Эри судорожно выдохнул, когда одна рука скользнула с плеч ему на грудь, задевая затвердевший сосок, а вторая мягко обхватила сзади за шею. Сладкий страх мурашками растекся по коже, сердце забилось часто-часто, а внизу живота неожиданно скопилась томительная тяжесть.
Юноша почувствовал, как острый коготь большого пальца шартаасса царапнул кожу там, где на шее его судорожно билась жилка, а потом чужие прохладные губы прильнули к царапине, слизывая кровь. С губ неожиданно даже для него самого сорвался тихий стон, и Эри, испуганно вздрогнув, распахнул глаза. Снова попытался обернуться, но стальные пальцы на шее предупреждающе сжались.
— Тихо, прелесть, я ведь сказал тебе, смирно сиди, — хрипловато шепнул тот, кто сидел позади него на краю бассейна.
Эри прикусил нижнюю губу и снова зажмурился. Мучительно хотелось обернуться, в жилах от страха стыла кровь, а пульс, наоборот, бился все быстрее и быстрее. Он не смел ни вдохнуть, ни выдохнуть, пока чужие руки водили по его телу мягкой пенной губкой, источавшей ароматы полевых цветов, не столько моя его, сколько лаская.
Раздираемый на части противоречивыми желаниями, Эри не сумел сдержать стона, тихо всхлипнул и откинулся назад, упираясь затылком в живот сидевшего на корточках ступенькой выше шартаасса. Он видел краем глаза красивые сильные руки, обнаженные закатанными до локтя рукавами белой рубашки, чувствовал где-то над головой обманчиво равномерное дыхание, но клубы пара мешали разглядеть больше. Зато он отчетливо ощущал чужое возбуждение — каменно-твердая плоть упиралась ему между лопаток через ткань брюк.
Впервые за всю свою сознательную жизнь Эри испытывал такую бурную смесь эмоций и чувств. Желание, тягучее и томное, растекалось по его венам свинцовым ядом, низ живота налился сладкой тяжестью, почему-то горела огнем поясница.
Ему так хотелось повернуться, но не столько для того, чтобы взглянуть на своего мучителя, сколько в стремлении коснуться его, но он не смел.
— Пожалуйста, — почти беззвучно прошептал юноша, вжимаясь затылком в твердый живот шартаасса. — Пожалуйста.
Но тот его все равно услышал.
— Пожалуйста что? — Будоражащий шепот раздался над ухом, холодный влажный язык прошелся по его кромке, и острые зубы чувствительно прикусили мочку.
Эри всхлипнул, застонал и горячо взмолился, не понимая, почему его тело так реагирует, ведь Мердок тоже ласкал его, пусть и не так откровенно, но никогда, никогда супруг не мог пробудить в нем такое дикое желание, как эти чужие руки и волнующий хриплый шепот. Он всем телом ощущал присутствие шартаасса за спиной, кожа покрылась мурашками, несмотря на горячую воду, и хотелось, уже до боли просто невыносимо хотелось…
— Можно я повернусь? Умоляю… я клянусь, не открою глаз!
— Нет, мой сладкий риэшши, — ухмыльнулся шартаасс. — Потерпи немного. Мы еще чуть-чуть поиграем.
— Почему ты скрываешь лицо?
— Не хочу быть узнанным. Логично? — засмеялся он, и от звуков его глубокого смеха кровь в жилах человека побежала быстрее.
Шартаасс наконец, слава всем трем лунам, закончил его мыть и скользнул ладонями по его рукам, пока не обхватил тонкие пальцы Эри своими, сплетая их вместе. Потянул вверх, побуждая подняться, и юноша послушался, осторожно выпрямившись в воде на скользких ступеньках бассейна, но он не боялся поскользнуться — чужая рука обвила его талию, вторая же продолжала поддерживать за ладонь. Это было невероятно эротичное объятие, и Эри почувствовал, как волна дрожи прокатилась по его телу.
— Осторожно ступай назад, не оборачивайся, — велел возбуждающий голос все тем же полушепотом, и Эри послушался и на этот раз.
Нащупав ногой ступеньку позади себя, он поднялся чуть выше и тут же ощутил, как руки шартаасса подхватывают его, ставят на мокрый от пара пол, укутывают в полотенце и… накидывают на глаза тонкую полоску черного шелка, стягивая ее на затылке аккуратным узлом.
