Он ощупал кожу на ее руках, надавил на ноготь, потом большим и указательным пальцами смежил ей веки и бережно накрыл одеялом.
– Она умерла меньше часа назад, – сказал он Горраллу. – Признаков насилия нет, а судя по наличию пены во рту я заключаю, что она захлебнулась.
– Значит, самоубийство, если только кто-то не столкнул ее в воду. Полагаю, причина, по которой удрал женишок, самая что ни на есть банальная. Хотите пари, доктор?
– Мы оба знаем ее историю. Я могу определить, носила ли она под сердцем дитя, но не здесь.
– Совсем из головы вон, что ваш народ не заключает пари, – улыбнулся Горралл.
– Напротив. Но, боюсь, в данном случае вы совершенно правы.
Горралл приказал своим людям доставить тело в госпиталь. Те перенесли труп в гондолу, а капитан сказал Штайну:
– Предположим, она выпила для смелости, после чего бросилась в воду. Но не в этом же мелком каналишке? Самоубийцы предпочитают более впечатляющие места, чаще всего те, где они встречались со своими любимыми. Надо будет обыскать мост Риальто. Во-первых, это единственный мост через Гранд-канал, а во-вторых, отлив идет с той стороны. Но там бродят толпы народу, и если мы не поторопимся, какой-нибудь бродяга утащит и бутылку, и записку, которую она могла оставить. Пойдемте, доктор. Надо выснить, как именно она умерла прежде, чем явится ее папаша и примется задавать вопросы. Мне требуется что-нибудь, что я смогу ему предъявить, пока он не надумает мстить.
Если девушка и прыгнула с моста Риальто, записки она не оставила. Или же бумажку украли, как и предсказывал капитан. Они со Штайном поспешили в городской госпиталь, однако тело еще не доставили. Не привезли его туда и позже. Час спустя, городской патруль обнаружил затопленную гондолу. У одного стражника шея была разрублена мечом, другого свалили ударом дубинки по голове, и он ничего не помнил. Утопленница исчезла.
Горралл рвал и метал. Подчиненные, все до единого, были отправлены на поиски похитителей трупов, обнаглевших настолько, что отважились напасть на ночную стражу. Капитан клялся, что когда он их изловит, они дружно отправятся на галеры, до конца жизни петь фистулой под кнутом надсмотрщика. Однако его поиски успехом не увенчались. Похолодало еще сильнее, и эпидемия плевритов прочно привязала доктора Штайна к стенам госпиталя. О девушке он не вспоминал до тех пор, пока неделю спустя к нему не явился капитан.
– Она жива, – сообщил Горралл. – Я ее видел.
– Скорее, другую, очень на нее похожую, – на мгновенье доктор Штайн подумал о своей дочери, бегущей ему навстречу с раскрытыми объятиями. – Я не мог ошибиться. Пульс отсутствовал, в легких была вода, а тело – холодно как камни, на которых оно лежало.
– Ну, значит, она разгуливает по городу мертвой, – сплюнул Горралл. – Вы хорошо помните, как она выглядит?
– Как сейчас вижу.
– Она была дочерью парфюмера, некоего Филиппо Ромпиязи, члена Большого совета. Хотя там имеют честь состоять аж две тысячи пятьсот человек, Ромпиязи, по моему мнению, наименее значительная фигура. Отпрыск благородной фамилии, так низко павшей в трудные времена, что им пришлось научиться торговать.
Англичанин ни в грош не ставил многочисленную венецианскую аристократию, которая, по его мнению, слишком увлекалась интригами для получения преференций от республики, вместо того, чтобы играть свою роль в управлении.
– И все же, – Горралл задумчиво поскреб бороду и искоса глянул на доктора Штайна, – мне не по душе, что дочь венецианского патриция бродит по округе после того, как была официально признана мертвой осмотревшим ее врачом.
– Мне ведь за это не платят, – напомнил Штайн.
– А зачем платить тому, кто не в состоянии отличить живого от мертвого? – Горралл вновь сплюнул. – Докажите, что я ошибаюсь, и я заплачу вам из собственного кармана. Имея в качестве свидетеля такого уважаемого хирурга, я смогу наконец распутать это проклятое дело.
Девушка находилась в доме у одного шарлатана, именовавшего себя доктором Преториусом, хотя Горралл не сомневался, что это не настоящее его имя.
