— Бизнес-класс? Вы, наверное, шу…

— ДЕВУШКИ!

— Кэтрин, я очень извиняюсь, вы не могли бы секунду подождать?

Третий агент, женщина с седыми прядями на висках, кончиком карандаша нажимает на кнопку удержания линии.

— Оливье, — ровным голосом произносит она. — Девушки тебя не слышат. Если хочешь, чтобы они отошли, придется подойти к ним и попросить.

— Ладно, Пупа, ладно! — ворчит Оливье, проходя мимо и глядя на мои ноги — только ноги. — ДЕВУШКИ!

— Эй! Эмили!

Луи машет мне из-за шкафа. Я подхожу к нему и вижу целую коллекцию фотографий в рамочках.

— Ты только посмотри! — шепчет он.

Да, посмотреть стоит. Насчет естественности я молчу, но красота не вызывает сомнений. Здесь обложки из французского и американского «Эль», из «Харперс базар» и «Харперс & Куин», «Мадемуазель» и «Мадам Фигаро», «Мода» и «Мирабелла», «Ши» и «Лей» вперемешку с лучшими рекламными кампаниями сезона: «Норт-Бич Лезер», «Кристиан Лакруа», «Анна Кляйн», «Кэш», «Рэй-Бэн», «Принцесса Марчелла Боргезе», «Ревлон», «Джорджо Беверли-Хилл»…

— Наслаждаетесь зрелищем?

Если честно, да. Причем настолько, что чуть не забыла, куда мы пришли. Я поворачиваюсь и вижу… Франсину. Конечно, это она. Большие миндалевидные глаза, удивительно полные губы — она красива, но главное то, что ниже. После сорока лишь бывшая балерина или модель может носить белые леггинсы с таким апломбом.

Мы здороваемся. Франсина быстро проводит нас по офису заказов, знакомит с агентами: Пупой, Франческой и Оливье, а потом приглашает к себе. Перед ее столом два стула. Я подхожу к одному и снимаю рюкзак.

— Постой! Амели, покажись. Несмотря на годы жизни в Нью-Йорке, акцент у нее еще тот. Я кручусь на месте. Директор агентства закрыла дверь и держит ручку.

— Не снимешь ли жакет?

А деловая, как коренные ньюйоркцы. Хорошо. Это хорошо, думаю я, послушно расстегиваясь. Все это время она меряет меня глазами. То, что и требуется от агента, особенно в самом деловом из деловых районов, Манхэттене.

Луи берет мой жакет: белый двубортный, «Донна Каран», найденный в последнюю минуту на чикагском «бродвее» (Луи забраковал все, что я купила в Эл-Эй). Я остаюсь в мини-платье в сине-белую полоску без бретелек.

Франсина откидывается назад, подпирает спиной дверь, задирает подбородок и сощуривается. Я не знаю, куда смотреть, поэтому смотрю на ее ноги. Я вижу сапоги, бежевые, как ковровое покрытие, с крупными складками на икрах. Мои сапоги ярко-синего цвета, и на этом отличия кончаются.

— Классные сапожки! — восклицаю я.

Наконец что-то общее, слава богу! А я уж было начала чувствовать себя неловко.

— Non, — говорит Франсина. И она явно не про сапожки. — Non! Я совсем не того ожидала, — продолжает Франсина, переводя взгляд на Луи. Она проходит мимо меня к столу. — У меня уже есть девушка, как две капли воды похожая на нее. Ивонн Белламон. Знаете?

Я — нет. Луи вроде бы знает.

— Никакого сравнения! — поспешно отвечает он. — Они совсем разные.

— Вы так полагаете? — спрашивает Франсина тоном, означающим: «Вы ошибаетесь». Она берет телефон. — Оливье, будь любезен, принеси мне композитку Ивонны! Я хочу показать ее этим людям.

«Этим людям»? Я оглядываюсь на Луи. Он ободряюще жмет мне руку.

— Еще лучше. — Франсина вешает трубку.

Молчание. Слева от стола висит доска объявлений, вся в фотографиях и приглашениях. На черной или серебристой плотной бумаге вычурными розовыми буквами написано что-нибудь вроде «Келли и Кельвин Кляйн приглашают Вас на…», «Нью-йоркская премьера фильма «Когда Гарри встретил…» — а над всем этим фотография Франсины, обнимающейся с Кохом, мэром Нью-Йорка.

Открывается дверь. Это не Оливье.

— Voila! Амели, Луи, это Ивонн. Девушки, вы похожи, oui? Oui! Ивонн, стань рядом с Амели!

