Я подаюсь вперед. Совсем недавно я читала биографическую статью о Джоне Касабланкасе в журнале «Нью-Йорк», которую маме переслала какая-то добрая подруга из женского приюта. В этой статье сорокапятилетний агент говорил о своих отношениях с шестнадцатилетней Стефани Сеймур выражениями вроде «Она дает мне силы» и «Передо мной открылись новые двери». Мама еще заявила: «Если хоть одним глазком глянешь на этого типа, отправлю тебя учиться в местный колледж». Байрон продолжает мурлыкать:

— С другой стороны, я никогда не забуду, что значит быть моделью и ходить на кастинг за кастингом, где рассматривают каждую страничку твоего портфолио и заглядывают в каждую пору, а ты терпишь и думаешь, стоит ли оно того. Я помню и то, что даже когда оно того стоит, страхи не исчезают, появляются новые. Начинаешь задумываться, правильно ли ведут твои дела, хорошо ли тебя рекламируют, получаешь ли ты достаточно денег за недолгий отпущенный природой срок.

Я отношусь к своим моделям, как тренер — к профессиональным спортсменам. Не спортивный агент, нет, тренер. Потому что мы с тобой, Эмили, в одной команде — во всяком случае, я на это надеюсь… — Байрон впивается пальцами в стол и пристально смотрит мне в глаза. — Эмили Вудс, мне не нужно смотреть ваши фотографии, чтобы сказать: я хочу вас представлять. Я чую это нутром. И я вам обещаю: если вы дадите мне эту возможность, я посвящу все время и силы продвижению вашей карьеры. Я буду вашим партнером на каждом этапе пути, от переделки портфолио до заключения первого контракта. И только так — только так выиграем мы оба. — Он безмятежно улыбается, складывает ладони и склоняет голову. — Так как? Мы на одной волне?

Я несколько раз моргаю, потом выпрямляюсь. Йоговские штучки Байрона меня очень раздражают, а значит, мы не совсем на одной волне. И все же он говорит разумно — да что там, просто здорово! Впервые с тех пор как мы приехали в Нью-Йорк, я широко улыбаюсь. Мне нравится то, что предлагает Байрон. Мне нравится Байрон.

Через несколько минут, когда Байрон просматривает мое портфолио, мы уже как будто договорились. Он спрашивает меня про университет совершенно по-приятельски.

— У меня сегодня первая встреча с ребятами, — небрежно бросаю я.

— Ну, я бы очень хотел сводить вас с Луи на ужин.

— Не могу, встреча довольно рано. Кстати…

Я копаюсь в своем захламленном рюкзаке в поисках клочка бумаги с объявлением, и на стол выпадают самые разные предметы: ежедневник, фотоаппарат, подставка под стакан из нового «Хард-рок кафе» в Чикаго, минералка, футляр для солнечных очков…

— А очки ничего! — говорит Байрон, открыв футляр.

Не могу устоять.

— Мне их подарила Лейла Роддис!

Очки падают на стол.

Байрон вскакивает и возмущенно тыкает пальцем в Луи.

— Попробуй только сказать, что возил ее к Марку Голду! — визжит он.

— Ей нужен был агент на Западном побережье, Байрон. Ничего личного, — ровным голосом отвечает Луи, хотя я замечаю, что он заливается краской до самой шеи.

Это замечаю не только я.

— Врешь! — Байрон переступает с ноги на ногу. Хрустальный кулон качается взад-вперед, взад-вперед. — И не говори мне, что она искала клиентов в Эл-Эй! В Эл-Эй нет клиентов — вся индустрия моды здесь! Какого хрена ты послал ее к этому озабоченному унюханному гетерокобелю?

Хм, раз пошла такая пьянка, я тоже не против услышать ответ.

— Спокойствие! — Луи обращается к нам обоим.

— Нет, это ты успокойся! Подумать только! Я уже несколько месяцев звоню тебе насчет Эмили…

Месяцев?!

— …а ты меня накалываешь, ты… проститутка!

— Не смей называть меня проституткой! — кричит Луи и тоже вскакивает. — Ты просто злишься, что этот «озабоченный унюханный гетерокобель» представляет Лейлу! Ты ее упустил, а он подобрал… Забудь, твой поезд давно ушел!

Ого. Две пары рук уперлись в боки.

— Э-э… Давайте не будем переходить на личности! Мы ведь не хотим, чтобы ситуация вышла из-под контроля, правда? — мямлю я.

Неужели я и вправду думаю, что могу их успокоить? Две пары глаз поворачиваются ко мне.

