— Нынешней зимой себе работника заработал, — хвалится он.
А хижина и так полна детей. Чумазые, сосущие хвосты малосольных гольцов, — ребятишки во всех углах. Целое племя. А Летков гордится.
Ушаков вспоминает остров Врангеля. Кладет на хлеб куски свежего гольца, с наслаждением пьет с этим своеобразным бутербродом чай. Входят все новые и новые ненцы.
— Сенька опять в Белужью приехал, — протягивают они лопаточкой руку Журавлеву: — Шибко тебе Новая Земля приглянулась.
Пользуясь моментом, Журавлев вербует желающих ехать на землю Франца-Иосифа.
— А как там жить? — спрашивает молодой Тимоша.
— Собак, оружие — все дадут.
— Ну, этого я и искал, — радостно объявляет Тимоша: — Поеду, Сенька, того гляди.
— Поезжай, — смеется Журавлев, — чего же…
— Поеду, пожалуй, — радуется Тимоша: — Мне что? Мать я замуж отдал, жена тут будет. Поеду.
Матка — пятидесятилетняя всклокоченная старуха, закрывая рот рукой, стыдливо подходит к Журавлеву. Выпив стакан чаю, она, хихикая, выходит на улицу.
То, что Тимоша едет на остров Гуккера, нисколько не волнует ее.
Когда первый карбас пошел на „Седова“, Тимоша сидел уже в нем с упряжкой своих собак. Сборы на Землю Франца-Иосифа заняли у него час с небольшим.
* * *
Порывшись в стенном шкапике, Суворов кладет на стол зеленое, усеянное коричневыми крапинками, крупное яйцо.
— Гагаркино. В полтора раза больше куриного.
— И много их?
— На одних базарах у становища Малых Кармакул миллиона полтора штук птиц…
— Пахнет хорошей яичницей.
Суворов — инструктор управления островов по промыслам. До Новой Земли Суворов работал на Чукотском полуострове. На Новую Землю он приехал на „Русанове“ вместе с Калясовым безвыездно прожив пятнадцать лет на Чукотке.
Об артели „Полярные яйца“ мы с Суворовым не раз мечтали в уютной комнате управления островов в Архангельске. Надо попытаться организовать сбор и доставку яиц с базаров Новой Земли в Архангельск. До войны норвежцы возили яйца кайр и гагар на шхунах в город Вардэ.
Почему вместо Вардэ их не возить в Архангельск? Почему?
Когда я ухожу, Суворов уговаривает меня:
— Оставайся в Белужьей. Земля Франца-Иосифа, — возмущается он, — чего там! Ледники и медведи, — людей нет. На Новой Земле много работы.
— Нет.
Захлопывая дверь, я слышу его обиженное ворчание:
— Я понимаю Вылка. В Белужьей научишься ценить людей. Человек в пустыне — радостней песца…
9. Находка китобоя Карлсена
„Виллем Баренц первый положил на каргу Свальбард, Новую Землю, окаймляющие Баренцово море с запада и востока. Таким образом, этого мореплавателя, окончившего жизнь на севере Новой Земли, у мыса Ледяного, следует считать первым научным исследователем моря, названного его именем“.
Профессор Визе.
Порывом норд-оста туман разорвало.
Туман слегся, как парус, и пополз к воле.
В нескольких милях от левого борта — величественный мыс с четырехугольными скалами на вершине. Мыс — тезка морю, по которому пятые сутки несется в шторм на север „Седов“.
Мыс Баренца…
Черный траур его скал — вечный памятник отважному голландцу.
…В музее Гааги — в Голландии — одна из зал изображает внутренность полярного зимовья. Стены зимовья сложены из окаменевших бревен океанского плавника.[35] Над углями потухшего очага висит медный котел. На стене — старинные часы, в углах стоят алебарды.[36] На грубом самодельном столе лежит флейта. У одной из убогих коек — кожаные рваные башмаки.
Последний раз пламя костра лизало дно котла триста лет назад. Триста лет назад в последний раз пела флейта. Триста лет прошло с тех пор, как владелец башмаков погиб в вечных снегах Карского берега Новой Земли.
Это — копия хижины Виллема Баренца — первого человеческого жилья в Арктике.
