Ангел, молча, смотрел в глаза Аркадию.
- Почему? - повторил тот.
- Я расскажу вам притчу, - помолчав, начал Ангел. - Душа умершего попала на небо. Посмотри отсюда на свою жизнь, - сказал Бог. - Видишь, через всю жизнь идут твои следы.
- А чьи следы рядом с моими? - спрашивает душа.
- Рядом с твоими - мои следы, - ответил Бог. - Ведь я всегда был рядом с тобой, я помогал тебе идти через эту жизнь.
- Скажи, - спросила душа, - а почему вот здесь, в самые тяжелые и страшные моменты моей жизни на земле, только одни следы. Почему тебя не было со мной? Где был ты?!
- Как ты не понимаешь, ведь там я нес тебя на руках, - ответил Бог.
Три дня, борясь с ядом черной мамбы, я находился между смертью и жизнью. Врачи говорили, что организм у меня редкий: другой бы давно отказался жить. В палате возле меня сутками дежурила Анжела. Как я узнал позднее, ей удалось бежать из больницы через морг, теперь, как и я, она была вне закона, ее тоже искали. Жила она на Петроградской, в мастерской у художницы Лизы, подруги Макса. Несмотря на переливания крови, бесконечные капельницы и уколы, у меня начали выпадать волосы по всему телу, кровь шла горлом, слезали ногти и кожа. Анжела успокаивала, что внешность у человека не главное, особенно для мужчины. Я на удивление быстро шел на поправку и уже через десять дней вставал и расхаживал по больнице, а еще через десять дней меня выписали.
А потом мы с Максом, Андреем и Анжелой, собравшись в мастерской у художницы Лизы, думали, что делать. Всем было понятно - нас с Анжелой не оставят в покое, и врачей как-то нужно обмануть...
Это Макс предложил нас похоронить.
Решили хоронить нас с Анжелой для натуральности реализма живьем, чтобы уж ни у кого сомнений не возникло. План похорон был продуман до мелочей. Собирались для моего спокойствия положить мне в гроб и мою толстую тетрадь с последним романом. А Макс, как человек оригинального умосложения, обещал снабдить нас с Анжелой фонариками и средствами связи, подбросив нам мобильные телефоны, по которым мы смогли бы, лежа каждый в своем гробу, поболтать между собой, заказать пиццу с доставкой, связаться с Максом или вообще с кем угодно - все было бы не так скучно ждать, пока отроют. А когда все убедятся, что мы под землей, Андрей с Максом ночью пришли бы с лопатами, откопали нас. И все вышло как нельзя лучше.
Так бы и сделали, но у меня, как назло, разыгрался страшный насморк, и я испугался, что в самый торжественный момент прощания со мной, усопшим, могу не удержаться и чихнуть в гробу или расчихаться от пыли, когда крышку уже заколотят, стукаясь в нее лбом и смущая прощающихся. Потом были предложения сделать мою куклу, а Анжелу для натуральности закопать живьем одну. Но тут уж я запротестовал, категорически заявив, что одну я ее в могилу отпущу только через мой труп. Поэтому решили делать наших двойников. С дублерами пришлось повозиться. Лиза создавала наши головы из папье-маше, стараясь добиться фотографического сходства с оригиналами. Сделает, раскрасит... Нет, не похоже! - и сминает неудачную морду сильными руками ваятельницы. В конечном итоге старания ее не прошли даром, и она сделала замечательную голову Анжелы. "Это моя лучшая работа, - говорила Лиза, то так, то этак вертя голову в руках. - Лучшего у меня ничего не будет". И в последний момент даже отказалась класть ее в гроб. Еле уговорили, пообещав темной-претемной ночью отрыть дивное творение. Но Лиза понимала, что это неправда и, глядя, как ее детище уходит навсегда в землю, плакала на наших похоронах натуральнее всех.
А полосу удавленницы на шее Анжелы нарисовали для прикола, на этом настоял Макс; он даже водил Лизу в криминалистический морг, где работал у него знакомый фотограф Сергей Подгорков, показывать удавленников, чтобы натуральнее выглядело. Иначе, отчего она умерла, а так понятно - от несчастной любви и умерла.