А потом он почти нежно вытащил спицы из его волос, и они хлынули по плечам Исаэри атласным золотистым водопадом. Все те же бережные руки, чье прикосновение пробудило в нем неугасимое пламя почти дикого возбуждения, развернули его за плечи и легонько подтолкнули вперед.
Эри послушно и доверчиво шагнул, инстинктивно выставив перед собой руки, сам не зная зачем, и почувствовал холодок открытого портала. Влажный пол под ногами сменился толстым ворсистым ковром, в мягкости которого мокрые ступни мгновенно утонули. Юноша потоптался немного и неуверенно оглянулся, все еще ощущая за спиной присутствие шартаасса. Стыдливо закутался в полотенце и нерешительно спросил:
— Ты не покажешь мне сегодня свое лицо? Почему?
— Покажу, — отозвался шартаасс. — Но не сразу. Иначе так неинтересно, верно?
Эри промолчал, ему снова вспомнилась та неукротимая ярость, с которой он сыпал магическими атаками на своих соперников, как свирепо вырывал сердца из их груди и как при этом чудовищно улыбался, слизывая с пальцев кровь. Варварские традиции шартаассов… Жестокость их была безгранична и поистине поражала. Никаких законов, кроме гласа Императора. Никаких принципов. Никакой морали. Кровь и Тьма — убийство и ярость.
И снова неизвестность сжала грудную клетку когтистыми лапами, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Эри в нерешительности застыл посреди комнаты. Внезапно почувствовал, как со стороны повеяло теплом: кажется, шартаасс развел в камине пламя своей магией. А потом он взял его за руку и потянул к кровати. Мягко, но настойчиво стянул полотенце. Юноша закусил губу, но сопротивляться не стал и, подчиняясь этим рукам, улегся на постель, не замечая, как дрожит уже почти беспрерывно, но не только от желания. Ему было страшно, да и кому не было бы на его месте? Лишившись возможности видеть, Эри потерял даже те крохи мужества, которые еще тлели в его душе.
А когда почувствовал, как шартаасс привязывает к решетке кровати его руки такими же шелковыми лентами, как и на глазах, то совсем испугался, сжимая вместе бедра. Теперь он ни в чем не был уверен.
К тому же шартаасс хранил молчание, и молчание это угнетало. Эри пытался сказать хоть что-нибудь, но в горле стал ком, губы пересохли. И он тоже молчал, ощущая, как глаза наполняются слезами. Может быть, этот шартаасс его сейчас выпьет? Кто знает, что за игру он ведет? Трахнет, выпьет кровь, а потом кинет где-нибудь отлеживаться, чтобы потом снова повторить. Сам ведь сказал, что просто неинтересно.
Эри часто-часто заморгал под повязкой, но одна слеза все же умудрилась каким-то образом скатиться вниз по щеке, когда он поднял голову, пытаясь понять, что сейчас делает шартаасс. И тут же ощутил прохладный язык, скользнувший по щеке и подхвативший эту слезу.
Задохнувшись, Эри откинул назад голову, дыша часто и возбужденно. Он и боялся, и желал, и эти противоречивые эмоции приводили его в смятение.
— Ты сделаешь мне больно? — наконец, не в силах и дальше выдерживать это гнетущее молчание и безызвестность, выпалил он тонким голосом.
— Ну что ты, риэшши, — немедленно отозвался его мучитель. — Как я могу? Наберись терпения, и ты все узнаешь.
Тихая усмешка, раздавшаяся совсем рядом, заставила Эри поежиться. Голос шартаасса, однако, показался ему смутно знакомым. Но он решил молчать, поняв, что ничего не добьется, как бы ни просил и ни умолял.
Шарт долго ждать себя не заставил. Вскоре Эри снова ощутил волнующее прикосновение его рук к своему телу, чужие губы сомкнулись на правой горошине соска, опаляя своим дыханием. Ладони заскользили вниз, оглаживая плоский живот, узкие бедра, а вслед за ними спустились и ненасытные губы, оставляя за собой на коже юноши огненный след поцелуев.
Было в этих его прикосновениях нечто такое, что заставляло все внутри Эри дрожать и сжиматься от смутного удивления и удовольствия. Ласки эти несли и наслаждение, и трепет, но ни в коем случае не были для него унизительны и грубы. Вот что удивляло. Даже Мердок, несмотря на свое хорошее отношение, хотя и не был груб в минуты близости, но брал его совершенно по-хозяйски, с полным правом, а иногда не утруждал себя прелюдией, только убеждался в том, что Эри тоже возбужден.