– В прошлом году его изгнали из Падуи за занятия лечебной практикой без лицензии. Перед тем данный персонаж успел посидеть в миланской тюрьме. Я положил на него глаз этим летом, когда он прибыл в порт на прусском угольном балкере. Месяц назад Преториус исчез из виду, я уж было понадеялся, что он стал головной болью капитана стражи какого-нибудь другого города, однако чертов мошенник опять всплыл на поверхность. И теперь нагло заявляет, что девушка – чудесный пример эффективности его нового метода излечения.
Шарлатанов в Венеции хватало. Каждое утро и вечер на площади Сан-Марко собирались пять или шесть этих типов, туманно расхваливающих невероятные достоинства своих странных аппаратов, порошков, эликсиров, декоктов и тому подобной чепухи. По мнению доктора Штайна, Венеция привечала подобных безумцев по причине гнилостных миазмов с близлежащих болот, одурманивающих разум горожан. Которые, ко всему прочему, были самыми тщеславными людьми из всех, коих ему доводилось встречать, поэтому они с готовностью клевали на обещания продления жизни, молодости и красоты.
В отличие от мошенников с Сан-Марко, доктор Преториус предпочитал тайно принимать поклонников своего таланта. Он снял пустующий винный склад у прусского фондако – гостиного двора в той части Венеции, где корабли теснятся в узких каналах, а каждое второе здание – купеческий склад. Даже проходя здесь рядом с капитаном городской стражи, доктор Штайн тревожился, чувствуя множество глаз, шарящих по желтой звезде, которую он носил на своем сюрко по местному закону. Как раз на днях напали на синагогу, а мезузу[77] на дверном косяке одного почтенного банкира измазали поросячьим дерьмом. Рано или поздно, если похитителей трупов так и не поймают, толпа примется громить дома состоятельных евреев под предлогом поисков и уничтожения мифического Голема, существовавшего, разумеется, лишь в их воспаленных мозгах.
В сопровождении по крайней мере пяти десятков человек, в основном – богатых старух со слугами, Горралл и Штайн перешли через высокий арочный мост, под которым тихо текла темная вода. Заплатили негодяю в будке по сольдо с каждого за оказанную им высокую честь и, миновав ворота, оказались во дворике, освещенном чадящими факелами. Будочник запер за ними ворота на ключ, и в высоком дверном проеме, украшенном красными лентами, появились две фигуры.
Первая принадлежала высокому мужчине во всем черном, зато с пышными белой шевелюрой. Позади него находилась женщина в светлой одежде, полупогруженная в некое подобие ванны, заполненной колотым льдом. Ее голова была склонена, лицо совершенно скрывали свесившиеся пряди. Горралл толкнул доктора Штайна в бок и шепнул, что это и есть та самая девушка.
– По-моему, она мертвее мертвого – раз может не трястись от холода, сидя в полной льда ванне.
– Не торопитесь, – сказал Горралл, закуривая вонючую сигариллу. – Понаблюдаем еще.
Поприветствовав собравшихся, седовласый доктор Преториус разразился сумбурной речью, к которой Штайн не особенно прислушивался, уделив основное внимание самому оратору. Преториус был тощим, смахивающим на птицу человеком с умным морщинистым лицом и темными глазами, прячущимися под кустистыми бровями. Эти брови сходились на переносице, когда их обладатель старался особо подчеркнуть какую-то мысль. Он то и дело пожимал плечами, похохатывал над собственной беззастенчивой похвальбой и имел привычку тыкать в аудиторию длинным указательным пальцем. Доктор Штайн заключил, что этот Преториус сам не верит своим словам. Странная черта для шарлатана.
Если вкратце, речь Преториуса гласила, что он имеет честь представить собравшимся истинную Невесту моря, недавно скончавшуюся женщину, которую ему удалось вернуть к жизни благодаря древней египетской мудрости. Путь к овладению тайным знанием был долог и опасен, но он, Преториус, его преодолел, чтобы принести людям плоды науки. Оратор заверил, что усовершенствованная им метода способна победить не только смерть, но и старость, ибо что есть старость, как не медленная победа смерти над жизнью? На этом месте Преториус щелкнул пальцами и предложил публике собственными глазами убедиться, что в данный момент Невеста моря мертва. Ванна, будто послушно подчиняясь его приказу, двинулась вперед, под свет факелов.