— Главное, что я уже здесь…

Главное то, что они вот-вот начнут выцарапывать друг другу глаза.

— И вообще, у меня не сложилось с Марком, он показался мне… — Каким? Каким? — Грубым, — заканчиваю я и жестом отметаю не только Марка, но и всех мужчин, имеющих наглость оставаться гетеросексуальными.

Байрон закусывает губу и угрюмо смотрит на свои «кристаллы чувствительности», которые теперь горят грязно-оранжевым.

— …Я приехала на Восточное побережье, и мне нужен агент именно здесь. И я обожаю Нью-Йорк!

Я не сомневаюсь: последняя фраза должна сотворить чудо.

Несколько секунд оба молчат. Потом Байрон медленно, дрожащим от гнева голосом произносит:

— Ты ведь знаешь, что дело совсем не в Лейле, а в твоей доле.

— Неправда! — кричит Луи.

— Правда. И знаешь что? Тебе причитается пять.

— Семь!

— Пять.

— Се…

Я поднимаю руки и пронзительно кричу:

— СТОП! Байрон, извини! — Я беру Луи за плечо и тащу его по офису, пока мы не натыкаемся на огромное окно. — Что, черт побери, за дела? Пять чего?

Луи прижимается к стеклу лбом и ладонью. Если какой-нибудь пешеход посмотрит на шестой этаж, точно подумает, что человек собрался прыгать.

— Не пять, а семь, — он шмыгает носом.

— Семь чего?

— Доля первого агента. Мне причитается семь процентов от прибыли агентства, а не пять. Просто Байрон — жадный ублюдок! — Луи стискивает мою руку. — Пошли, Эм! Зря я тебя сюда привел, к этому… этому козлу! — Он бросает сердитый взгляд на Байрона, который уже преспокойно разговаривает по телефону.

Стоп…

— Луи, ты торгуешься о своей доле?

— Конечно, — отвечает он.

Конечно! Неудивительно, что он отказался от Висконсина… Какая же я идиотка!

— А как насчет моей доли?

— Эмили… — Луи снова шмыгает. Материнские инстинкты берут верх, и он снимает с моего воротника волос. — Я тебе уже говорил. Это твердая такса! Не подлежит обсуждению. Восемьдесят процентов дневной выручки.

Не подлежит обсуждению. Ага… Совсем как его доля. Я прокручиваю в голове события дня с учетом новой информации. На что это повлияло? На выбор тех, с кем мы виделись? Или в каком они шли порядке? Или как долго мы там сидели?

Как долго…

— Луи, кто еще пообещал тебе семь?

Луи снова упирается лбом в стекло. Я сжимаю его плечо.

— Луи, говори! Марк Голд и кто еще?

— Никто. Ну, Франсина сказала, что даст семь, но… — Он отстраняется. — Знаешь, думаю, «Шик» тебе все-таки не подходит. Давай отсюда уйдем. Заберем сумки. Заселимся в гостиницу. А завтра пойдем в «Форд», в «Элит» — куда захотим.

Агентство «Элит»! Чтобы мама оторвала мне руку или ногу. А бутиковые агентства нестандартные, более эксклюзивные, в них более выгодное соотношение моделей и агентов, а значит, они больше подходят для студентки… Во всяком случае, так сказал Луи. А еще он говорил, что едет со мной «чтобы выразить благодарность». Так кто его знает, где правда? Ему нельзя доверять. Он обманщик!

— Ты дерьмо! — ору я.

Луи охает:

— Печенюшка!

Я уворачиваюсь от его протянутой руки и начинаю гневно ходить взад-вперед, стиснув зубы и сжав кулаки. В этом деле все думают о своей собственной выгоде. ВСЕ! Разве не это мне говорила Лаура? И Айяна? Мне уже дали урок, но я его плохо усвоила. Обойдемся без новых уроков! Я буду твердой как сталь. Я БУДУ СТЕРВОЙ!

Да, я стерва! Внезапно я понимаю, что надо делать. Встаю как вкопанная. Сжимаю спинку складного стула. Потом улыбаюсь.

— Ты прав, Луи! Пора сваливать!

Луи выглядит так, словно его простил сам мэр города.

— Прекрасно! — восклицает он и даже слегка подпрыгивает. — Я хочу выпить, а потом принять душ, именно в этом порядке. Потом обед, может, французская кухня. А еще на Принс-стрит есть замечательное…

— Ах! — Я прижимаю руку к груди и деланно хихикаю: глупенький Луи! — Я ведь не с тобой иду!