— Тут немного про это написано сегодня, — сказала она.

В это время заплакал малютка, потом надо было вымыть посуду после завтрака, потом являлись все новые помехи к чтению газеты.

— Читай, — строго сказал кочегар.

— "Пострадавший констебль, — бойко прочла миссис Пиннер, — чувствует себя довольно хорошо; за трактирами продолжают наблюдать".

— Они, кажется, прямо таки влюблены в трактиры, — нетерпеливо заметил Пиннер. Я рад, что парень поправляется, но надеюсь, что он не встанет раньше, чем я не уйду в море.

— Конечно, не встанет, — отвечала жена. Но теперь мне, пожалуй, лучше пойти купить обои. Какого цвета ты бы лучше хотел?

Пиннер ответил, что для него все обои одинаковы, и погрузился в мрачные размышления на тему о том, откуда возьмутся на это деньги. Миссис Пиннер, отлично знавшая, какую большую экономию делали они теперь, благодаря его невольному заключению, только улыбнулась на его уныние.

В этот день он оклеил комнату, потолковав предварительно о ценах на обои и высказав свое твердое убеждение, что в благоустроенном государстве не должно быть вовсе констеблей с рыжими бакенбардами. Ко всем комплиментам насчет его работы, которыми осыпала его благодарная миссис Пиннер, он притворялся глухим.

На следующее утро в газетах не было ничего нового, ибо фантазия миссис Пиннер несколько истощилась, но она быстро омрачила радость мужа, заметив, что полицейские власти нарочно держатся в тени, чтобы убаюкать его ложной безопасностью. Она нарисовала ему такую забавную картину того, как полиция обыскивает улицы и трактиры, в то время, как Пиннер скромненько сидит дома и мастерит детскую колясочку, что сама расхохоталась чуть не до удушья, между тем как Пиннер сидел, вытаращив на нее глаза в гневном изумлении.

Для Пиннера далеко не было источником радости сообщение, что все другие жены в их доме ставили его в пример своим мужьям и стремились убедить этих упрямых людей последовать по его стопам. Миссис Смит, жившая этажем выше, прославляла его в таких выражениях, что он краснел от стыда, а миссис Хаук (двумя этажами выше) рассыпалась перед ним в таких комплиментах, что мистер Хаук, недавно только женившийся, спустился вниз, желая во что бы ни стало устроить небольшую потасовку с ним на заднем дворе.

Когда детская коляска была окончена, терпению его тоже настал конец, и он решился, рискуя всем, вернуть себе свободу. Никогда улица не казалась ему такой заманчивой, как в эту минуту, когда он глядел на нее из своего маленького окошечка. Он набил свою трубку и сообщил испуганной миссис Пиннер свое намерение выйти и пройтись немного.

— Погоди, покуда я загляну в газету! — просила она.

— Да зачем читать газету? — отвечал Пиннер. Мы и так знаем, что он лежит в постели, и я думаю, что как раз тогда, когда он встанет, мой срок и кончится. Я буду глядеть в оба. Вдобавок, мне пришла в голову хорошая мысль: я сбрею себе усы. Мне бы раньше надо было догадаться это сделать.

Он отправился наверх, оставив жену ломать руки в отчаянии. Рыжий констебль и не думал лежать в постели, она это отлично знала; он распоряжался в этой местности со всей своей зоркой наблюдательностью, стремясь отомстить за перенесенное унижение. Было необходимо спасти мужа во что бы то ни стало, и пока он возился наверху с бритвой, она выскользнула на улицу и купила газету.

Когда она вернулась, он только-что сошел вниз и обернулся к ней с самодовольной гримасой, но, взглянув на ее лицо, он сразу переменился, с лица его сбежала улыбка, и он стоял молча, нервно ожидая дурных вестей.

— О, Боже мой! — простонала его жена.

— Что написано? — тревожно спросил Пиннер.

Миссис Пиннер оперлась на стол и в отчаянии качала головой.

— Нашли меня? — спросил Пиннер.

— Хуже, — отвечала жена.

— Хуже? — спросил Пиннер, чья фантазия не была из особенно богато одаренных. Что же еще может быть?

— Он умер, — торжественно провозгласила миссис Пиннер.

