Джеймс входит в комнату и останавливается, заметив приглашение в моих глазах. Я похлопываю по месту на диване рядом с собой, и он улыбается, направляясь ко мне немного нервным шагом.

— Почему у меня такое чувство, что меня собираются съесть заживо? — смеется он, садясь, и я провожу руками по его спине.

— Потому что ты прекрасно догадываешься о том, что должно произойти, — нежно мурлычу я.

Джеймс снова смеется, все еще находясь в режиме «игривого флирта». Я опережаю его на два шага, молча намекая наверстать упущенное.

— Я хочу, чтобы ты знал, мне очень хорошо. С тобой. Во всех смыслах, — я многозначительно смотрю ему в глаза, потом на его промежность, а затем вновь возвращаю свое внимание к его взгляду. Надеюсь, он понимает мой намек, но, на всякий случай, если все же нет, я рискую и действую напрямую. — Я говорю, что готова перейти на следующий уровень. Тебе не нужно спрашивать моего разрешения.

— Гхм… ладно… — говорит он. — Это хорошо.

— Шшш, — говорю я, кладу ладони на его лицо и поворачиваю к своему.

Губы Джеймса едва касаются моих, затем он слегка отстраняется и говорит:

— Должен признать, ты открываешься мне с новой стороны.

Я прижимаюсь к его губам, стремясь испробовать влажность его рта, жесткость его дыхания. Джеймс сдерживается, его губы стиснуты, отчего я не могу попробовать его, а дыхание слишком осторожное, чтобы его ощутить. От этого я еще сильнее жажду его.

Мы целуемся нежно. Думаю, он расслабится постепенно, а я пытаюсь поддразнивать, посасывая его губы. Но когда слегка прикусываю его нижнюю губу, Джеймс дергается, словно это причинило ему боль.

— П-прости, — говорит он, когда понимает, что это было преднамеренно. — Ты застала меня врасплох, вот и все.

Я улыбаюсь, и мы возвращаемся к нашим нежным поцелуям. Я прижимаю руки к его груди, нащупывая накачанные мышцы. Впервые я ощущаю руку Джеймса, нежно прижатую к моему бедру. Я хватаю ее и кладу на свою грудь, призывая обхватить, ласкать, сжимать и мять, как масло, в его больших ладонях.

Вместо этого рука Джеймса находится на моей груди, как аккуратно положенное пресс-папье.

Меня переполняет отчаянное безудержное желание. Мне необходимо его тело во мне. Я должна почувствовать его страсть, желание, мужественность. Я с силой притягиваю его к себе и проталкиваю язык в его рот, призывая схватить меня, давая ему полное право действовать.

Джеймс задыхается и жадно хватает воздух, словно только что проглотил муху, практически кашляя в мой рот. Пока парень приходит в себя, он опускает руку и цепляется за вырез блузки, его пальцы касаются ложбинки между моих грудей. Наши взгляды встречаются, и он замирает. А затем отдергивает руку с такой скоростью, словно коснулся горячей плиты.

— Ох! Гхм… я не хотел… эх… ну ты понимаешь…

— Но я готова, — говорю я, стараясь не казаться раздраженной, — мне… хорошо.

Я прикусываю губу. Я делаю все неправильно? Это так… отличается от того, что было у нас с Джаксом.

— Знаю, это просто… — он качает головой, румянец покрывает его щеки.

— Что-то не так? — спрашиваю я. Это подходящий вопрос, но звучит он, как обвинение.

— Нет! — выпаливает Джеймс с излишней горячностью. — Нет. Ты на самом деле такая … — на его лице появляется странное выражение, словно он удивлен, а затем он кивает в направлении моего декольте. — Ты великолепна. Сногсшибательна! Я совершенно сражен… этим. Я просто хочу… я уважаю тебя, понимаешь? Ты мне на самом деле нравишься, и я не хочу сводить все лишь к этому… ты же понимаешь, бессмысленному.

Я уже застегиваю блузку, одергиваю юбку и поправляю волосы.

— Правильно.

— Ты же понимаешь это, да?

— Конечно, конечно, — говорю я так же убедительно, как и обладатель «Оскара». — Все прекрасно.

