— У нас есть шлюпки. Мы обогнем на них Новую Землю. На юге ее мы встретим груманланов. У нас есть медвежье мясо. Нам хватит пищи, — ободрял он матросов, — скоро весна.

Когда пришла снежная новоземельская весна, матросы снесли Баренца в шлюпку на руках. Смелый Виллем не мог ходить. Ободряя других, он не щадил своих сил. Сейчас приходила расплата.

Флейта бодрости осталась в покинутом зимовье.

— Она больше не нужна мне, — сурово сдвинул брови Баренц: — В Голландии — в Амстердаме — я куплю себе новую. Пусть на старой играет тот, кого ледяная судьба занесет в зимовье.

Смелый Виллем знал, что ему не придется покупать себе новую флейту в лавках шумной амстердамской гавани.

Пока хватало сил, Баренц сидел в шлюпке, закутанный в медвежьи шкуры. Последние жизненные силы он тратил на черчение карты пути.

— Эту карту, Геррит, отдашь в магистрате Амстердама. Мореплаватель со смелою волей отыщет по ней на своем корабле путь в Китай.

Умирая, смелый Виллем был попрежнему уверен, что за льдами Карского моря лежит знойный Китай.

Когда шлюпка обходила Ледяной мыс, Баренц попросил де-Вера:

— Геррит, Геррит! Дай мне воды.

Де-Вер налил оловянную кружку из боченка с пресной водой.

Но пить ее было некому.

В медвежьих шкурах лежал мертвый Баренц.

…В музее Гааги, в Голландии, одна из зал изображает внутренность полярного зимовья. Стены зимовья сложены из окаменевших бревен океанского плавника. Над углями потухшего очага висит медный котел. На стене — старинные часы, в углах стоят алебарды. На грубом самодельном столе лежит флейта. У одной из убогих коек из медвежьих шкур — кожаные рваные башмаки. Последний раз пламя костра лизало дно котла триста лет назад. Триста лет назад в последний раз пела флейта.

Это — копия хижины Виллема Баренца, первого человеческого жилья в Арктике.

Развалины зимовья Баренца и по сей час стоят на берегу в ледяной бухте Новой Земли.

…Вырвав у Арктики последние тайны, мы достойно отплатили ей за гибель первого человека, с пением флейты, с улыбкой бодрости взглянувшего в ее ледяные глаза…