— Вы войдите со мной, Джем, и объясните, — шепнул он помощнику. Потом он обернулся и крикнул людям подойти. Экипаж, польщенный тем, что ему предлагали первый ряд кресел в комедии, быстро приблизился.

— Что такое? В чем дело? — спросила мистрисс Гунт, с изумлением глядя на толпу, собравшуюся вокруг ее крыльца.

— Ничего решительно, — беззаботно отвечал ей муж.

— Кто этот мальчик?

— Это бедный, сумасшедший мальчик, — сказал шкипер. — Он пришел на шхуну…

— Я вовсе не сумасшедший, отец, — прервал Джонс.

— Бедный, сумасшедший мальчик, — поспешно продолжал шкипер: — который пришел на шхуну в Лондоне и сказал, что старик Сам Броун его отец.

— Нет, — ты мой отец! — закричал мальчик пронзительно.

— Он каждого называет отцом, — сказал шкипер с тоскливой улыбкой. — Такова форма его помешательства. Он вот и Джема называл отцом…

— Нет, не называл, — отрывисто произнес помощник.

— А потом он думал, что Чарли ему отец…

— Нет, сэр, — возразил Ледж с почтительной твердостью.

— Ну, во всяком случае Сама Броуна он звал отцом, — сказал шкипер.

— Да, сэр, это верно, — подтвердил экипаж.

— Где-же Сам? — спросила мистрисс Гунт, оглядываясь.

— Он сбежал со шхуны в Визерси, — отвечал ей муж.

— Вижу, — сказала мистрисс Гунт с горькой улыбкой. — И все эти люди пришли сюда, готовые поклясться, что мальчик называл Сама отцом? Не так-ли?

— Так точно, сударыня, — хором отвечал весь экипаж, в восторге, что его так скоро поняли.

Мистрисс Гунт посмотрела через дорогу на поля, расстилавшиеся перед ней. Потом она вдруг перевела свой взор на мужа и, глядя на него пристально, произнесла только два слова:

— Ах, Джо!..

— Но спроси-же у помощника! — вскричал шкипер в исступлении.

— Да, я знаю, что скажет помощник, — сказала мистрисс Гунт. — Мне незачем его спрашивать.

— Чарли и Гарри были с Самом, когда мальчишка подошел к нему, — все еще не сдавался шкипер.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — отвечала жена его. — Ах, Джо, Джо, Джо!..

Последовало неловкое молчание, во время которого люди, переминаясь с ноги на ногу, в своем участии к затруднительному положению начальства, подталкивали один другого в бок, тщетно стараясь придумать, что-бы такое сказать, чтобы очистить репутацию человека, которого все они уважали.

— Неблагодарный ты чертенок! — разразился наконец мистер Ледж. — После того, как капитан был с тобой так добр, а ты…

— А очень он был добр с ним? — осведомилась жена капитана.

— Как от… как дядя, сударыня! — сказал неосторожный мистер Ледж. — Позволил ему остаться на корабле и просто баловал его. Мы все удивлялись, что он так с ним возится, не правда-ли, Гарри?

Он обернулся к своему приятелю, но прочел на лице мистера Грина столько презрения и негодующей насмешки, что невольно осекся и опешил. Он взглянул на шкипера и почти испугался его вида.

Положение разрешилось тем, что мистрисс Гунт вошла обратно в дом, захлопнув за собой дверь с шумом, не предвещавшим ничего доброго. Люди медленно разошлись, и сконфуженный мистер Ледж впереди всех; помощник, проговорив вполголоса несколько ободрительных слов шкиперу, также отправился восвояси. Капитан Гунт взглянул сначала на маленького виновника всех его бедствий, который благоразумно удалился на некоторое расстояние, потом на свой негостеприимный дом. Наконец, с жестом, полным решимости, он повернул ручку двери и вошел. Жена его, сидевшая в кресле, с глазами устремленными в пол, не двинулась.

— Слушай, Полли… — начал он.

— Не говори со мной, — был ответ. — Я удивляюсь только, что ты еще можешь глядеть мне в глаза!

Шкипер заскрежетал зубами, всячески стараясь сохранить хладнокровие.

— Если-б ты была рассудительна… — заметил он строго.

— Я давно думала, что ты от меня скрываешь что-то, — сказала мистрисс Гунг. — Я часто смотрела на тебя, когда ты сидел в этом кресле с озабоченным лицом, и недоумевала, в чем дело. Но никогда я не предполагала, что твоя тайна так ужасна! Я должна сказать, что никогда и не помышляла о чем-либо подобном… Что?.. Что ты сказал?..

