– Чурт! – возмутилась она, сжав в кулачки руки, обтянутые длинными черными перчатками, и, наклонив голову вперед, пристукнула высокими каблуками по замысловатому паркету-маркетри. – Да как ты смеешь?! Ты хоть видел, с каким я очаровашкой танцевала? Он невероятно прекрасен! А ты меня от него нагло оторвал!!!

Дрон, спешивший следом, обогнул ее, распахнул древние, без автоматики, входные двери вестибюля и своим корпусом размером с чемоданчик задел пышный кринолин бального платья.

– Ульвер, прошу прощения, – заявил автономник. – Умоляю, поторопись.

– Ты мне все платье измял, – сказала она.

– Извини.

– Он прекрасен, – с напором повторила Ульвер Сейк, шагая по вымощенному каменными плитами коридору между картинами и растениями в кадках; дрон парил перед ней, направляясь к входу в капсульный туннель.

– Я тебе верю, – отозвалась машина.

– Ему мои ноги понравились! – Ульвер оглядела юбку, укороченную спереди и выставлявшую напоказ длинные ноги в непроглядно-черных чулках и фиолетовых, в тон наряду, туфельках; шлейф декольтированного платья рывками змеился по каменным плитам.

– Ноги у тебя очень красивые, – согласился автономник, велев панели управления капсулы поторопиться.

– Еще бы! – воскликнула она и раздраженно тряхнула головой. – А он великолепен!

– Верю.

Вдруг она остановилась, порывисто обернулась, нетвердо стоя на ногах, и заявила:

– Я возвращаюсь.

– Куда?! – Чурт Лайн, метнувшись к ней, преградил дорогу; они едва не столкнулись. – Ульвер! – гневно произнес автономник; его аура сверкнула белым. – Хватит уже!

– Отстань. Он великолепен. Он мой. Он меня достоин. Прочь с дороги!

Дрон не сдвинулся с места. Ульвер забарабанила кулаками по его лицевой панели, споткнулась, икнула.

– Ульвер, Ульвер, – укоризненно проговорил дрон, осторожно придержав ее руки своими полями.

Она наклонила голову вперед и сурово свела брови, глядя на переднюю сенсорную полоску дрона.

– Ульвер, прошу тебя, – сказал автономник, – Пожалуйста, выслушай меня. Это…

– Да в чем дело-то?! – простонала она.

– Я же тебе говорил. Ты должна кое-что увидеть. Сигнал пришел.

– А тут нельзя показать? – Она оглядела вестибюль: мягко подсвеченные портреты, перистые листья, ползучие стебли и зонтики растений в кадках. – Тут же нет ни души!

– Нет, нельзя, – сказал Чурт Лайн почти раздраженно. – Ульвер, послушай. Это важно. Прошу тебя. Ты хочешь работать в Контакте?

– Предположим, – вздохнула она и страдальчески закатила глаза. – Работать в Контакте, путешествовать, исследовать новые…

– Так вот, считай, тебя туда приглашают, – сказал автономник, выпуская ее руки.

Она склонила к нему голову. Среди искусно уложенных черных кудрей блестели крошечные, наполненные гелием шарики золота, платины и изумруда. Волосы, похожие на разнаряженную грозовую тучу, коснулись передка машины.

– А этого юношу мне исследовать позволят? – с напускной серьезностью осведомилась она.

– Вот если все сделаешь как надо, то Контакт пришлет тебе целый корабль красавцев. Прошу тебя, не уходи.

Ульвер презрительно фыркнула и, приподнявшись на цыпочки, поглядела поверх автономника в сторону бального зала, где звучала все та же танцевальная мелодия.

– Мне не любые красавцы нужны, а именно этот.

Дрон снова взял ее руки в свои поля, придав ауре желто-зеленый оттенок спокойного дружелюбия, и произнес:

– Милая моя, я тебе сейчас чистую правду скажу. Во-первых, у тебя будет еще множество прекрасных молодых кавалеров. Во-вторых, это твой лучший шанс вступить в Контакт или даже в Особые Обстоятельства, и при этом они сочтут себя твоими должниками. Ясно тебе? Отличный шанс, деточка.

– Не называй меня деточкой! – презрительно бросила она.

