- Фамилия, имя, отчество, дата, место рождения... - безразличным голосом задавал вопросы один из сидящих за столом.
Я отвечал. При каждом моем ответе на столе у них начинали мигать разноцветные лампочки на приборах: красный, желтый, зеленый...
- Отныне вы занесены в картотеку под номером Четырнадцать Пятнадцать. Запомните - Четырнадцать Пятнадцать, - чеканя каждое слово, проговорил тот же голос.
Дальше говорили все по очереди, почти без пауз, громкими бесстрастными голосами, а я переводил слезящиеся от яркого света глаза с одного на другого, но различал только их тени.
- Поздравляем, вы попали в наш проект по оздоровлению общества.
- Мы ознакомились с вашими книгами, Четырнадцать Пятнадцать.
- Конечно, не со всеми.
- Но нам этого было достаточно.
- Мы считаем, что вам, Четырнадцать Пятнадцать, следует пройти курс лечения в нашей клинике.
- Усиленный.
- Мы отучим вас, Четырнадцать Пятнадцать, от привычки писать. Говорить, говорить нужно!
- В нашей клинике лечится много ваших бывших коллег.
- Вы случайно не влюблены, Четырнадцать Пятнадцать?
- Это может сильно осложнить картину выздоровления.
- Вы не обманываете нас, Четырнадцать Пятнадцать?..
Глаза слепил свет прожекторов, от круговорота нескончаемых вопросов, я не мог сосредоточиться, тело, словно кололи тысячи иголок, кружилась голова... Я собрал в себе силы и вдруг выпалил то, что сейчас волновало меня:
- Но как же читатели, ведь они знают писателей в лицо!! - и почему-то добавил: - И меня знают.
И снова те же бесстрастные, будто неживые голоса друг за другом без промежутка и перерывов, словно отрепитировано заранее:
- Об этом вам, Четырнадцать Пятнадцать, не следует беспокоиться.
- Об этом уже побеспокоились без вас.
- Читатели не пострадают - им уже приготовлена достойная замена писателей. Не забывайте, что мы живем с вами в демократическом обществе.
- Книги уже пишут, а писателям создают новые достойные писателей биографии.
- На смену скучным патологическим уродам.
- Хроническим алкоголикам, гомосексуалистам и наркоманам.
- Придут симпатичные, аккуратные, модно одетые гламурные писатели и писательницы.
- Которых не стыдно показать с телевизионного экрана всей стране.
- Которые будут следить за своей внешностью, вовремя делать эпиляцию и подтяжку лица.
- Писать понятные всем книги.
- Это проект. Вы понимаете, это проект.
- Так вы в проекте?
Я сделал над собой невероятное усилие, чтобы произнести это фразу. Не знаю почему, но именно то, что я хотел сказать, казалось мне сейчас главным, сутью всего:
- А история?! Как вы представите их в истории человечества?!
И снова все так же без пауз:
- Об истории уже побеспокоились. Историю есть кому писать.
- И переписывать...
- Когда проект перестанет приносить прибыль, бренд-менеджеры напишут биографию автора.
- С определенным количеством несчастной любви, с выверенным перечнем хороших и плохих поступков.
- Сама жизнь автора будет увлекательным романом.
- Это дело бренд-менеджеров, у них есть все необходимые материалы.
- Как в Макдоналдсе, у каждого свои четко определенные места и обязанности.
- Литература теперь это тот же "Макдоналдс". То же быстрое питание.
- Вы понимаете, что работа в проекте накладывает на вас, Четырнадцать Пятнадцать, определенные обязательства.
- Которые вы должны выполнять неукоснительно.
- Иначе вы будете наказаны.
- Для этого вы подпишите обязательство. Вот оно.
Один из сидевших за столом махнул в воздухе листком бумаги.
- А если я не соглашусь? - спросил я, сквозь свет, вглядываясь в лица сидевших за столом, понимая, что сейчас, чтобы противостоять, нужно напрячь все оставшиеся силы.
- С чем не согласитесь?
- Если я не соглашусь участвовать в вашем проекте?
Над столом повисло молчание, тягостное, непонятное... И тут неожиданно заговорили все разом:
- Что же его не предупредили? Возмутительно... Он, что же, ничего не знает? Как это может быть?!.. Главврача сюда срочно! Где главврач?!..
Также внезапно замолчав, все повернулись в сторону Алексея Алексеевича, во время допроса тихонько стоявшего чуть позади моего кресла. Я даже забыл о его существовании.
