Он ловко вскочил на своего грифона.

- Летим, нас ждут!

Грифон с Ангелом на спине взмахнул крыльями и взлетел над улицей. Аркадий забрался на львиное тело своего грифона, тот покосился на него злым глазом, сделал два гигантских шага по крыше и, не рассчитав шага, сорвался вниз... У Аркадия внутри все оборвалось, сердце ухнуло... но он вдруг легко взмахнул крыльями, взмыл вверх почти перпендикулярно земле... и выправился.

Полульвы-полуптицы взвились над зоопарком. Внизу виднелись клетки и вольеры для животных. Грифон неожиданно издал странный гортанный крик, и Аркадий увидел, как в клетках, проснувшиеся заметались звери мыча и блея, рыча и ухая ему в ответ, жалуясь свободному духу ночи на свою печальную жизнь в неволе.

Ангел парил над Невой, когда его догнал Аркадий. Он уже освоился с высотой и скоростью полета. Страх первых минут улетучился, остался один восторг и изумление. Восторг - от воли, от полета в белой петербургской ночи, а изумление - красотой и величаво-печальным очарованием великого города - здесь на высоте это ощущалось особенно остро.

Огромные животные повернули на восток. Аркадий наслаждался полетом. Никогда в жизни он не ощущал такой упоительной свободы такой легкости во всем теле, такого абсолютного счастья, когда кажется, что тебе подвластно все.

Грифоны стали набирать высоту. Они миновали памятник Петру Первому на вздыбленном коне, сделали вираж над Исаакиевским собором и вдруг один за другим взметнулись к самой его маковке.

Круглая с окнами, смотрящими во все стороны света, маковка Исаакиевского собора вблизи оказалась не такой уж маленькой, как выглядела снизу. Вокруг нее проходил балкон с перилами, грифон Ангела подлетел к нему, чуть задержался на лету, но этого хватило ему, чтобы придерживая одной рукой шляпу, ловко спрыгнуть на балкон. Аркадий со страхом наблюдал за его действиями.

- Сюда! - закричал Ангел, размахивая сорванной с головы шляпой. - Не бойтесь, здесь нет притяжения.

Грифон Аркадия подлетел к балкону, Аркадий глубоко вздохнул и прыгнул. Он медленно опустился на твердую поверхность, Ангел сказал правду, здесь почти не имелось притяжения, а был лишь привычный страх.

Аркадий осмотрелся.

- Ничего себе! - вид, который открывался с самой высокой точки города, изумлял. Отсюда была видна не только центральная часть города, но и новостройки. Сколько хватало глаз - это был Петербург, он был огромен. Миллионы людей спали сейчас или мучились бессонницей в своих постелях, и казалось, Аркадий видел их всех одновременно и каждого в отдельности, вернее не видел - чувствовал. Ангел стоял, глядя в даль, держа в одной руке шляпу с колышущимися, словно живыми перьями; другая рука запахивала белый плащ; горбатый нос, пересекающий щеку шрам - все это придавало ему фантастический вид. И Аркадий подумал, что город и миллионы его жителей могут спать спокойно, когда на город смотрит Ангел.

- Пора, - проговорил он, повернулся и зашагал по балкону, огибая маковку Исаакиевского собора.

Между большими окнами располагалась дверца, Ангел остановился возле нее, постучал условным стуком, она тут же открылась, и он вошел. Аркадий вошел вслед за ним и остановился на пороге.

Они оказались в огромной круглой зале, окруженной гигантскими окнами, между которыми помещались только маленькие простеночки, посередине располагался большой дубовый стол с горящими на нем свечами в высоких канделябрах, тут же стояли хрустальные фужеры с вином. За столом на стульях с высокими резными спинками сидело человек пятнадцать мужчин в старинных средневековых костюмах. Во главе восседал седоволосый человек в белой одежде, похожий на доброго волшебника из сказки, глаза его были закрыты.

"Ничего себе! Это же Ангелы, - подумал Аркадий, изумленно озирая сидящих за столом".

- Мы ждали тебя, Ангел со шрамом, - сказал седовласый старец, не открывая глаз. - Садись.