Я видела Ивонн в каталоге «Нейман Маркус», в журнале «Мадемуазель» — и перед кондиционером. Она красивая, но я уверена, что она со мной согласится: non, мы с Ивонн не так уж похожи. Во-первых, у нее зеленые глаза, да и стрижка другая — длинная и круглая. Ну, мы обе брюнетки, и что с того? Разве в этом городе нам двоим не хватит работы?

— Станьте в профиль, — приказывает Франсина.

Мы становимся лицом друг к другу. Ивонн хихикает.

— Видите? Взгляните на нос и подбородок. Очень похожи!

— А овал лица? — возражает Луи. — У Эмили квадрат. У Ивонн скорее овал.

— Сердечко, — поправляет его Ивонн и снова хихикает. Ей все хихоньки да хаханьки, и почему бы нет? У нее уже есть агент. Может, наступить ей на ногу? Она как раз в босоножках.

— И они одного роста!

Ивонн снова хихикает. Потом зевает и говорит:

— Франсина, можно, я пойду? У меня Марк Гиспард через двадцать минут.

— Alors, Mark? Pour Эль? Alors, vite! Vite!^[42]

Франсина выталкивает Ивонн из дверей — ласково, как щенка. А потом снова встает перед дверью.

— Видишь мою дилемму, Амели? Вы похожи, правда?

Я вижу, что полные губы Франсины — коллагеновые и что она противная.

Я молчу.

— Что вы! — возражает Луи. — Ивонн — милая девушка, но, Франсина, вы, наверное, шутите. Ее кожа… Вы взгляните на Эмили! У нее крошечные поры. Для крупных планов идеально!

Франсина откидывает голову назад.

— Что ж, покажите…

— Надо было себя рекламировать! А ты и не пыталась!

Мы с Луи выходим из кафетерия с двумя большими порциями холодного кофе. Мой кофе в опасности, потому что я изо всех сил топаю по тротуару.

— А зачем? Ведь ты старался за двоих! — шиплю я.

Я не просто расстроена, а очень расстроена. После обследования кожи мы простояли у Франсины еще десять минут, которые свелись к следующему: она говорила, что у нее уже есть Эмили Вудс, а Луи утверждал, что нет.

— Эм, но почему я говорил один?

— Я что, должна была встать на колени?

Франсина стояла, как охранник, перед собственной дверью, но не выпускала нас. Она щурилась и спорила, спорила, спорила. Наконец у настоящей Эмили Вудс кончилось терпение. Я схватила Луи за руку, сказала, что мы опаздываем на следующее собеседование, и только нас и видели. Какое унижение!

— Именно этого она и хотела, Эм! — кричит Луи. Из дырки в крышке брызгает кофе, едва не запачкав ему рубашку. — Не на колени, нет! Но надо было рекламировать себя, подчеркивать свои достоинства!

— Я не набор кухонных ножей, Луи!

— Я знаю, что ты не…

— Мне она не понравилась! Она крыса!

У меня на глазах выступают слезы.

— Ладно… ладно.

Луи подходит к бетонному забору, за которым скрывается так называемый парк: кучка неряшливо постриженных деревьев среди мусора. Мы с опаской присаживаемся на скамью.

— Ничего, Эм, — успокаивает меня Луи. — У нас назначены и другие собеседования. Пойдем и посмотрим, что получится.

Так мы и делаем. Мы приходим в агентства «Ликуид», «Фэктори» и «Снэп». Хотелось бы рассказать о каждом подробно, но все слились в одно пятно.

Я такого не ожидала. По названиям мне казалось, что каждое агентство уникальное, как кассеты в разных отделах музыкального магазина. «Франсинз», убежище «естественной красоты», должно быть в стиле кантри: веснушчатые девицы с длинными струящимися кудрями в платьях всех оттенков земли. «Ликуид» — ультрамодное агентство в стиле панк: худющие модели с сильно накрашенными глазами. «Снэп» — эклектика в стиле инди: экзотические красотки самых разных цветов и форм.

Все оказалось не так. Да, в «Снэп» есть горстка знаменитостей — точнее, детей знаменитостей, — которые, правда, не добавили им фотогеничности. А так во всех агентствах обнаружились совершенно одинаковые девушки: белые, очень блондинистые, высокие, худые и остролицые. Правда, на дворе 1988 год, и всего два года назад в моде царствовали Ким Алексис и Кристи Бринкли, а визажисты замазывали родинку Синди Кроуфорд. Экзотика тоже стандартна. Даже Айяна, моя любимая дочь африканских джунглей, не экзотична. У нее узкий нос. Тонкие губы. Длинные гладкие волосы. То есть наденьте на нее светлый парик и синие линзы, и получится Келли Эмберг с очень темным загаром.