Похожи не только девушки, но и сами агентства. Ближе к центру, как «Франсинз», офисы маленькие, на полу ковры мягких пастельных тонов. В районе «Утюга»[43] — а дальше от центра агентств не бывает — офисы на верхних этажах или в бывшем производственном помещении, а пол обязательно из шикарной твердой древесины. Мебель и там и там из хрома и черной кожи, как в кафе — красиво, но не слишком, чтобы глаз не отвлекался от главного: стены с фотографиями. Что касается агентов, в каждом агентстве обнаружились Пупа, Франческа и Оливье. Конечно, их возраст и пол могут быть разными, но суть приблизительно та же. Когда я делюсь своими наблюдениями с Луи, он улыбается:
— Просто все агенты хотят быть тебе мамочкой, подружкой или парнем.
— Спасибо, мамочка!
Луи смеется:
— Пожалуйста.
Короче говоря, модели, интерьер и агенты практически одинаковы. Остаются владельцы.
Да, все встречи с владельцами были деловыми, но все равно напоминали свидания — правда, такие, когда парень не таясь смотрит на твои поры, наклоняется, чтобы увидеть твои ноги, и чуть ли не щупает грудь, а ты в это время тщетно пытаешься заглянуть ему в глаза и задать неприличные вопросы вроде: «Каков процент ваших комиссионных?» и «Как вы представляете себе мою карьеру в ближайшие два года?». Хотя, возможно, в Нью-Йорке свидания проходят именно так.
Каждое собеседование не понравилось мне по-своему. Патрик, владелец «Фэктори», готов был взять меня… если я соглашусь на два года уехать в Европу, чтобы составить портфолио. Такое бывает часто, но я уже решила, что не хочу уезжать. Я отказалась. То, что он не стал пожимать нам руки и постоянно протирал все предметы (в том числе мое портфолио) влажными салфетками, помогло мне принять решение.
Мэри, владелица «Снэп», суровая дама в туго зашнурованных сапогах, за голенищами которых вполне мог прятаться кинжал, предложила свои услуги… если я соглашусь на крупную переработку имиджа. «Я вижу… черные как смоль волосы. Я вижу… много кожи и цепей. Нам надо раскрыть в тебе демона!» — заявила она. Не демона, а диву. Я вижу… полный отстой.
Мартин и Жюли из «Ликуид» буквально меня захвалили.
— У тебя классическая красота, которая так современна! Классическая, но не стандартная! Универсальная, — закричал Мартин. — Ты прямо создана для «Вог». У меня три девушки в этом номере — я говорил? Или для «Базар», но только с Пулманом или Дюраном. «Эль»… Ты не формат «Эль», хотя, думаю, Тайен ты бы понравилась. Может, «Гламур», но иногда они совсем бабские, надо тщательно выбирать. «Мадемуазель»…
Звучит заманчиво. Но Мартин то и дело отлучался в уборную и возвращался с сильным насморком, а Жюли постоянно вскакивала и отбегала куда-то в сторону. За обедом они сами не помнили, что заказали. И блюда какие-то странные… Обугленный каджун? А «махимахи» — это вообще что? Выбор из четырех вариантов, а они едят там каждый день. Да, Мартин и Жюли оказались либо просто сумасшедшими, либо наркоманами. От предложения «Ликуид» я отказалась.
Итак, счет 0:4, а матч близится к концу.
— Луи, мне, наверно, пора в гостиницу. Скоро в университет!
— Мы быстро, обещаю. — Луи всматривается в номера домов. — Четыре… двенадцать… двадцать два… Так. Прекрасно, приехали! Отлично! Спасибо. СПАСИБО!
Таксист игнорирует моего агента или заслушался Дебби Гибсон: мы продолжаем ехать по Восемнадцатой под очередной громогласный хит. Высаживают нас лишь посреди следующего квартала, и то когда мы оба закричали что есть мочи и чуть не разбили плексигласовую перегородку.
— Ну и город! — пыхтит Луи, причем уже не в первый раз.
Пока мы идем обратно, Луи рассказывает об агентстве номер пять, «Шик».
— Его не было в твоем списке, — замечаю я.
— Потому что оно только что открылось. К тому же я не знал, согласится ли Байрон с нами увидеться, но я позвонил ему за обедом, он заинтересовался, так что…
Я уворачиваюсь от женщины с черными пакетами с надписью.
— «Барниз» — это что?
— Универмаг вниз по улице.
Ага! Я стараюсь все запомнить.
— А Байрон — это кто?
Луи читает список.
— Владелец агентства «Шик». Несколько лет работал агентом в «Элит». Наполовину самоанец. Гей. Высокий. Красавчик. Бывшая модель.