— Умер! — воскликнул Пиннер, подскочив на месте.

Миссис Пиннер с тихим рыданием взяла газету и медленно прочла, прерываемая временами восклицаниями мужа:

"Несчастный констебль, сделавшийся на днях жертвой злодейского нападения в Уэппинге, тихо скончался вчера вечером. Лэди Веракс, вне себя от отчаяния и отказывается отойти от тела. Многие из членов королевской семьи выразили телеграммами свое…

— Что? — перебил ее изумленный слушатель.

— Я перепутала строки, — сказала миссис Пеннер, которая была слишком заинтересована тем, что она читала о смерти известного аристократа, чтобы вспомнить необходимости некоторых изменений в тексте, для того, чтобы все оказалось пригодным для констебля. — Вот я нашла:

"Несчастный констебль, сделавшийся на днях жертвой злодейского нападения в Уэппинге, тихо скончался вчера вечером на руках своей жены и детей. Полагают, что преступник ушел в море."

— Я бы хотел, чтобы так и было, — жалостно сказал мистер Пиннер. Я бы хотел быть где угодно, только не здесь. Тоже фантазия была назначать констеблем этакую яичную скорлупу! Я ведь едва до него дотронулся.

— Обещай мне, что ты не выйдешь на улицу! — просила его жена с рыданием в голосе.

— Выйти? — энергично воскликнул Пиннер. — Выйти?… Да что ты думаешь, что я помешался, что-ли? Я буду сидеть дома, пока судно не уйдет, и то я проеду туда на извозчике. Чего я, спрашивается, не видал на улице?

Совершенно перепуганный, он уселся в самом темном углу комнаты, обмениваясь с женой горькими замечаниями о необычайной хрупкости полицейских чинов.

— Никогда больше во всю мою жизнь я не дотронусь ни до одного из них, — уверял он. Если мне даже принесут его сюда и посадят сонного на стул, я его и пальцем не трону.

— Тебя довело до этого пьянство, — сказала жена.

— Я никогда больше не выпью ни одной капли, — убеждал он ее с содроганием.

Трубка утратила для него всякий вкус, и он сидел молча и размышлял, как вдруг его осенило, что ему необходимо начать новые работы, чтобы иметь повод сидеть дома.

Миссис Пиннер вполне с этим согласилась, и они вместе составили список починок и улучшений, которые должны были занять каждую минуту из остающегося у него времени. Он работал с таким лихорадочным жаром, что вошел в поговорку у всех остальных жильцов, и единственные минуты, когда он себя чувствовал спокойным и счастливым, были те, что проводил за работой в спальне, крепко заперев двери. Мистер Смит приписывал это болезни и целый час обсуждал с мистером Хауком, не заразительна ли она, Боже упаси!

Время, между тем, медленно шло, и, наконец, до отъезда осталось всего два дня, и он был в таком нервном и возбужденном состоянии, что миссис Пиннер ожидала его отъезда почти с такой же тревогой, как и он сам.

Чтобы хоть немного его утешить, она прочла ему сообщение, что полиция отказалась от безнадежных поисков. Но Пиннер только покачал на это головою и сказал, что все это только уловки, чтобы его выманить. Чтобы парализовать намерения полиции, он принялся с жаром приделывать свистульку к детской колясочке.

Жена оставила его за этим занятием, уходя за покупками. Когда она вернулась домой, все было тихо, и ничто не указывало на то, что случилось нечто необыкновенное, но, войдя в комнату, она не могла удержаться от восклицания при виде картины, представившейся ее глазам. Пиннер лежал съежившись на диване, зарывшись головой в подушки, и одна его нога судорожно дрыгала в воздухе.

— Чарли! — воскликнула она. — Чарли!

Из подушек вместо ответа послышался глухой стон.

— Что случилось, — спрашивала она с беспокойством.

— Я видел это! — сказал Пиннер дрожащим голосом. — Я видел привидение. Я как раз выглядывал из-за занавески на улицу, когда оно прошло.

— Глупости!

— Его привидение! — продолжал Пиннер, принимая более естественную позу, но продолжая трястись; — рыжие бакенбарды, белые перчатки и все такое. Оно ходит взад и вперед по улице. Я с ума сойду! Я уже два раза его видел.