За стенами больницы – такой унылой и серой, что скорее походила на тюрьму, чем на место, где лечат, – нависла мгла. Даже всегда радовавшие глаз городские пейзажи, открывавшиеся с моста между Ричмондом и Сан-Рафаэлем, казалось, сокрыл мрак. Шанс провел остаток дня в маленькой, чрезмерно теплой кухне бывшего стоматолога. Его нанял дальний родственник последнего, заподозрив, что имеет место ненадлежащее обращение с престарелыми, и попросив оценить, насколько старик уязвим для чужого влияния. Пациенту, Уильяму Фраю, который, впрочем, предпочитал, чтобы к нему обращались «док Билли», было девяносто шесть лет. В каждом ухе он носил слуховой аппарат и дышал с помощью кислородного баллона. Когнитивные и психологические тестирования растянулись на несколько часов. К тому времени, как Шанс снова оказался на улице, вызывающей такую же клаустрофобию, как крохотная кухонька дока Билли, послеобеденное время сменилось потемками, тротуары стали влажными от докучливого тумана, который Шанс в былые годы даже счел бы романтичным. Возвратившись в свою квартиру, он узнал из письма, что налоговое управление только что наложило арест на все средства, которые предстояло получить от продажи дома.

Было уже довольно поздно, но Шанс смог дозвониться до своего адвоката. Ситуация выглядела следующим образом: после бухгалтерской ревизии маленькой фотостудии его вскоре бывшей жены ее деятельностью заинтересовалось государство. Сам Шанс пару лет вкладывался в этот бизнес, чтобы помочь ему встать на ноги. Теперь все выглядело так, что эти деньги не учтены должным образом. У него нашли неподтвержденные расходы, у жены – не представленные в отчетах поступления. Будучи в браке, они подавали совместную налоговую декларацию, а теперь, расставаясь, оказались оба замазаны. Единственная разница между ними заключалась в том, что у него были деньги, пусть их общая сумма сейчас все уменьшалась и уменьшалась, а у нее – нет. Государство насчитало налоговых задолженностей и пеней на общую сумму в двести тысяч долларов. И, конечно, его ждали новые счета от юристов, которые всем этим занимаются. Он поблагодарил адвоката и повесил трубку.

Шанс сел, держа в руках письмо из налоговой – пальцы дрожали то ли от ярости, то ли от стресса, то ли от страха, – не в силах прогнать ощущение, что его бывшая супруга, самый близкий человек, мать его ребенка, сдала мужа. «Беда, чтоб ее, одна не приходит», – сказал он в никуда, почти сразу с известной долей досады представив, как нечто подобное могла бы сказать его мать. И как бы он возненавидел ее за это, за банальности и клише, за раздражающие назидания. Но потом решил, что все идет как должно… если протянуть на Земле достаточно долго, то в качестве награды превратишься в человека, которого презирал большую часть жизни…

Шанс взял из шкафчика над холодильником бутылку вина, купленную за три доллара в супермаркете «Трейдер Джо», нашел из чего пить, уселся в своей маленькой кухоньке, которая была лишь чуть-чуть менее тесной, чем у доктора Фрая, и взялся за отчет:

И это все, на что он оказался способен. На большее не хватило духу. Только не сегодня. Вместо этого он принялся потягивать вино из до нелепости большого бокала, в котором когда-то давно смешивали коктейль «Ураган» из нью-орлеанского бара, – другой чистой стеклянной посуды Шанс так и не нашел, хотя искал долго. Он думал о том, что жена сдала его. Думал о Жаклин Блэкстоун и ее разбитом лице. Думал о тьме в людских сердцах. Вспомнил кое-что из сказанного доктором Билли во время их долгого послеобеденного бдения: «Вы не можете представить, каково это… девяносто два сраных года, и вдруг ты впервые влюбился. Деньги просто перестают иметь значение».