Дрон Чурт Лайн был другом семейства Сейк почти тысячу лет, а отдельные части его личности восходили к программам домпьютера девятитысячелетней давности. Не в его привычках было открыто напоминать о своем возрасте и указывать, что в сравнении с ним Ульвер всего лишь бабочка-однодневка, но при необходимости он без стеснения этим пользовался.

Ульвер прищурилась и внимательно оглядела машину:

– Мне не послышалось? Особые Обстоятельства, говоришь?

– Да.

Ульвер отступила на шаг.

– Гм… – сказала она, задумчиво сведя брови.

За ее спиной раздался звон, и двери капсульного туннеля отворились. Ульвер повернулась и пошла к туннелю.

– Ну где ты там застрял?! – бросила она через плечо. – Вперед!

Фаговая Скала странствовала по Галактике почти девять тысяч лет, что делало ее одним из древнейших элементов Культуры. Сперва она была астероидом трехкилометровой длины внутри планетной системы – одной из первых, исследованных существами, которые позднее стали частью Культуры. Там велась добыча металлов, минералов и драгоценных камней, а впоследствии, когда огромные внутренние полости были загерметизированы и наполнены воздухом, астероид раскрутили для создания искусственной силы тяжести и превратили в обиталище, вращающееся вокруг этого солнца.

Позднее новые технологии и политические обстоятельства сделали желательным перемещение Скалы за пределы системы. Ее оснастили ионными и ядерно-паровыми ракетными двигателями, после чего разогнали и вывели в межзвездное пространство. С оглядкой на те же политические обстоятельства обиталище снабдили мощными сигнальными лазерами и пусковыми установками с частичным наведением на цель, которые могли использоваться и как электромагнитные рельсовые пушки. Несколько лет спустя обиталище, несколько покореженное, но уцелевшее и наконец признанное своими обитателями разумным существом, одним из первых среди космических существ провозгласило себя частью новой панцивилизационной и панвидовой группы – Культуры.

Долгие годы, десятилетия, века и тысячелетия Фаг странствовал по Галактике от системы к системе. Сначала он сосредоточился на торговле и производстве, а затем занялся образовательными и культурными проектами – технологический прогресс позволил Культуре равномерно распределять производственные мощности, выпускать почти что угодно почти где угодно, и объемы торговли свелись к минимуму.

Фаговую Скалу ныне относили к особой категории артефактов Культуры – не мир и не корабль, а нечто среднее. Для удовлетворения потребностей растущего населения скала разрасталась за счет внутрисистемного и межзвездного мусора; обломки металла, астероидов, льда и спрессованной пыли наслаивались на выщербленную, изъязвленную выбоинами поверхность – притягивались, поглощались, преображались; прошла всего тысяча лет с тех пор, как астероид из рудника стал обиталищем, но исходный Разум его бы уже не узнал. Длина астероида составляла не три километра, а тридцать, и лишь передняя часть первоначальной скалы выглядывала из скопления гор, усеянных оборудованием, пузатыми ангарами, похожими на воздушные шары, и круглыми терминалами для транзитных путешественников. Теперь скала походила на неправильный конус.

Скорость аккреции постепенно уменьшилась, и к настоящему времени длина Фаговой Скалы достигла всего семидесяти километров, а население – ста пятидесяти миллионов. Она напоминала скопление зазубренных камней, гладкой гальки и отшлифованных раковин, собранных на пляже и сцементированных воедино, или наскоро сооруженный курган, на склонах которого раскинулась музейная экспозиция, посвященная истории технического развития Культуры; тут были пусковые площадки, радарные шахты, взлетно-посадочные полосы, локаторные комплексы, тарелки телескопов, пилоны электромагнитных пушек, кратерообразные ракетные сопла, двустворчатые двери ангаров, диафрагмы, а также впечатляющая коллекция куполов всех форм и размеров – то в полной сохранности, то полуразобранных или просто обвалившихся.

По мере роста размеров и населения увеличивалась и максимальная скорость Фаговой Скалы. Она обзаводилась все более эффективными и мощными двигателями, пока не обрела способность перемещаться с приличной быстротой, либо нарушая ткань пространства-времени, либо прокладывая свой путь в гиперпространстве над собой или под собой с помощью самонаведенной сингулярности.