В черные волосы утопленницы были вплетены бурые ленты водорослей, на шее висело ожерелье из ракушек, каких любой может без труда насобирать на пляже в лагуне.

– Я вижу, среди нас есть лекарь, – Преториус нагло ткнул пальцем в Штайна. – Я вас узнал, сударь. Много наслышан о вашей самоотверженной работе в госпитале Ла Пьета́, а также об удивительных новых хирургических приемах, с которыми вы познакомили этот город. Будучи человеком ученым, не окажете ли вы мне любезность освидетельствовать эту бедняжку и сообщить нам, мертва она или жива?

– Действуйте, доктор, – шепнул Горралл, и Штайн вынужден был выйти вперед, одновременно смущенный абсурдностью ситуации и охваченный азартом.

– Итак, каково ваше мнение, коллега? – Преториус льстиво поклонился, вполголоса добавив: – Это настоящее чудо, вы уж мне поверьте, доктор.

Он поднес к розовым губкам девушки маленькое зеркальце, а затем спросил Штайна, видит ли тот признаки дыхания. Штайн почувствовал сильный приторный запах: смесь бренди и розового масла.

– Нет, не вижу, – признал он.

– Громче, доктор, чтобы все эти добрые люди вас услышали.

Штайн повторил.

– Прекрасно, а теперь возьмите ее за запястье. Бьется ли сердце?

Рука девушки была холодна как лед, в котором она лежала. Если пульс и имелся, то настолько слабый и медленный, что за отведенное ему время доктор Штайн не мог его обнаружить. Отстранив Штайна, Преториус сам взял запястье девушки и с тщательно демонстрируемым усилием проткнул ее кисть длинным гвоздем.

– Смотрите! – возопил он с неуместным воодушевлением, потрясая пронзенной рукой. – Все смотрите! Крови нет! Нет! Ну, что вы на это скажите? Может ли живой человек бесстрастно вынести подобные мучения?

Судя по всему, сам Преториус пришел в сильное возбуждение от опыта. Нырнув в дом, он вынес оттуда странное устройство: перевернутый стеклянный тигель, закрепленный на длинном, почти в человеческий рост, стеклянном же «стебле». Внутри тигля извивалась алая шелковая лента, чей конец спускался по «стеблю» к шпинделю в его основании. Преториус принялся нажимать на педаль ножного привода, и алая лента завертелась как юла.

– Один момент, – бросил доктор Преториус, глянув из-под насупленных бровей на зашумевшую толпу и продолжая яростно работать ногой. – Терпение, дамы и господа, еще чуточку терпения. Аппарат следует хорошенько зарядить.

Его голос прерывался, в том числе от волнения. «Любой уважающий себя шарлатан обзавелся бы мальчиком, одетым лишь в крылья херувима, чтобы жать на эту педаль, – подумал доктор Штайн. – И непременно чтоб под барабанную дробь». И все же комический дилетантизм этого представления выглядел более убедительным, нежели отрепетированные спектакли шарлатанов с площади Сан-Марко.

С верхушки тигля были протянуты золотые нити к большой стеклянной банке, заткнутой пробкой и наполовину заполненной водой. Вспотевший от усердия Преториус в последний раз надавил на педаль, затем, небрежно поклонившись публике, с помощью деревянной палочки направил золотые нити прямо в лицо девушки. Раздался треск, с каким на свадьбах лопаются старые бокалы под каблуками гостей. Вдруг глаза девушки распахнулись, и она растерянно огляделась вокруг.

– Теперь она ожила, но у нас в запасе всего несколько драгоценных минут, – пояснил Преториус. – Поговори со мной, милочка. По доброй ли воле ты сделалась Невестой моря?

– Ведь это та самая утопленница, верно? – прошептал Горралл, и доктор Штайн принужденно кивнул.

Достав серебряный свисток, капитан три раза коротко подул в него. Тут же через стены запрыгали стражники, некоторые старухи завизжали. Негодяй, стоявший у ворот, кинулся на Горралла, но тот стремительно выхватил многозарядный пистоль с зубчатым колесиком, укрепленным над рукоятью, и, раз, другой, третий нажав на спусковой крючок, принялся стрелять в привратника. Каждый раз колесико поворачивалось, доставляя в патронник новую пулю и порцию пороха. Бандит повалился на спину, скончавшись раньше, чем во дворе отзвучало эхо выстрелов. Горралл быстро повернулся и направил свое оружие в сторону дверного проема с красными портьерами, но там все уже было объято пламенем. Преториус и мертвая девушка в ледяной ванне исчезли.