- Да вот, я только хотел... - залепетал Алексей Алексеевич, вдруг как-то съежившись всем своим большим телом и, беспрестанно поправляя очки, маленькими шажочками попятился к двери. - Я не успел, все расскажу, обещаю, честное слово...
Все вновь обратились ко мне.
- Можете не волноваться, Четырнадцать Пятнадцать, отныне вы находитесь под наблюдением - теперь каждый ваш шаг будет известен.
- Вы не сможете ничего сделать без нашего ведома.
- Теперь вы под нашей защитой.
- А если я все-таки откажусь участвовать в этом проекте? - снова возразил я, набравшись наглости, хотя стоило мне это больших усилий.
- Это невозможно.
- У вас нет другого выхода.
- Вы что не понимаете? Вы уже в проекте.
- И что, я не могу отказаться? - спросил я, холодея.
- Нет.
Свет прожекторов погас. Откуда-то из-за моей спины стремительно вышли люди в белых халатах, раздвинули ширму, так что сидящих за столом стало не видно. Подскочив ко мне, отстегнули ремни, отклеили датчики, сняли алюминиевый шлем... Все это они проделали молча, деловито, без лишней суеты...
Тошнило, кружилась голова... вероятно, на некоторое время я потерял сознание, потому что когда пришел в себя, в комнате никого не было. Не было ширмы, пропали сидевшие за столом люди, исчезли приборы с лампочками, скатерть... Я сидел, ошалело глядя на пустой длинный стол, уже сомневаясь, а было ли все это вообще. Оглянувшись, увидел Алексея Алексеевича. Застенчиво сложив на животе руки, он скромно стоял, толи с жалостью, толи с состраданием глядя на меня. Заметив, что я очнулся, подошел.
- Как вы себя чувствуете, голубчик?
- Нормально, - странно, но сейчас я ощущал прилив сил.
- Ну и славно, ну и славно...
Настроение у него словно бы улучшилось, он потер руки, поправил очки и пританцовывая, направился в другой конец кабинета, принес себе стул и, поставив напротив меня, сел, закинув ногу на ногу.
- Ну что же, все прошло славно, вами довольны. Поздравляю вас, Четырнадцать Пятнадцать, вы в проекте.
- В каком, к черту, проекте? И что за "Четырнадцать Пятнадцать", меня теперь всегда цифрами называть будут? И паспорт переделают?
- Нет, голубчик, число вам присвоено только в нашем проекте по оздоровлению общества. Да и что плохого в ваших числах? Четырнадцать Пятнадцать запоминается легко да и благозвучно, не какой-нибудь Семьдесят два Двадцать один - как цифры из телефонного номера, длинно и некрасиво, а у вас очень даже миленько, очень даже музыкально. Даже не думал, что вам так повезет. Это ваш, так сказать, новый литературный псевдоним, с которым и закончится ваша литературная деятельность. Но нужно признаться, что с цифровыми именами возникает много проблем. Писатели - личности творческие, гуманитарные - никак не могут запомнить свои числа. Зовут, например, на процедуры Четырнадцать Двенадцать, а приходит Шестнадцать Восемнадцать. Года два назад для лучшего усвоения писателям присваивали трехзначные имена из таблицы умножения: Дважды Два Четыре или простейшие четырехзначные Пятью Пять Двадцать Пять - но и это им усвоить оказалось сложновато, поэтому плюнули и теперь даем имена как попало.
- Скажите, Алексей Алексеевич, почему такой интерес появился у государства именно к писателям?
- У вас о психиатрии, вероятно, очень общее представление?.. Я так и думал. Так вот я вам скажу, что вся история психиатрии связана с попытками вылечить писателей и поэтов от пагубного пристрастия писать. На этом отделении мы только прозаиками занимаемся, хотя у нас большие планы на поэтов, но поэтический проект требует больших финансовых вливаний. Испокон века психиатрия лечила не только писателей, но и влюбленных, - он снял очки, потер ладонью глаза и надел снова. - Ведь, так же как и литература, любовь серьезное психическое заболевание. Любовь имеется в виду, конечно, не физическая - физическое влечение полов как продолжение рода приветствуется. А вот духовное влечение друг к другу, так называемая платоническая любовь часто приобретает извращенные, опасные для общества формы. На фоне этого развиваются неврозы, психозы, меланхолия и, как следствие, суицид... именно против подобных извращений и выступает государство. Потому мы вынуждены лечить в нашей психбольнице и влюбленных людей тоже. Но на девятое отделение их не кладем, только писателей.