Аркадий не знал, что делать, чувствуя свой нелепый вид - в пижаме, тапочках на босу ногу - вдруг оказавшись в такой удивительной обстановке среди разряженных людей...

- Садитесь туда.

Его спутник указал на ряд стульев возле окна, там, оказывается, уже сидели люди, которых Аркадий сразу не заметил. Одеты они были довольно разнообразно: на толстой женщине длинная ночная рубашка, на голове бигуди, тут же сидел дворник-гастарбайтер в яркой куртке с зажатой между колен метлой; рядом мужчина в трусах и майке с растерянным видом вцепившийся в капельницу на треноге, из которой пластмассовая трубочка вела к его руке, старушка в черном молельном наряде, застегнутая на все пуговицы беспрестанно крестилась и что-то бормотала... Люди сидели по периметру залы на расстоянии метра друг от друга. Аркадий опустился на свободный стул между дамой в ночной рубашке и гастарбайтером, чувство неловкости за свою пижаму и тапочки сразу прошли, он оказался среди своих.

Между тем Ангелы продолжали начатый разговор.

- ...Строительство этого здания в исторической части города недопустимо, - говорил один Ангел с бокалом красного вина в руке, бокал был у него не для того, чтобы пить, а для того, чтобы чем-нибудь занять руки. - Мы итак позволили разрушить много зданий имеющих художественно-архитектурную ценность.

- Правильно! - воскликнул молодой Ангел с гусиным пером в руке, которым он записывал что-то на большом листе бумаг. Он вдруг вскочил и взмахнул руками, словно собираясь взлететь. - Нужно прекратить разрушение исторической части города. Нужно вообще запретить здесь строить!

Ангел со шрамом передал книгу, которую принес слепому Ангелу, тот, не открывая, положил на нее руку.

- Здесь генеральный план застройки Петербурга. Нужно, чтобы с ним ознакомились все, и на следующий слет высказывали свои мнения и предложения, - резюмировал слепой.

- Я предлагаю поднимать народ, ломать заборы, ложиться под бульдозеры! - вскочил молодой Ангел. - Я за решительные действия. А то пишем в разные инстанции, а толку никакого. Нужно объединить действия антиглобалистов, "зеленых" и другие организации! Только решительные действия могут заставить власти прислушаться.

Потом выступали другие Ангелы с предложениями, их выслушивали, голосовали. Говорили о падении нравов, о влиянии телевидения и интернета на психическое здоровье молодого поколения. По каждому вопросу вскакивал молодой Ангел, призывая разрушить, бунтовать, ложиться под тракторы...

- Да я сам над телебашней летаю, разгоняю сигнал, создаю помехи. Если бы все мы, Ангелы, по очереди летали над телебашней - она вообще бы не вещала! - волновался он.

Говорили о детских домах, о помощи инвалидам... Все проходило мирно и чинно, выступали по очереди, только молодой нарушал общую картину порядка. Поднимали вопросы о петербургских поэтах, музыкантах и художниках, об их тяжелом моральном и материальном положении. Вспомнили и писателей, которых насильно лечат в психиатрической больнице. В том, что культура, особенно литература, гибнет, Ангелы проявили единодушие. Все что говорилось о поэтах и писателях, Аркадию было особенно интересно.

- Так больше продолжаться не может! - горячился молодой Ангел. - Мы должны возглавить культурное восстание! Стране необходима культурная революция!

- Ну, революций нам хватит, - возразил старый седой Ангел. - Революцией наелись. Затем культ личности... Знаем, как все это делается. Они первым делом Ангелов расколотят.

- Культурная революция! - не замечая реплики коллеги, продолжал молодой Ангел. - Нужно Москву поднимать! Она столица, оттуда и начнем.

- Не поднять Москву, - возразил ему другой Ангел. - Тяжелая Москва.

- Нужно московских Ангелов задействовать. Как-нибудь вместе общими усилиями поднимем! - продолжал горячиться молодой.

- С москвичами не договориться, - вмешался в разговор Ангел с бокалом в руке и множеством орденов на камзоле. - Московские Ангелы все как один позолоченные.

- Они даже ночами над Москвой не летают: боятся, что золото с крыльев осыплется, - поддержал его другой. - На себя нужно рассчитывать.