— Я сказал: "черт побери!" — неудержимо выпалил шкипер.

— Да, конечно, — свирепо возразила его жена. — Ты думаешь, что накричишь, нашумишь и будешь прав! Но меня ты не испугаешь, голубчик. Я не из тех робких и смиренных женщин, которые мирятся с чем угодно! Я не из тех…

— Да говорю же тебе, — прервал шкипер: — что мальчишка каждого величает отцом. Наверно теперь он уже пристал еще к кому-нибудь.

Но пока он еще говорил, ручка двери шевельнулась, дверь медленно начала отворяться, и в образовавшееся отверстие выглянуло встревоженное лицо Джонса. Мистрисс Гунт, уловив взгляд шкипера, указала на него безмолвным от избытка гнева и негодования жестом. Последовала минута трепетного молчания, нарушенная наконец мальчиком.

— Мама… — проговорил он потихоньку.

Мистрисс Гунт так и застыла в своем кресле. От изумления у нее опустились руки, и она не могла произнести ни слова. Джонс, растворив дверь немного пошире, осторожно просунул в отверстие свою тщедушную фигурку. Шкипер бросил быстрый взгляд на жену и тотчас же, поспешно отвернувшись, закрыл рот рукой и стал пристально смотреть в окно.

— Мама, могу я войти? — сказал мальчик.

— Ах, Полли… — вздохнул шкипер.

Мистрисс Гунт тщетно старалась обрести дар слова, которого лишило ее изумление.

— Я?!. Что такое?.. Джо… не будь глуп!

— Да, конечно, — произнес шкипер трагическим тоном. — Ах, Полли, Полли, Полли!..

Он опять закрыл рот рукой, смеясь втихомолку, пока жена, подойдя к нему сзади, не схватила его за плечи и не начала трясти изо всех сил.

— Так вот, — проговорил шкипер задыхающимся голосом: — вот о чем… ты тревожилась… Вот та тайна, которая…

Он внезапно остановился, так как жена втолкнула его в кресло и, стоя над ним со свирепым лицом, как-бы вызывала его произнести хоть слово. Потом она обратилась к мальчику.

— Что это значит? Ты называешь меня матерью? — спросила она. — Я тебе не мать.

— Нет, ты моя мать, — сказал Джонс.

Мистрисс Гунт посмотрела на него совершенно озадаченная, но когда новый взрыв хохота, раздавшийся с кресла, занятого шкипером, возвратил ее к сознанию действительности, она обернулась к этому легкомысленному человеку и принялась усердно колотить его, в надежде привести в более серьезное настроение. Не достигнув, однако, своей цели, она села рядом с ним и, после короткой, неудачной борьбы с собой, начала смеяться и сама, и притом смеяться так искренне, что Джонс, сочувственно улыбаясь, затворил за собой дверь и смело вошел в комнату.

Всеобщее предположение, что капитан Гунт и жена его усыновили мальчика — неверно: шкипер объясняет постоянное пребывание мальчика в их доме тем простым фактом, что он усыновился у них. И объяснение это, если не кому-либо другому, то уж во всяком случае мистеру Самуэлю Броуну кажется весьма понятным и правдоподобным.

— Каждый матрос ворчит на море, — задумчиво сказал ночной сторож. — Ворчать в людской натуре, и я предполагаю, что они ворчат и остаются на море, потому что им иначе; нечего и делать. На берегу моря мало мест, годных для моряков, а те должности, которые годятся для них (как, например, обязанность ночного сторожа), требуют такого хорошего характера, что не может найтись много людей, способных занимать их.

Иногда они находят дело на берегу. Я знал одного, который поступил на бойню и работал хорошо, пока полиция его не взяла. Другой бросил море, чтобы жениться на прачке, и они обвенчались за шесть месяцев до ее смерти; тогда бедняге пришлось опять отправиться в море.

Ужасно ворчал на море старый Сэм Смоль; я недавно говорил вам о нем. Было просто страшно слушать, как он бранил море, после того, как в две недели растряс деньги, собранные им в течение пяти месяцев. Смоль, бывало, часто спрашивал нас, что будет с ним на старости лет; и когда мы отвечали, что вряд ли он доживет до старости, если не станет больше заботиться о себе, Сэм впадал в бешенство и бранил нас всячески, как только умел.