Оставалось лишь одно препятствие.

— Куда-куда ты собралась? — переспросила мать. Она как раз проверяла, пропекся ли хлеб, и на меня пахнуло жаром из духовки.

— В модельную школу, — повторила я и подошла к холодильнику за кувшином с холодным чаем. Я достала кувшин, взяла стакан, положила льда, налила чая и поставила кувшин обратно. Все это время мама молчала. — А что? — спросила я.

Я прекрасно знала, «что». Хватит одного взгляда на мамины конопляные штаны на веревочке, вязаный топик, бусы из природных материалов, тяжелые ботинки, волосы до пояса и лицо без грамма косметики, чтобы любому стало понятно: моя мама — хиппи. Папа, кстати, тоже. Как мои родители дошли до такой жизни, я расскажу, но позже. А пока достаточно заметить, что следующая мамина фраза не поразила меня своей неожиданностью.

— Через мой труп.

— Спасибо за поддержку! — отозвалась я. — Нет, правда!

Мать как будто обиделась — но не на эти слова.

— Когда я запрещала тебе играть с Барби, я и не думала, что ты сама захочешь стать куклой! — бросила она.

Я выразительно закатила глаза.

— Мам, да ладно! Все знают, что Барби не настоящие. А модели — настоящие.

— Я видела только ненастоящих! — отрезала она.

Мать принялась соскребать с доски тесто. Длинные тонкие стружки падали на пол.

Я замолчала. Интересно, когда это моя мать видела хоть одну модель? Ко мне в комнату она не заходила, а в журналах для домохозяек типа «Матушка Джонс» или «Мс» вряд ли найдешь снимки «оголенных красоток». Уточнять я не стала, и правильно: она еще не договорила.

— А как же твоя учеба?

— Занятия по субботам. Всего два часа в неделю.

— И уж, конечно, не бесплатно.

— Тысяча долларов.

— Что-о?!

— Ма, я верну тебе с первой зарплаты.

— Какой еще зарплаты?!

Так прошло несколько раундов. За это время мы посидели у ткацкого станка в столовой, вышли на веранду, где мать полила многочисленные (довольно чахлые) цветы в кашпо из макраме и позвенела висячими колокольчиками, и вернулись на кухню. Мать слила воду из лейки в раковину (горчичного цвета) и проверила хлеб (ячменно-полбяной). Когда корка окончательно побурела и затвердела, мама смягчилась.

— Ладно, — сказала она, надевая рукавицы-ухватки (нормального вида — мой подарок). — Если ты действительно этого хочешь, делай, но делай, как следует.

Йес-с! Я торжествующе ткнула в воздух кулаком, а потом обняла ее.

В этот миг я была счастлива: победа! Правда, счастье оказалось недолгим. Помните, как в той рекламе: «Быть моделью — или быть похожей на модель?» Утром в первый день занятий я подумала: а стоит ли узнавать, к какой я отношусь категории? Может, лучше всю жизнь думать, что я могла бы стать моделью, чем прямо сейчас убедиться в обратном?

Может, и лучше. Но я все равно пошла. И поняла, что зря так волновалась. В модельной школе Тами Скотт не было лишь одного: слова «нет». Выяснилось, что это самая безотказная и вежливая школа в мире. Женщины, сильно нуждающиеся в услугах стоматолога, женщины не просто пухленькие, а жирные, женщины за сорок, женщины ниже пяти футов двух дюймов^[7], женщины, не дотягивающие до десятого размера^[8] даже с двумя соседками по бокам — все были приняты «на ура». И услышали, что десятинедельный курс стоимостью в тысячу долларов — их билет в жизнь под объективами фотографов.

Короче, модельная школа Тами Скотт оказалась шарлатанством чистой воды.

Как только я пришла к этому выводу, преподавательница хлопнула в ладоши. Как мы вскоре узнали, это была экс-мисс Висконсин, сама Тами Скотт, точнее, «ТАМИ!», потому что она не говорила, а истерически взвизгивала, как человек, который не раз выпрыгивал из тортов. Для начала ТАМИ! похвасталась своим самым престижным заказом: рекламным плакатом для магазинного кафетерия, где она соблазнительно подносит к объективу греческий бутерброд. Потом нам включили видеокурс: «Продвинутая техника макияжа-5: слово теням (для век)». И, наконец, мы встали в круг и по очереди признались, почему мы сюда пришли.