Я морщусь.
— Не как Франсина, — поспешно добавляет он. — Слушай, я с ним неплохо знаком. Он хороший парень. Ходят слухи, что «Шик» будет принимать только по приглашениям, никаких людей с улицы — все эксклюзивно. Говорят, у них большое будущее.
— Я думала, большое будущее у «НАУ!».
Луи качает головой.
— У «НАУ!» большое настоящее. «Шик» догонит его через год.
Почему тогда Луи хотел, чтобы я подписала контракт с агентством, которое выйдет из моды еще до того, как я закончу первый курс? Я задаю этот вопрос себе, не вслух. Луи так расписывает мне «Шик», что у меня начинается дежа вю. Я вижу вход: ничем не примечательная дверь, втиснутая между кафетерием и копировальным салоном. Шумно вздыхаю и бурчу:
— Ладно! Только давай не задерживаться.
Может, Байрон и вправду высокий и красивый брюнет-полусамоанец, но я этого не замечаю. Все мое внимание поглощает тиара — сооружение из металла и стразов, поблескивающее над массой его темных кудряшек.
— Эмили, забыл сказать, — шепчет Луи, пока странное явление приближается к нам. — Ты не ездила в Лос-Анджелес!
— Что? Почему?
— Просто не ездила, и все…
— Луи! Эмили! Добро пожаловать!
Приветствуя нас в манере «я с Востока, в Нью-Йорке проездом», Байрон складывает ладони и кланяется, трепеща ресницами. Потом нагибается для неизбежного поцелуя в обе щеки. Когда он подносит голову ближе, я замечаю в тиаре хрустальный кулон — не заметить его невозможно, так как хрусталь с размаху попадает мне прямо в глаз.
Ой-й-й! Я сгибаюсь пополам.
— Ах, милочка, прости, прости меня! Мой хрусталь! — разражается восклицаниями Байрон.
Похоже, он искренне удивлен, что подвешенный тяжелый предмет качается. Его попытки утешить меня объятиями опасны. Как только меня выпускают, я отхожу в сторонку, подальше от тиары, и с тоской смотрю на дверь. Заберите меня отсюда…
Мы пересекаем длинный просторный офис — именно что просторный. Люстр нет, только голые лампочки. И ковра нет, вместо него деревянный пол, покрытый пятнами и грязью. Все предметы мебели — два стола и шесть складных стульев. На стене висят четыре фотографии девушек, причем ни одной с обложки. Мы вскоре знакомимся с агентами: Джон, бледная личность средних лет в рубашке с «огурцами» и восьмиугольных очках, и Джастина, низенькая полная дама с кончиками волос, выкрашенными в зеленый, и усталой походкой дальнобойщика.
Заберите меня отсюда…
Мы доходим до секции для посетителей, и я сажусь в кресло.
— Ты как? — одними губами спрашивает Луи.
Я хмурюсь.
— Хочешь чего-нибудь, Эмили? — спрашивает Байрон.
Чего, например? Тут пусто и голо.
— Нет, спасибо.
Байрон садится рядом со мной и кладет руки на стол, расправив ладони. У него длинные и ровные пальцы, унизанные кольцами-«хамелеонами», мода на которые отошла еще в семидесятых. Как выяснилось потом, Байрон называет их «кристаллами чувствительности».
На нем черная туника с развевающимися рукавами. Кожа цвета карамели, глаза — бархатные, темно-карие. Длинные ресницы, широкие брови, волнистые волосы, пухлые губы и широкий подбородок. Красивый? Да, но самая лучшая его черта — голос. Речь Байрона не звучит, а течет. Слова льются — гладкие, насыщенные, топленые. Как разогретое сливочное масло. Или шоколад.
— Дорогие мои, я знаю, у вас был нелегкий день, — увещевает нас он, — поэтому перейду сразу к делу. Я знаю, «Шик» пока не производит впечатления. У нас мало девушек. Готов поспорить, вы уже недоумеваете, зачем пришли.
Совершенно верно!
— Если позволите, я назову несколько причин. Я десять лет работал моделью, в основном здесь и в Милане. Потом работал агентом в «Элит» — сначала в мужском отделе, потом с девушками. Говорите об «Элит» что хотите, но Джон Касабланкас действительно произвел в модельном бизнесе революцию. До него агентства были обычными модельными курсами, а вы, модели — девчонками, которые зарабатывали себе на карманные расходы. Теперь вы заключаете контракты с профессионалами, и речь идет о серьезных деньгах. Я вижу это — я вижу разницу. Я понимаю, как увеличить вашу ценность до максимума, как вас продавать по-настоящему. Это у меня в крови.