Но Макс по задуманному плану все-таки сунул мне в гроб свою старую трубку, хотя и уверял, что не заряженную.
А памятник двух обнявшихся Ангелов случайно обнаружил Андрей. После того как решили нас хоронить, он зашел в кладбищенскую мастерскую и вдруг среди плит увидел дивной красоты и достоверности памятник, изображавший двух Ангелов. Памятник оказался бесхозный, заказал его человек в черном со шрамом на щеке, говорили, принес фотографии, просил добиться максимального сходства, оплатил работу, а за заказом не явился.
В смерти нашей вообще все складывалось как нельзя лучше.
Так мы умерли, окончательно покончив с прошлым, и хотя даже спустя год волосы на моей голове так и не отросли, зато наросла новая кожа на лице, но я стал мало походить на себя прежнего. Правда, Анжела говорит, что мне так даже лучше. Мы живем с Анжелой душа в душу в психиатрической больнице. Не на отделении, а в квартире, выходящей дверью в больничный коридор. Сначала мы снимали маленькую комнатушку, в которой раньше жили гастарбайтеры. Всемирный кризис и голод выгнали их обратно на теплую родину. А потом, когда умерла старушка, переселились в ее комнату на правах хозяев, оформив ее через взятку управдому. Новые документы нам достал Вахромей-электрик от умерших сумасшедших, так что по документам мы носим другие имена, и никто нас теперь не найдет. Анжела устроилась бухгалтером и получает немалую зарплату. А я работаю охранником в частном охранном предприятии. Начальство меня хвалит за то, что я не пью на работе, как другие охранники.
Литературу я не бросил и продолжаю писать роман о своей жизни и приключениях в толстой тетради, которая прошла со мной психиатрическую больницу, и которую мне удалось сохранить даже в самые трудные дни.
А недавно я стал делать вылазки на отделение, где лечат чисел. Переодевшись в больничную пижаму, я брожу по коридорам, прикидываясь числом, и пытаюсь завербовать в тайное литературное сообщество сторонников среди вольнодумных больных. Но мне это удается плохо: на мои уговоры поддаются немногие, им спокойнее и удобнее оставаться числами. Но некоторые слушают с интересом и вниманием. У меня даже появились последователи. Они ходят за мной по психбольнице и с интересом слушают, что я говорю. А недавно один санитар, известный своей жестокостью, поговорив со мной, бросил на пол резиновую дубинку, сорвал халат, растоптал его и тоже теперь ходит за мной в простой больничной пижаме, втихаря записывая все, что я говорю. Последователей у меня пока немного - всего двенадцать, но я верю, что придет время, когда все начнется заново, с чистого тетрадного листа, и тогда вначале будет Слово.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
- Проходите, пожалуйста, - Алексей Алексеевич в белом халате распахнул дверь, пропуская меня вперед. - Это честь, что на экскурсию в наше отделение пришел писатель. Вы собираетесь писать о психиатрии? Очень рекомендую ознакомиться с книгой видного психиатра начала двадцатого века Каннабиха "История психиатрии", очень поучительная книга.
- Я знаю эту книгу, - сказал я, застегивая на ходу верхнюю пуговицу докторского халата, который мне выдали при входе на отделение. - Психиатрия, на мой взгляд, самая мрачная страница в истории человечества.
- Совершенно с вами согласен. Сейчас лечение больных переменилось, они содержатся в удовлетворительных условиях. Но некоторые способы лечения, используемые в прошлом, с успехом применяются и по сей день.
Поднявшись по лестнице, Алексей Алексеевич открыл дверь, и мы вошли сначала в небольшой холл, оттуда - в светлый больничный коридор.
- Вам как писателю, наверное, будет особенно интересно посмотреть отделение, где мы лечим больных, возомнивших себя вашими коллегами, известными писателями, - остановился он в начале коридора. - Только прошу не вступать с ними в разговоры, это может быть для вас опасно.