Развалины зимовья Баренца и сейчас стоят на берегу Ледяной бухты на восточном берегу Новой Земли.
…Эльдинг Карлсен любил неизведанные пути также, как и Баренц. Эльдинг Карлсен был китобоем. Разыскивая китов, Карлсен обошел весь архипелаг Шпицбергена.
Он всегда шел в полярное море до тех пор, пока льды не преграждали ему путь. В 1871 году состояние льдов позволило Карлсену дойти до той бухты Новой Земли, где триста лет назад был раздавлен льдами парусник Баренца. На берегу Эльдинг нашел погребенное в снегах зимовье. Матросы отрыли хижину. В хижине лежала флейта, старая голландская книга о Китае, алебарды и рваные башмаки. В дымовой трубе висела в мешке рукопись.
Китобой Эльдинг Карлсен был потрясен. Он держал рукопись самого Баренца, 274 года пролежавшую в засыпанном снегами зимовье на Новой Земле.
* * *
— „Смелый Виллем“, — так звали Баренца в гаванях Амстердама.
Виллем Баренц искал в Арктике путей… в Китай. Купцы Амстердама снаряжали ему для этого на свой счет крутобокие, с резными украшениями, парусники. Несколько раз плавал по неведомому „проклятому“ морю Виллем Баренц.
Пути в Китай Баренц не открыл.
Вместо них он открыл:
— Свальбард — холодную землю (Шпицберген).
— Новую Землю.
— Медвежий остров.
Парусники Виллема избороздили во всех направлениях „проклятое“ море — море Баренца теперь.
Дневник Геррита-де-Вер, спутника Баренца, рассказал миру о трагедии первой зимовки во льдах.
Изображение зимовья Баренца в музее Гааги.
…В августе 1596 года все южные проливы были забиты пловучими льдами. В августе 1596 года Баренц хотел проникнуть в Карское море, обогнув Новую Землю с севера. Но в одной из бухт восточного берега Новой Земли парусник Баренца стиснули льды.
„9 сентября. Двое медведей подошли к самому судну: мы затрубили и выстрелили в них из мушкетов.[37] Только после этого они ушли.
„15 сентября. Подошли три медведя. Один из них спрятался за торос. Двое пошли прямо к судну. На льду у нас стояла кадка с мясом. Приблизившись к ней, один медведь залез в нее. Выстрелом матроса он был убит. Второй поднялся на дыбы и с ревом пошел по трапу. Только после того как пуля мушкета разорвала ему внутренности, он с ужасным воем кинулся бежать.
„28 сентября. В гостях был один медведь.
„29 сентября. Из-за торосов вышло трое медведей — и прямо к судну. Экипаж поднял страшный крик. Испугавшись, медведи убежали.
„16 октября. Вечером на парусник забрался медведь. Он хозяйничал на судне всю ночь. С рассветом он бежал в торосы.
„19 октября. Я с матросами тащил сани по льду к зимовью. Вдруг сзади раздался рев. За нами гнались три огромных медведя. Мушкетов при нас не было. Мы начали бросать в медведей палками, которыми ощупывали лед. Одному из матросов удалось попасть самому большому топором в морду. Он с ревом бросился бежать. За ним и других двое. Мы со слезами благодарили бога за спасение.“
* * *
Баренц принял вызов Арктики: из собранного на берегу плавника он построил среди оледенелых валунов хижину.
Дневник Геррита-де-Вер, спутника Баренца, рассказал миру о трагедии полярной зимовки.
…Снежные пурги похоронили построенный голландцами дом. К взмерзшему в береговой припай кораблю люди пробирались через прорытые в снежных сугробах туннели. Исчезновение солнца повергло голландцев в суеверный ужас. Северное сияние усиливало его.
Цынга. Голландцы стали превращаться в лиловые гниющие обрубки. Самые слабые поочередно умирали. За зиму умерло пятеро.
Один Баренц не падал духом. Он не останавливался ни перед чем, чтобы внушить бодрость спутникам. Он часто брал флейту и принимался наигрывать на ней веселые голландские песенки. Он играл до тех пор, пока на помертвелых, поблекших без солнца лицах матросов не выдавливались улыбки.
