— Экая поганая и душная дыра тут у вас, — сказал Доджи, куривший громадную и страшно вонючую сигару. — Не понимаю, как вы можете здесь жить.

— Это не такое плохое помещение для кубрика, — ответил ему Чарли.

— А что это за образина там, на койке? — спросил Доджи, указывая своей сигарой на Джо.

— Ш-ш-ш, будьте осторожны, — сказал Том, подмигивая ему. — Это первоклассный премированный кулачный боец.

— О, — произнес Доджи, ухмыльнувшись. — А я думал, что это обезьяна.

Сразу стало так тихо, что можно было услышать, как падает иголка. Мы все почувствовали неизмеримое удовольствие при мысли о замечательным бое, который сейчас здесь произойдет перед нашими глазами и специально для нас. Все застыли, как прикованные, и не могли отвести глаз от Джо.

Он медленно отложил куртку, над которой работал, и лишь высунул немного голову из койки.

— Билль, — сказал он, зевая.

— Есть, — ответил Билль, на лице которого была в эту минуту такая же веселая усмешка, как у нас всех.

— Кто это такой привлекательный и приятный на вид молодой джентльмен, вон там, который курит замечательно душистую сигару?

— Это молодой джентльмен, который пришел сюда, чтобы посмотреть, что тут делается, — сказал Том, между тем как Доджи вынул свою сигару изо рта и, действительно, обвел кругом взглядом в недоумении.

— Он, должно быть, побеждает все женские сердца своими желтыми, узенькими, как щелки, глазками, — произнес Джо, покачивая головой. — Бйлль!

— Есть, — снова ответил Билль.

— Возьмите этого приятного молодого джентльмена и выбросите его из кубрика, — закончил Джо, опять беря свою куртку. — И не очень шумите, когда будете это делать, по-тому что у меня немного побаливает голова, иначе, я бы сам это сделал.

Кругом раздался громовый хохот, а Том Бекер с Чарли чуть не лопнули от смеха. Доджи вскочил, но и Билль тоже встал, а затем начал снимать с себя куртку.

— В чем дело? Что вы хотите? — с удивлением спросил его Доджи.

— Я повинуюсь команде, — ответил Билль. — В прошлый раз, когда я был в Лондоне, Джо меня чуть не убил и взял с меня слово, что я буду выполнять все его приказания в течение шести месяцев. Мне очень жаль, товарищ, но я должен вас выбросить отсюда.

— Меня выбросить?! — злобно воскликнул Доджи и насмешливо расхохотался.

— Отчего же не попробовать, — сказал Билль, аккуратно сворачивая свою куртку и кладя ее на койку.

— Подержите только мою сигару, — сказал Доджи, вынимая ее изо рта и передавая Чарли. — Мне не понадобится снимать жакет ради этого.

Он переменил, однако, свое мнение, когда увидел могучую грудь и руки Билля, и снял не только жакет, но и рубашку. Затем, со злобой глядя на Билля, поднял кулаки и прыгнул к нему.

В самом начале Билль промахнулся и в тот-же момент получил страшный удар в нижнюю челюсть, а затем второй — в глаз. От второго он зашатался и, воспользовавшись этим, Доджи стал колотить его кулаком по голове как молотом.

Я думаю, что это и привело Билля в себя, потому что в следующую минуту Доджи уже лежал на спине после удара, от которого у него чуть не разлетелась голова. Чарли схватил часы Тома, начал считать секунды, пока Доджи лежал и через некоторое время крикнул: «Кончено». Это было с его стороны ужасно глупо, так как бой был бы уже сразу окончен, но, к счастью находчивость Тома дала возможность продлить зрелище. Он крикнул, что его часы спешат.

Доджи за это время пришел в себя, встал и начал осторожно охаживать Билля, ругая кубрик самыми скверными словами за недостаток места для правильного боя.

Он успел три или четыре раза здорово двинуть Билля быстрее, чем вы могли бы подмигнуть, а когда Билль пытался ответить, то никак не мог в него попасть. Это, казалось, больше всего остального извело Билля, и он вдруг вытянул свои громадные руки, схватил Доджи и швырнул его так, что тот полетел через весь кубрик прямо к тому месту, где сидел Том Бекер.