— Мой бой-френд говорит, я вылитая Шерил Тигс^[9], — начала Уинни, тридцатилетняя медсестра.

За ней вступила Рокси:

— Мой муж хочет быть женат на модели.

— Мой тоже! — обрадовалась Марла. Пожав руку Рокси, она достала расческу и распушила свою шевелюру. — И еще он говорит, что я похожа на Стефани Пауэрс^[10].

Вы удивитесь, но эти трое были не одиноки. Кристи Бринкли^[11], Келли Ле Брок^[12], Жаклин Смит^[13] — и как это столько красавиц ухитрилось собраться в одном месте? Да еще и в Милуоки.

И вот все смотрят на меня, включая ТАМИ! которая улыбается так широко, что блестят даже коренные.

— А ты, Эмили? Зачем ты сюда пришла?

Хороший вопрос… Я окинула взглядом круг. Ни одна из женщин даже отдаленно не походила на своего предполагаемого двойника. Уинни — китаянка, Рокси весит добрых сто восемьдесят фунтов^[14]. Кого они хотят обмануть?

Или это я себя обманываю…

— Да ты вылитая Брук Шилдс! — воскликнула Рокси.

— Точно, точно! — запищала Уинни.

Марла хлопнула своей ладонью о мою. Я отбросила волосы назад и широко улыбнулась. Вот именно!

В модельной школе нас учили макияжу, прическам и дефиле. Учили неправильно, хотя выяснила я это гораздо позже. Я ожидала совсем другого. Где же гламур, ТАМИ!? Где дизайнерские шмотки? Где шикарный фон для съемок? Только не надо мне про город Кеноша, штат Висконсин.

День получения «дипломов» был отмечен коктейлями из шампанского с содовой и палочками сельдерея в обезжиренном французском соусе. Несколько учениц расплакались и побежали заново краситься. Не я. Мне, наоборот, полегчало. Да, я зря сюда пришла, однако все наконец-то кончилось.

А неделю спустя мне позвонили из агентства. Хочу ли я сняться для газетной рекламы универмага? Оплата — девяносто долларов в час, время — минимум три часа.

Хочу!

Другие предложения не заставили себя долго ждать, но все какие-то неправильные. Упаковки на продуктах? Этикетки на резиновых перчатках? Костюм Кермита^[15] для Хэллоуина? Ну, какая девушка приклеит такую фотографию на стену? Никакая. Я словно завязла в болоте. Поэтому, когда визажистка из Чикаго посоветовала мне позвонить некому Луи, который только что организовал с партнером агентство «Чикаго инк.», я тут же ухватилась за эту возможность.

Было это всего месяц назад, а снимаюсь я уже все девять. И прямо сейчас все меняется! Я вхожу в офис агентства «Чикаго инк.» и сразу попадаю в объятья из черного кашемира.

— Эмили Вудс, он подтвердил заказ! — кричит Луи, крепче прижимая меня к груди. — Конрад Фурманн отобрал тебя!

Я визжу, обнимаю его в ответ, еще чуть-чуть визжу. Наконец Луи выпускает меня и рассказывает подробности.

Вообще надо сказать, что работа фотомодели бывает трех видов: для рекламы, для каталога и для журнала. Эти виды очень отличаются друг от друга.

Начнем с рекламы, как с самой высокооплачиваемой. Все дело в том, что реклама эксклюзивна. Когда модель ассоциируется с каким-нибудь брэндом, конкуренты уже не станут ее нанимать (иными словами, даже если у тебя стальные мышцы и шикарная грудь, которая остается таковой в спортивном лифчике, работать одновременно для «Рибок» и «Найк» никак не получится). Правда, за эксклюзивность рекламодатели вынуждены раскошеливаться, что они и делают, хотя и нечасто.

Чаще заказы приходят из каталогов. Каталог — это наш хлеб насущный или, лучше, маленькое черное платье, главный источник дохода всех фотомоделей, за исключением самых-самых знаменитых. За каталожные съемки вроде бы и не слишком много платят (в Чикаго, где спрос не так уж велик, сто пятьдесят долларов в час, а реклама затянет от нескольких тысяч до целого миллиона), но денежка к денежке тянется. За восемь часов подряд дают премию — вот уже тысяча двести пятьдесят долларов. За сверхурочную работу (до девяти, после пяти или на выходных) или нижнее белье платят в полтора раза больше, то есть двести двадцать пять долларов в час. Для «Сирс»^[16] неплохо.