Шанс думал, что может легко представить, как чувствует себя человек, которому исполнилось девяносто два сраных года. К несчастью, это никоим образом не уменьшило его тревогу из-за собственных трудностей. Взгляд Шанса упал на французский гарнитур, громоздившийся в углу крошечной гостиной, и он решил продать его незамедлительно, и за самую большую сумму, которую только удастся выручить. И к такой-то матери все последствия. Это была совершенно несвойственная ему опрометчивость. Позднее он винил в своем решении дешевое вино в сочетании с тем простым фактом, что не смог тогда найти подходящего чистого стакана.

На следующий день была суббота, и он добрался до «Старинной мебели Аллана» сразу после восхода солнца. В салоне оказалось еще темнее, чем в предыдущие визиты, и так тихо, словно тут никого нет, хотя парадная дверь, выходящая на улица, была, как всегда, открыта. Он вошел. Голоса Карла не услышал и найти старика не смог. Он уже подумал, не встретит ли где-то тут кожаного курильщика крэка, но и тот отсутствовал. Шанс прошел к большому столу, у которого они рассматривали на ноутбуке фотографии его мебели, наудачу поздоровался в пространство, не получил ответа и двинулся в заднюю часть магазина.

Мерцающий голубой свет из дыры в стене привел его к мастерской Большого Ди. Подойдя ближе и заглянув в оконце, он увидел самого гиганта, который с портативной горелкой трудился над сияющим куском металла. Шанс немного подождал, наблюдая за работой. В этой сцене чувствовался какой-то архетипический аспект, который чем-то успокоил Шанса, и он, не желая мешать, смотрел, как большой человек, используя инструменты своего ремесла, решает поставленную перед ним задачу. Было в этом нечто безусловно материальное, относящееся к иным, ранним, а значит, возможно, более простым временам. Впрочем, Шансу тут же пришло в голову, что простые времена – понятие скорее ностальгическое, чем историческое, потому что жизнь на планете Земля никогда не была простой.

Он дождался, пока Ди прервется, и постучал по стене, чтобы привлечь его внимание. Ди положил вещь, над которой трудился, на верстак и подошел к оконцу, на ходу сдвинув на лоб ручищей в перчатке затемненные защитные очки.

– Док Шанс, – сказал он. Лицо его раскраснелось от трудов, по щекам струился пот, но голос был ровным и безразличным, как будто присутствие посетителя его вовсе не удивляло или удивляло совсем мало.

– Здравствуйте, Ди, – отозвался Шанс, надеясь, что говорит жизнерадостно. – Карл здесь?

– Сегодня он остался дома.

– Он здоров?

– Малость прихворнул, – ответил Ди.

Здоровяк был одет так же, как в день их знакомства, но без куртки, демонстрируя футболку с обрезанными рукавами, из которой торчали руки такой же толщины, как ноги Шанса. Надпись на футболке теперь тоже была видна – кровавые буквы гласили: «Искусство клинка».

– А-а, – Шанс засомневался, раздумывая. – Ну, полагаю, вы, наверно, тот человек, с которым мне все равно надо будет переговорить, хотя бы для начала. Вы помните мебель, которую мы вам показывали.

– Помню. Вы решили, что хотите ее починить?

Шанс улыбнулся формулировке здоровяка.

– Полагаю, можно и так сказать. Мне нужно знать, сколько это будет стоить, если придется платить авансом, или мы как-то это решим, когда вещи будут уже проданы?

– Оплату вы должны обсуждать с Карлом.

– Конечно. Как думаете, он появится в ближайшее время? Надеюсь, с ним ничего серьезного?

– Все будет нормально. Думаю, он появится через день-другой.

– Думаю, меня устроило бы, – сказал Шанс, – если бы мне не нужно было ничего предпринимать. Я бы просто привез мебель сюда. Уверен, мы как-нибудь договоримся. – Теперь, столкнувшись с незначительным препятствием, он понял, как сильно хочет продать гарнитур, и тут же добавил: – Только мне нужно помочь с перевозкой. У Карла должен быть кто-нибудь, кто этим занимается.