанные красные губы, хрипло постанывал, откинув голову и закрыв глаза. Золото его волос рассыпалось по подушке так красиво, так дразняще. Себастьян подтянулся вверх, снова прильнув к желанным губам, и стал медленно входить в распростертое под ним в покорном ожидании тело.

То был не Айлин, не Жнец, не Смерть, не вестник гибели, не ангел возмездия. То был просто смертный юноша, такой прекрасный в своей наготе и покорности, такой обворожительный, манящий и все же недоступный даже сейчас, когда так страстно отдавался ему, раскрывался навстречу и принимал всю ту нерастраченную и не предназначавшуюся никому нежность, которую за всю свою жизнь Синдарилл ни разу не проявил…

Покорный, тихий, страстный, гибкий, ласковый и нежный, знавший все его привычки, и с ним было так… как ни с кем еще в жизни. И впервые Себастьян задумался о прошлом своего загадочного темного ангела-хранителя.

Каким ты был, солнце Айлин? Каким ты был при жизни?

Двигаться в узком жарком теле было не просто восхитительно. Но слишком сладко, жарко, так… незабываемо.

— Айлин, солнце…

В ответ — тихий вздох, и за мгновение до того, как Син ощутил обжигающую волну жаркого экстаза, окатившего все его тело, на живот ему выплеснулось серебристое семя юноши. Он хрипло вскрикнул, прижимая к себе гибкое тело, и все так оглушительно взорвалось перед его глазами, что даже грохот разбушевавшейся стихии за окном затерялся где-то вдали…

Айлин, солнце мое…

Комментарий к Айлин, солнце мое…

**¹** Здесь Син намекает на слова Айлина из главы «Смерть и Любовь», где Смерть в ответ на вопрос Сина, почему она так выглядит, говорит: «Этот вопрос лучше адресовать не мне, а самому себе. У тебя весьма интересные вкусы, Син. Я не контролирую процесс Прихода. Когда я появляюсь перед умирающим, то уже автоматически принимаю тот облик, который он пожелал перед смертью».

**²** Туше — прямой укол в фехтовании, выпад в сторону противника. В данном контексте означает «парировал», отбил словесную атаку.

**³** Лейн — уважительно обращение к госпоже, не указывающее на ее сан, ранг и социальное положение в целом.

========== Подари один лишь миг… ==========

Солнечный свет пробивался сквозь занавеси на окнах.

Айлин нежился в чужих объятиях, но чувство тревоги — чего-то неотвратимого — преследовало его, вырывало из сладкого забытья. Тай… Нет, Син! Да, Себастьян… Это в его надежных руках он сейчас находился, к его груди был прижат и его дыхание слышал. Мерный стук сердца, тихое дыхание и ни с чем не сравнимое ощущение защищенности… Он чувствовал себя сейчас таким хрупким, таким уязвимым, как не чувствовал уже много, много лет! Но в то же время знал, что был надежно защищен. Он приподнялся, отмахиваясь от своей тревоги, как от назойливой мухи, и внимательно посмотрел в лицо спящего мужчины. Ресницы длинные, черные отбрасывают тень на бледные щеки; лицо узкое, красивое, с высокими, хорошо вылепленными скулами; черты его плавные, но суровые. Чувственный изгиб чуть полноватых приоткрытых губ манил и притягивал. И Айлин не устоял — склонился и легонько прикоснулся к нему своими губами. Отстранился всего на несколько миллиметров, ощущая горячее дыхание Себастьяна на своих губах. И это ощущение было ни с чем не сравнимо. Он осторожно, стараясь не разбудить его, скинул со лба прядь смоляных волос и коснулся губами виска. Приподнялся на локте, впитывая в себя всю эту красоту и совершенство, не в силах согнать с лица печальную улыбку.

Он был так красив… Лорд Каменное Сердце. Он не принадлежал никому. И еще ни одному человеку не позволил принадлежать себе. Холодный, недоступный, безэмоциональный, равнодушный и порывистый в то же время. Идеальный и недосягаемый. Близкий и далекий одновременно. Черный шелк его волос смялся о жесткую ткань подушки. Айлин ощущал собственнические объятия кольца его рук на своей талии. И каждой клеточкой своего вдруг ставшего способным чувствовать тела он ощущал все почти незаметные изгибы, выпуклости, ямки и впадины жилистого, тренированного тела Себастьяна. Ему нравилось ощущать это. Он скользнул кончиками пальцев вдоль груди и живота Сина, продолжая улыбаться. Но улыбка эта была печальной, горько-сладкой.

Ведь Жнец знал: ему отпущено самое большее — полчаса.

Пожалуйста, я умоляю тебя… Нет, смиренно прошу. Подари мне это утро в его объятиях. Подари мне сладость тех мгновений, когда я увижу улыбку на его губах. Разреши мне видеть, как она расцветает в его глазах. Позволь в последний раз насладиться звуками его голоса… Всего лишь одно утро, всего лишь миг для Тебя, но позволь мне сполна взять этот миг, дай испить мед его поцелуев, нежность его взглядов и шелк его объятий…

Я посмел нарушить Твой запрет, посмел пренебречь собственной Клятвой, но будь милосерден, подари один лишь миг…