Мы неторопливо двигались по больничному коридору. Доктор, чуть склонившись ко мне, говорил вполголоса: - Вы не поверите, для ваших коллег пришлось открыть целое отделение, это единственное отделение в стране, где мы собрали больных по тематике, других сюда не кладем. Тут и больной, представляющий себя, Быковым, Мелиховым, Глуховским и даже, вообразите, двое Пелевиных, да что там Пелевины! И Дэн Браун лечится!..
- Дэн Браун, это который "Код да Винчи" написал?
- Да, он. И Пауло Коэльо! А уж писателей помельче и не пересчитать.
Мы шли по коридору. Я с интересом разглядывал попадающихся мне на пути больных. Выглядели они, действительно, как переодетые писатели, да многие из них и были похожи на известных писателей.
- Вот видите, видите больной возле стеночки стоит? - дернул меня за рукав Алексей Алексеевич. - Возомнил себя Михаилом Веллером.
- Да он вроде и похож на Веллера, только постаревший сильно, а этому бороду приделать - вылитый Сорокин...А этому бабочку надеть и точь-в-точь Мелихан.
- Так они потому и возомнили себя писателями, что похожи. В зеркало утром посмотрел: "Чем не Быков?!"
Мимо прошел писатель в больничном халате, как две капли воды похожий на Виктора Ерофеева.
Мы вошли в палату, там стояли всего две кровати, одна была пуста, на второй в больничной пижаме сидел мужчина и неотрывно смотрел на толстую тетрадь, зажатую у него в руках.
- А этого больного мы между собой называем "Неизвестный писатель".
- Это как "Неизвестный солдат", - сказал я, остановившись возле больного, - который может быть кем угодно.
- Или кто угодно может быть им, - сказал доктор и тут же улыбнулся доброжелательно. - Да шучу, шучу я...
- Интересно узнать, что у него в голове, какую книгу он сейчас пишет.
- Нет ничего проще. Мы сделали для него исключение и разрешали писать. Видите у него в руках девяноста шести листовая тетрадь. Он пишет в ней все время, пока находится на излечении.
- Давно он здесь?
- Три года. Когда мы пытались отобрать тетрадь, у него начинался приступ бешенства, - доктор наклонился и без усилий вытянул тетрадь из рук Неизвестного писателя. - А сейчас он никак не реагирует на то, что тетрадь у него забирают. Видите?! Никак не реагирует, - он сунул тетрадь обратно в руку Неизвестному писателю.
- Так, может быть, он закончил свой роман? - предположил я.
- Возможно, вы правы. Я наблюдаю его все эти годы. В своей душе он борется с мировым злом. Ему кажется, что вся мировая литература загнана в психиатрическую клинику. Возможно, это развилось от невостребованности читателями его книг, а комплекс неполноценности усугубился и оттого еще, что вокруг него лечатся такие известные писатели.
- Что значит "лечатся"?
- Ну, это я образно говоря. Вы же сами видели, как они на известных писателей похожи? Некоторые похожи до того, что просто не отличишь. Вот он и закомплексовал. А это потянуло за собой и другие расстройства психики. Был, знаете ли, случай, что он убежал из больницы, шлялся где-то полгода, потом вернулся, сам без принуждения вместе со своей тетрадкой. Мы пробовали забрать у него тетрадку, но он приходил в бешенство, и мы возвращали... В сущности в ней нет никакой опасности для него. Кроме того, к нему часто ночами приходит Ангел, и они подолгу беседуют...
- В смысле?
- Ах, Ангел?.. это в его мыслях, в его воображении приходит, конечно, на самом-то деле его нет... Ха-ха! Откуда же Ангелу здесь взяться? Вряд ли они живут в таких странных местах.
- А где они живут, по-вашему?
- В гнездах, наверное, - ответил он, улыбнувшись, и посмотрел на часы. - Ну, вы тут без меня похозяйничайте минут десять, не больше. Его не бойтесь - он безобиден, а я скоро вернусь.
Доктор поправил сползшие очки и вышел, прикрыв за собой дверь.
Неизвестный писатель сидел все так же без движения, глядя в пространство, я наклонился и заглянул ему в лицо. Оно было худое, осунувшееся, но чем-то очень знакомое мне.
- Ну-ка, а что у вас в тетрадке... - я аккуратно, чтобы не побеспокоить больного, вытащил из его рук тетрадь, он даже не пошевелился, продолжая смотреть неизвестно куда.
Пролистнул ее... Из тетради вдруг выпало что-то красное, я машинально нагнулся и поднял с пола большую искусственную розу, какие вплетают в волосы девушки. Я посмотрел на больного, но тот никак не отреагировал. Снова пролистнул тетрадь, она вся была исписана мелким, но разборчивым почерком. Открыв ее в середине и пробежав глазами несколько фраз, опустился на кровать напротив Неизвестного писателя и раскрыл тетрадь на первой странице...
В самом исчезновении писателя Виктора Пелевина не было бы ничего странного: как человек своеобразного поведения, он пропадал часто, без видимых причин и не был любителем гламурных тусовок. Кроме всего прочего, он нередко отлучался в зарубежные поездки, и на исчезновение его можно было бы не обратить внимания, если бы не последовавшие за этим странные события...
Перевернул страницу, потом еще одну... Я знал все, что написано в тетради, знал почти наизусть. Я захлопнул ее, зажал в руке...
- Что это? - Я обвел себя взглядом. - Что это?..
На мне была больничная пижама, тапочки... Я сидел, зажав в руке фальшивый цветок моей возлюбленной Анжелы и толстую тетрадь, содержание которой знал наизусть... Медленно поднял голову...
На соседней кровати напротив меня сидел Ангел со шрамом.
- Я за вами, - сказал Ангел. - Книга, написанная вами, закончена. Закончена и книга, написанная о вас... - Ангел задумался на мгновение, - или, быть может, вы сами написали свою книгу. Так или иначе, но нам пора.
Он поднялся, протянул мне руку.
- Помните, я говорил, что смерть это не выход: смерть это вход, где все только начинается. Там светло и радостно, там ждет вас Анжела и вас никто уже не разлучит никогда. Это говорю вам я, Ангел. А Ангелы не умеют лгать.
