Смерть сама потянулась к нему за поцелуем, прижимая к себе за затылок, ероша и без того стоящие ершиком волосы, и Себастьяну захотелось заурчать, как коту, которого гладят и ласкают. Он подался вперед, прильнул к столь желанным губам, чувствуя обжигающие волны возбуждения. Ему было горячо, хотелось большего, и впервые лорд Каменное Сердце ощутил страстное, безумное желание овладеть кем-то настолько, что тело заломило от боли. Его язык жадно скользнул в теплый рот Айлина, подчиняя, покоряя и властвуя. Как ни странно, Смерть не сопротивлялась столь бесцеремонному вторжению. Наоборот, Айлин теснее прижал к себе голову капитана и столь же жадно ответил на поцелуй. Одна его рука обвила шею Себастьяна, а вторая продолжала зарываться в черные волосы, теребя их, приводя в еще больший беспорядок.
Бледное совершенное тело прижалось к его телу, заставляя Себастьяна самого дрожать от удовольствия. Он запустил руки Айлину под рубашку, погладил спину и спустил ткань со второго плеча, продолжая целовать юношу. Кончики пальцев Сина пробежались по его предплечьям, он обхватил ладонью тонкую изящную шею, поглаживая, лаская, задевая золотые волосы, скользнул губами вдоль его щеки, пощекотав кончиком языка уголок чувственного рта, потерся щекой о его щеку и провел языком по краю изящного ушка.
— Ангел, — тихо прошептал Синдарилл, поглаживая второй рукой его поясницу и пробегаясь пальцами вдоль позвоночника.
Айлин откинул голову, давая его губам больше простора, и Себастьян незамедлительно воспользовался его приглашением, впиваясь губами в чистую белоснежную кожу и оставляя на ней красные пятна.
— Если только смерти, — тяжело дыша, отозвался юноша, и в голосе его слышалась и сладость, и горечь. — Неужели… неужели ты…
Себастьян ласкающим движением прошелся языком вдоль его шеи, обвел ключицы и снова поцеловал бледное плечо.
— Что еще за «неужели»? — пробормотал он, не в силах оторваться от кожи цвета молока.
Айлин задрожал еще больше, уткнулся носом ему в шею и прошептал едва слышно:
— Неужели ты меня хочешь, Син?
— Почему это вызывает у тебя такое удивление? — в свою очередь пробормотал Себастьян, наклоняясь ниже и обдавая горячим дыханием затвердевший сосок юноши.
Айлин выгнулся, стискивая волосы у него на затылке, простонал едва слышно сквозь зубы и вцепился другой рукой ему в плечо.
— Потому что я… не человек, — выдохнул он, закрывая глаза.
Себастьян пробормотал что-то невнятное, опрокидывая его на постель и целуя в шею. Айлин покорно позволил ему это, наконец-то сдаваясь полностью, позволяя раздеть себя, позволяя делать с собой что угодно.
Всего одно мгновение — и разве я что-то теряю? Я только обрету… И буду жить всего какие-то часы, но у меня наконец появилась возможность чувствовать… Каждое твое прикосновение, Син, каждый твой вздох — и мурашки по коже, каждый твой взгляд — и томление внизу живота нарастает… Я помню, я знаю, я чувствую, слышу, вижу и живу… одной лишь этой ночью, но как же сладко и больно…
Син, Син, Син, ну что же ты со мной делаешь?..
Ловкие пальцы уже сняли с него рубашку, отшвырнув прочь. Жаркие губы, казалось, были везде, оставляя всюду яркие цветки страсти. Себастьян уже и сам разделся до пояса, нетерпеливо скинув свою рубашку. Он смаковал вкус гладкой нежной кожи, что была светлее его собственной. Он и сам был бледным, но Айлин… словно в молоке купался… Син целовал бледную шею, плечи, грудь и живот, ощущая, как треплют его волосы изящные пальчики Смерти. Подцепил черные брюки Айлина за пояс и принялся стягивать вниз, и юноша покорно приподнял бедра, тихо, медленно дыша, наблюдая за ним из-под золотистых ресниц. Он не мог не вспоминать о тихих лунных ночах с Таем, глядя на темноволосую голову капитана, и это заставляло его чувствовать себя немного виноватым. И все же Айлин не променял бы эту ночь ни за что на свете, покорно принимая ласки Синдарилла, его объятия, его прикосновения, его поцелуи… Он не знал, почему его тело отвечает, не знал, почему он снова чувствует, но это было чудесно. Он хотел бы, чтобы это продолжалось и продолжалось, только бы Син не останавливался ни на секунду. Его тихие стоны заглушали звуки дождя за окном. И почему-то перед глазами пролетали все те мгновения, когда Смерть присутствовала в жизни Себастьяна только как безмолвный наблюдатель.