Подчиненные Горралла потушили пожар и обыскали винный склад. Единственную улику нашел доктор Штайн: раздавленную ракушку рядом с неприметным люком. Крышку подняли, под ней на глубине нескольких локтей чернела вода. Как определил Горралл, там был проход, ведущий к каналу.

Мертвая девушка не выходила из головы доктора Штайна: ее ледяная кожа, внезапное пробуждение к жизни и замешательство в глазах. Горралл полагал, что это была лишь видимость жизни: мол, тело наверняка сохраняли от тления дубильными веществами, блеск глаз – следствие капли глицерина, а розовый цвет губ – пигмент, вроде пудры, изготовляемой венецианскими аптекарями из толченых жуков.

– Публика уже готова была поверить, что увидит ожившую девушку, и в колеблющемся свете факелов всем начало казаться, что она действительно движется. Надеюсь, вы выступите свидетелем обвинения?

– Я же дотрагивался до нее, – возразил Штайн. – Она отнюдь не была забальзамирована, кожа оставалась мягкой.

– Зимой мясо прекрасно сохраняется в снегу, – парировал Горралл. – А еще говорят, что в далеких индийских странах существуют факиры, умеющие впадать в такой глубокий транс, что не подают никаких признаков жизни.

– Она не из Индий, капитан, и мы оба это знаем. Меня больше интересует, зачем ему понадобился тот аппарат, столь грубо сработанный, что выглядел настоящим.

– Я этого Преториуса из-под земли достану, – пообещал Горралл, – и у нас будут ответы на все вопросы.

Однако когда пару дней спустя они встретились, и доктор Штайн поинтересовался ходом расследования, англичанин только покачал головой:

– Меня отстранили от этого дела. Отец девочки завалил жалобами Большой совет, но друзей у него там не оказалось. Больше я ничего не могу вам сообщить, – Горралл сплюнул и с горечью прибавил: – Вот так-то, любезный Штайн. Служишь им двадцать пять лет верой и правдой, может быть, тебя даже когда-нибудь сделают полноправным гражданином, но они никогда не подпустят чужаков к своим секретам.

– Видимо, кто-то из сильных мира сего поверил утверждениям Преториуса.

– Хотел бы я сказать то же самое и о себе. А вы-то верите ему, доктор?

– Разумеется, нет! – воскликнул доктор Штайн, однако покривил душой.

Он решил во чтобы то ни стало сам докопаться до истины. Ему нужно было знать правду. Вовсе не потому, что когда-то перепутал ту девушку со своей дочерью, говорил он себе. Интерес был чисто профессиональным: если смерть – явление обратимое, тогда Преториус сделал бесценное для врачебной практики открытие. А дочь тут совершенно ни при чем.

Сначала он осторожно расспрашивал коллег по городскому госпиталю, затем – в гильдии врачей и в недавно открывшемся госпитале Арсенала. Именно глава последнего, единственный из всех, не отказался поговорить на эту скользкую тему, приватно предупредив Штайна, что у человека, которого тот разыскивает, имеются могущественные покровители.

– Я об этом слышал, – ответил доктор Штайн и безрассудно добавил: – Мне бы только узнать, кто они!

Глава госпиталя был напыщенным выскочкой, занявшим должность благодаря интригам, а не собственным научным заслугам. Штайн хорошо видел, что его так и распирает от желания похвастать своими связями, но в итоге глава сказал только:

– Знание – опасная штука. Если вы, тем не менее, хотите что-нибудь разузнать, начните с низов, а не с верхов. И не переоценивайте себя, доктор.

Штайн вскипел, но сдержался.

Всю ночь он обдумывал эту сложную задачу. Венеция была городом тайн, а он – бесправным иностранцем, да еще и прусским евреем в придачу. Начни он розыски, его легко могут принять за шпиона, и тогда даже Горралл не сможет его выручить. К тому же провал с арестом Преториуса вряд ли расположил начальство в пользу бравого капитана.