— И для меня, — негромко проговорил Лейно, глядя на нее, стоявшую перед покойным. — Мы работали вместе в космосе, там, где человек должен доверять своему напарнику. На Деметре мы отдыхали, плавали, встречались на вечеринках… — Голос его умолк.

Она кивнула:

— То, что происходит между мужчиной и мужчиной, женщина понять не в состоянии… Но чувства эти драгоценны.

Полупьяный, он бросил ей:

— Ну а между мужчиной и женщиной?

Она обернулась, чтобы погладить лицо, некогда принадлежавшее Зарубаеву.

— Для этого найти истинные слова труднее, сколько бы ни старались поэты. — Взгляд ее обратился к Лейно. — Да, нас с Сергеем связывало больше чем просто удовольствие. — Молодой человек молчал. — Они никогда не понимали его, — проговорила Кейтлин, задержав дыхание. — Его считали скучным, а он был только застенчивым. О, каким веселым он был, почувствовав себя раскрепощенным! Его считали практичным, как машина. Но я помню ночь, когда мы выставили за дверь телескоп и затерялись в вечности, тогда он начал говорить об Иных. Он полагал, что они не могут игнорировать нас, как это кажется, но относятся с сочувствием и заботой, которые по молодости человечество еще не в состоянии ощутить.

Она умолкла и потом сказала:

— Но я заговорила тебя, когда ты пришел попрощаться с ним. Доброй ночи, Мартти Лейно.

— Нет, — он поднял ладонь, останавливая ее. — Прошу тебя, останься. Я не знаю никого другого, кто был бы так близок к нему. — Он прикоснулся костяшками пальцев к глазам. — Прости меня. Могу я спросить, что ты делала здесь?

— Ничего особенного. Он настаивал:

— Ты пела?

Кейтлин расправила плечи:

— Да, это так, я пела песню, как это делают в ирландском селе. Не следует делать это прилюдно, не таковы обычаи моих друзей на борту. Спокойной ночи.

Он протянул руку, преграждая ей путь.

— Прошу вас, миз Малрайен… Кейтлин… пожалуйста, не уходи. Ее зеленые глаза встретили его голубой взгляд.

— Почему?

— Потому что я сказал тебе, что у нас тяжелая потеря… а в кают-компании поют Киплинга. Что же пела ты?

Она прикрыла глаза ресницами.

— Просто охлан, плач по мертвому.

— Ты закончила его?

Она поглядела на него мгновение и решила:

— Да, раз ты этого хочешь. Пусть он услышит песню.

Они уселись по противоположным сторонам одра. Мерцали огни, тени шевелились внутри, шумели вентиляторы. Негромкие звуки, негромкий стук машин казался на месте. Пальцы Кейтлин выводили мелодию «Лондондерри Эйр»:

Я была вороном. Мои первые неясные сны окончились голодом, когда вселенная вдруг сделалась пустой. В гневе я забарабанил в перегородку, и она разлетелась, а за ней оказался день… день, наполнявший глаза мои ослепительным светом. Призывая пищу, я открыл рот навстречу ему. Крылья затенили меня, твердый и большой клюв всунул пищу в мой раскрытый рот, и любовь втекла в мои внутренности. Скоро я ощутил, что меня окружают голые братья, требовательно открывавшие рты.

На нас вырастали перья, и мы проводили много времени, блаженно восхищаясь их блестящей чернотой. Но вскоре наши родители вывели нас из гнезда. После первого дивного ужаса и бурных взмахов крыльев я увидел, как ветер поддерживает меня, и почувствовал силу в своих распростертых крыльях. Я вбирал воздух в себя, взмывал, пикировал, скользил, блаженствовал. Небо было моим, вся земля подо мной была готова пасть жертвой моих набегов. Конечно же, я принадлежал к стае и имел собственное место в ее рядах, знал и редкие обязанности; например, нужно было следить за ястребами, и за людьми, когда мы посещали земли за пределами наших лесов. Я никогда не хотел, чтобы вещи стали иными. Воронам действительно весело. Мы болтали, ссорились, орали от блаженства, отправлялись в экспедиции, казнили сов, находили съестное, а еще блестящие штуковины, которые таскали домой; нас бесконечно привлекали развалины, оставленные чуждыми существами, мы повелевали их вершинами. В глубинах безлистного холода мы могли извлечь пропитание и под снежной коркой. Но, зеленое шелестящее лето! И моя самка, и мои крохотные птенцы!

Наконец я сделался старым, слабым, медленным, хотя смутно понимал это. Однажды лис поймал меня на земле. Я вырвался из его челюстей, но кровь текла из моего тела, и я больше не мог летать. Обнаружив чащу, я распростерся на влажной земле, пахнувшей грибами… Отрезанный от неба, я тяжело дышал, а тьма уже пронзала меня своим дуновением. А потом пришел Призывающий, и еще живым я оставил эту страну, где был Птицей.

В каюте, которую заняла Джоэль, зазвонил звонок.

— Войдите, — сказала она.

Бродерсен закрыл за собой дверь. В этой тесной, не имеющей отпечатка личности каюте он казался дважды выше и ярче. Джоэль вдруг ощутила желание.

«Прекрати эту ерунду! — приказала она себе. — Он занят, осунулся, могучие руки повисли по бокам, серые глаза потуплены. Ну а я скоро приступлю к своей истинной работе, и чудо единения вновь охватит меня, а все прочее потеряет значение».

Тем не менее желание чуть волновало ее кровь. Последний раз это случилось восемь, нет, почти десять лет назад, и именно Бродерсен был ее последним любовником на Земле. Она не считала свое безбрачие в экспедиции затруднительным: ведь каждый час, проведенный в бодрствовании, был полон открытий. Идти на эмоциональную привязанность к себе любого мужчины, вся эта докука, когда ей хотелось заниматься делом — так случалось с ней и дома — значило платить слишком высокую цену, чтобы унять зуд, который и без того являлся не часто. «Конечно, я заплатила за это. Кристина… Крис осталась в бетанской земле». Дэн находился в двух метрах от нее.

— Я пришел узнать, как дела, — проговорил он глубоким голосом.

— Хорошо. Спасибо, — отвечала Джоэль, пытаясь успокоиться. — Нам повезло с предусмотрительным капитаном, полностью укомплектовавшим корабль.

— Только предусмотрительным? — Он ухмыльнулся. — Я пытался ухватиться за шанс и решил, что если что-то нарушит мои планы — например, вы вернетесь домой раньше срока, — то я должен быть готов к полету, прежде чем какой-нибудь бюрократ найдет причину отказать мне в разрешении.

Бродерсен огляделся.

— Но мы все равно оказались лопухами, — проговорил он. — А вы, тихо сидевшие в Колесе, еще худшими. Кстати, об одежде для тебя. Пиджин… Кейтлин Малрайен, наш квартирмейстер, будет рада одолжить тебе пару вещей — вы примерно одного размера, — а при первой возможности сошьет что-нибудь для тебя и всех, кто захочет. Она хорошая портниха. Подумай, какое платье ты бы хотела носить?

Джоэль пожала плечами:

— Ты знаешь, что мне все равно, пусть будет только удобным. Поблагодари ее от меня, пожалуйста. Попытаюсь отблагодарить ее лично, но ты знаешь, какая я забывчивая в повседневных делах.