Горячие губы коснулись его живота, вспышка…
Вот Син сидит за массивным столом у окна, сосредоточенно хмурясь и комкая в руках клочок бумаги. Иногда он недовольно смотрит в окно, пытаясь поймать ту мысль, что так упорно ускользала от него. Он откидывается на спинку стула, и его темные волосы, тогда еще длинные, рассыпаются по плечам блестящим черным шелком. Тяжелые черные ресницы опускаются, скрывая усталый взгляд. Айлин стоит за его спиной, наблюдая, как ползет по бумаге ровная строчка четкого каллиграфического почерка…
Язык скользнул во впадинку его пупка, и юноша замер. Он так давно этого не делал. Он этого не помнил. Он забыл, как нужно действовать, как отвечать, когда тело трепещет от желания, низ живота сладко тянет, колени дрожат, а голова кружится… Ноги против воли раздвинулись чуть шире, открывая доступ к самым заветным частям тела, и эти жаркие пытливые губы тут же прижались к внутренней стороне его бедра, и снова сознание ослепила яркая вспышка…
— Ох, мой лорд! — Дама с декольте таким глубоким, что порою видно ореолы сосков, кокетливо обмахиваясь пышным веером, бросает взгляд на темноволосого мужчину. — Не согласитесь ли станцевать со мной?
Син не отпускает приличествующих случаю комплиментов, не говорит: «Лейн ³, вы сегодня великолепны». Он холодно кивает и бросает один-единственный тяжелый взгляд из-под черных ресниц, который выражает все: и презрение, и брезгливость, и высокомерие, и усталость, и неприязнь.
«Ты так красив и так холоден, Себастьян… — стоя безмолвной тенью за его спиной, думает Смерть. — Такой недоступный, такой далекий… Кто научит тебя жить, любить? Ты — совершенная, но ледяная статуя… Как жаль…»
Он протягивает руку и невесомо проводит ладонью по волосам лорда, и Себастьян вздрагивает, ощутив потусторонний ветерок, и волосы на его затылке сами собой встают дыбом.
— Син! — Айлин хватал воздух ртом, жадно, большими глотками, когда жаркий рот обхватил его член. — Проклятье!
Он вскинул бедра, но Себастьян держал крепко. Пришлось облизывать пересохшие губы, Бездна! Он забыл, каким острым может быть это ощущение, как же жарко, как сладко, хотелось еще и еще, и волны дрожи подступали к низу его живота, он невольно начал двигать бедрами, подаваясь в этот горячий рот, кусая губы и всхлипывая…
Снова вспышка, и на этот раз он увидел совсем иную сцену.
Синдарилл, обнаженный, лежит в постели, явно после изнурительного и долгого секса, но он не выглядит ни удовлетворенным, ни довольным. Скорее, раздосадованным. Даже не так. Безразличным. Пустой взгляд устремлен в потолок, руки запрокинуты за голову. Он не пытается прикрыться, чтобы скрыть свою наготу, хотя рядом лежит какой-то мужчина. Он что-то говорит ему, шепчет на ушко страстным горячим шепотом, облизывает губы, его пальцы скользят по груди лорда.
Но Себастьян остается равнодушным к этим пылким ласкам, по-прежнему глядя в потолок. Он не сопротивляется, не пытается отмахнуться, но и не отвечает. Молчит. И даже ласковые уговоры и прозвища его не трогают. Мужчина шепчет ему: «Радость моя, душа моя…»
Айлин закрывает глаза, сидя на подоконнике неподалеку от кровати, и отворачивается. Он давно уже наблюдает за Себастьяном и знает его привычки в постели. И прекрасно помнит: чего Син никогда не делал в постели с мужчинами, так это минет.
Громкий стон вырвался из горла, но его, к счастью, заглушил очередной раскат грома. Язык обвел головку члена, и разум просто затуманился. Айлин хрипло вскрикнул, дернулся и обмяк, чувствуя, как из него толчками выплескивается семя. Он был слишком ошеломлен произошедшим, чтобы увидеть, как Син сглатывает все до капельки и подтягивается вверх, запуская пальцы ему в волосы, порочно слизывая с губ серебристые капли… Юноша, тяжело дыша, отвернулся и закрыл глаза.