Джеймс улыбается. Обычно мне кажется это милым, но я так далека сейчас от этого, что в данный момент его улыбка лишь раздражает меня, выводя из себя. Словно мне на голову вылили ведро холодной воды.

Джеймс еще немного заикается, прежде чем озвучить именно то, что хочет сказать.

— Возможно, на этом пока лучше остановиться. Дадим друг другу немного времени. Что скажешь?

— Думаю, это хорошая идея, — говорю я, вставая и позволяя Джеймсу проводить меня в прихожую.

Джеймс обнимает меня чуть дольше обычного и помогает надеть пиджак.

Я почти выбегаю из квартиры и несусь к своей машине. Ударяю по газам так сильно, что слышен визг шин, и устремляюсь вперед в ночь ЛА. Слезы начинают течь по моему лицу, дыхание учащается. Мои руки дрожат так сильно, что едва удается удерживать руль, а в животе такой тяжелый узел, словно я только что проглотила двадцатикилограммовый булыжник.

Если для женщины существует что-то хуже того, когда ее трахают, как животное, так это когда ее не трахают вообще.

Я нажимаю на тормоз с такой силой, что машину заносит, и гравий на подъездной дорожке Джакса разлетается в стороны. Звук визжащих шин и разлетающейся гальки разрезает тишину, словно взрывная волна. Я открываю дверь и выпрыгиваю из автомобиля, направляясь к парадной двери с твердой целью и кипящей кровью, бурлящей в моем теле.

Возможно, виной тому звуки моей машины, его шестое чувство или просто магическая сила судьбы, но, едва я поднимаюсь на крыльцо, Джакс открывает дверь. Из одежды на нем — боксеры и знакомое выражение лица.

Он должен быть удивлен. Сбит с толку. Он не должен был этого ожидать.

Но он наблюдает за тем, как я подхожу к нему, словно предвидел это. Словно знал, что это произойдет. Словно он знает.

Последние несколько шагов я практически бегу и бросаю свое тело в его объятия, которые подхватывают и удерживают меня именно так, как мне нужно. Наши языки находят друг друга, словно извивающиеся змеи, занимающиеся любовью. На вкус он потрясающий. Запретный. Как первый глоток алкоголя для подростка. Как первая ночь, проведенная вне дома. Как тот момент, когда понимаешь, что тебе все сошло с рук. Как вкус нового наркотика для наркомана. Как яблоко для Евы.

На вкус он как все, в чем я когда-нибудь буду нуждаться.

Когда мне было семь лет, у нас не было много денег. Папа весь день работал на стройке, занимаясь тяжелым физическим трудом, из-за чего так уставал, что, возвращаясь домой, сразу отправлялся спать. В преддверии моего восьмого дня рождения он стал проводить еще больше времени вдали от нас. Я не так уж много хотел в свой день рождения: всего лишь провести немного времени с папой, поскольку мне не хватало его внимания. Мой день рождения выпал на воскресенье. Я сбежал вниз по лестнице, мама сразу поцеловала меня и поздравила, а он всего лишь сказал мне пойти поиграть на улицу. Подавив желание расплакаться, я вышел на улицу… и на дорожке увидел красивый красный велосипед. Оказывается, отец работал сверхурочно несколько недель только для того, чтобы купить его мне.

В старшей школе, сразу после того, как девушки стали превращаться из смешливых худышек в молодых женщин с соответствующими формами и блеском в глазах, я начал давать слабину. Мне необходим был безупречный проходной балл по испанскому языку, чтобы закончить четвертый год обучения. Когда мисс Херрера, молодая учительница с фигурой, напоминающей классическую гитару, оставила меня после уроков, я уже задумывался над тем, чем займусь, когда вылечу за неуспеваемость: придется ли мне повторить заново весь последний учебный год или просто все бросить и пойти работать. Но вместо этого я потерял девственность и с блеском сдал нечто большее, чем просто тест. После этого я понял, что упустил в подростковом возрасте. Я был «поздним цветком», но быстро наверстал упущенное. Я добился признания, начал ходить на свидания и познал свою власть над противоположным полом благодаря шести кубикам на прессе, ухмылке и нескольким удачным фразам для флирта. И я никогда не оглядывался.