Чарли опять крикнул «кончено», но мы им дали еще пять минут передышки, пока укладывали на койку несчастного Тома. После этого «отвратительное зрелище», как тогда сказал Том Бекер, возобновилось. Билль тем временем окунул свою голову в ведро с водой и растер руки, и выглядел свеженьким, как полевой цветочек. Доджи, казалось, немного пошатывался, но держался молодцом, только стал замечательно осторожен. Как Билль ни старался, никак не мог его захватить опять в свои лапы.

Но все-таки через три минуты все кончилось. Доджи уже не в силах был наносить настоящие удары, а главное — ясно видеть. Он сохранил еще зрение лишь настолько, чтобы увертываться от Билля. Было такое впечатление, будто весь кубрик казался ему наполненным Биллями, сидящими на табуретках и ждущими колотушек. Кончилось это тем, что он получил от настоящего Билля такой удар, после которого он не смог уже подняться собственными силами.

Билль же его затем и поднял, после чего они пожали друг другу руки, вымыли физиономии в том же ведре с водой и начали говорить друг другу комплименты. Они уселись рядышком и урчали, как коты, восхваляя один другого, пока, наконец, мы не услыхали заглушённый голос, донесшийся с койки Джо Симмса.

— Ну, что там? Кончено уже? — спросил он.

— Да, — ответил кто-то.

— Что с Биллем? — донесся опять голос Джо.

— Посмотрите сами, — сказал Том Бекер.

Джо, лежавший на койке спиной к нам, повернулся и немного приподнялся, чтобы взглянуть, но едва увидел избитую физиономию Билля, как вскрикнул самым диким образом, опрокинулся на спину, — и пусть меня повесят, если я сочиняю, — потерял сознание.

Мы все буквально остолбенели, но Билль быстро схватил ведро и, зачерпнув оттуда немного воды, начал брызгать ею в лицо Джо. Тот, наконец, очнулся и как-будто машинально охватил Билля за шею обеими руками и начал судорожно рыдать.

— Вот так дьявольщина, — вскрикнул Доджи Пит, вскочив. — Это женщина.

— Это моя жена, — произнес Билль.

Тогда мы поняли все, по крайней мере, те из нас, которые были женаты.

Она поступила матросом к нам на судно без ведома Билля, частью чтобы не разлучаться с ним, а частью, чтобы следить за ним, и ошибка Тема Бекера, принявшего ее за непобедимого премированного боксера, замечательно пришлась ей кстати.

— Все люди суеверны! — сказал ночной сторож, обращаясь с целым рядом ласкательных эпитетов к одноглазой черной кошке. — Если бы эта черная кошка утащила ужин кое у кого из моих знакомых, они, наверное, поступили бы весьма безрассудно и поплатились бы за это.

Оп погладил кошку и задумался.

— Они бросили бы ее в воду, — продолжал он мечтательно, — и стали бы кидать в нее камнями, пока она не пошла бы ко дну… Я уже сказал вам, что все люди суеверны, а кто не склонен к этому, должен послужить в ночных сторожах некоторое время: они живо бы изменились! Я знал одного человека, который убил черную кошку, и после этого в течение всей своей жизни, каждый раз, как выпивал лишнюю рюмку, видел ее тень. Вся жизнь его была испорчена!

Он опять погладил кошку.

— Я оставил свой ужин только на минуту, пока сбегал в "Воловью Голову", — сказал он, медленно набивая свою трубку, — и думал, что поставил его на такое место, где его нельзя было достать. И вот — не угодно ли?..

Он в нерешительности посмотрел на кошку, потом встал и со вздохом прошелся два раза по молу.

— Суеверие хорошо и прилично в меру, — заметил он, снова садясь на свое место: — но, конечно, как и во всем, некоторые люди переходят границу и готовы поверить всему! Это люди с слабыми нервами, и, если вы никуда не спешите, я расскажу про моего товарища, Билля Бертеншо. Он явится живим подтверждением моих слов.

Мать Билля была суеверна еще до его рождения и всегда знала о смерти своих знакомых, которые, являясь к ней ночью после этого несчастья, сообщали ей о нем громкими стуками в стену. Один только раз она ошиблась. Дело было ночью. Послышались стуки, и она стала называть имена тех, кто, по ее расчету, должен был бы умереть. Только что она насчитала семь смертей, как вдруг узнала, что это ее сосед вздумал развешивать у себя картины в три часа утра. И узнала она об этом только потому, что он случайно попал молотком в ноготь большого пальца вместо гвоздя.