Это предложение особенно понравилось малышам. Они мысленно представили себе картину, как люди по сугробам бредут к своим лещевникам…

Попросила слово и Кася.

— Весной вместе с нами приходили в лес дети, которые еще не учатся в школе. Они пришли и теперь, осенью. Что и как могли, они делали. Надо и им всем дать по столько же орехов, как и нам, школьникам. Им они даже нужнее, — пошутила Кася, — так как у них больше времени грызть их, пока еще в школу не ходят.

И это предложение было принято единогласно.

Самые маленькие прямо-таки расчувствовались.

— А я и не знал, что Кася такая добрая девочка, — сказал один из них.

— Что ты! Я давно тебе говорил об этом, — ответил еще более младший.

Когда он мог «давно» говорить об этом деле и говорил ли он вообще о Касе, неизвестно.

Мешки с орехами погрузили на две автомашины, уложили на них и лестницы. Разожгли костер, спели две песни, но настроение у всех было одинаковое — скорее домой! Спешили рассказать своим родным, какой интересный был поход, как отблагодарила их лещина.

С музыкой вышли из лесу, с музыкой входили в Ботяновичи.

В деревне, около колхозного амбара, быстро взвесили несколько ведер и начали отсыпать орехи: ребятам за работу, родителям за то, что вырастили себе такую хорошую смену.

Оставшиеся орехи взвесили на больших весах, и стало ясно, что за вычетом намеченных расходов остается еще семьсот пятьдесят килограммов. Это фонд на расширение работы юных натуралистов.

Все разошлись радостные, веселые. Вечером Сымон Васильевич по радио рассказал о походе и сборе орехов, о их распределении.

Мать сразу принялась кормить Касю.

— Ты, доченька, вконец устала, есть захотела.

— Устать не устала, а поужинать не мешает. А пока что надо умыться, переодеться. Вот тебе, мамочка, гостинец десять килограммов орехов. Пять мне, пять тебе.

— А мне за что?

— За то, мамуля, что хорошую работницу вырастила. Так и сказал Сергей Петрович.

— Ну, спасибо ему и всем, что ценят тебя, — ответила мать и стала смотреть орехи. — Да какие спелые, один к одному! Будто их белка собирала. Я таких давно и не видела. Надо, правда, попробовать…

Мать взяла молоток, расколола штук пять орехов и съела их.

— Вкусные, Касечка! А полежат, подсохнут — как конфеты будут.

Кася достала из печи чугун теплой воды, за занавеской у печи помылась, переоделась в другое платье и вышла к столу неузнаваемой.

Мать подала ей обед да и ужин заодно.

Поужинала Кася быстро, прибрала на столе, помыла посуду.

Тем временем мать принесла на блюдечке пирожное.

— Откуда оно взялось у тебя? — удивилась Кася.

— Да это у меня гостья была — Марыська наша. Она с мальчиком ездила в Минск. Остановилась у нас часа на два, до очередной машины.

Марыська — родная Касина сестра, которая была замужем за автомехаником, а его перевели на работу в Руженец, в восьмидесяти километрах от Ботяновичей, в самое Полесье.

— Почему она меня не дождалась? Мы так давно не виделись. Здорова ли она?

— Все хорошо. Но очень спешила, задержалась в Минске.

Кася прошла в другую комнату, включила свет. Взглянула на комод — шара нет.

— Мамочка! А куда же мой шар девался? — спросила она испуганно.

— Ай, доченька, докуда ты будешь с этими игрушками водиться! Ты у меня невеста, можно сказать.

Кася еще больше встревожилась:

— Мамочка! Да скажи ты мне скорее, где мой шар?

— Я так и думала, что ты на меня сердиться будешь. Но у меня ничего больше подходящего не было. Я отдала его Марысиному Юзику.

Кася даже пошатнулась.

— Мама! Что ты наделала?!

Тут же она схватила туфли и начала обуваться.

— Куда ты, Касечка?

— Мамочка! Давай скорей деньги! Поеду в Руженец.

— Чтоб он сгорел, тот шар! Чтоб он лучше камнем стал, так я, может, не подняла б его. И зачем я его только в руки брала? — начала причитать старая женщина.

Кася посмотрела на часы, взяла пальтишко и еще раз обратилась к матери:

— Мамочка! Быстрей достань деньги, а то опоздаю на автобус.

Мать, вконец растерянная и смущенная, достала деньги. Только спросила:

— Ты не заболела ли часом, доченька? Может, тебя сглазил кто?

— Никто меня не сглазил, мама. Я вернусь сегодня же ночью, — и выбежала из хаты.

Погода была хорошая. Автобус не запоздал. Минут через десять было слышно, как он затарахтел.

— Значит, села, — прошептала мать. — Никак не пойму, зачем ей этот шар понадобился. Будто в нем ее счастье спрятано.

Оставшись одна, старушка вскоре легла отдыхать.

А Кася волновалась. Щеки ее горели, как в огне. Она думала о том, что скажет своим товарищам, учителям про семена, если она их не отыщет, не вернет.

«Ужас какой!» — припомнились ей слова отца, произносимые им в трудные минуты своей жизни.

От ровного, размеренного рокота мотора глаза начинали закрываться, но она не поддавалась сну: еще, к несчастью, проспишь, тогда придется скитаться ночью.

Три часа продолжалась эта езда: были в дороге и остановки. Но вот и Руженец. Десятый час был на исходе, когда Кася добежала до Марысиного дома. В окнах еще мелькал свет. «Похоже, не спят».

Она постучала в дверь.

В сени вышла сама Марыся:

— Кто там?

— Открой, Марыська! Это я, Кася.

— Ой, миленькая! Что случилось? — испуганно спросила Марыся и быстро открыла дверь.

— Ничего не случилось, сестрица, — ответила Кася, входя в дом. — А где шар, что тебе мама дала?

Марыся даже в лице изменилась.

— И ты из-за этого пустяка ехала в такое время? — возмущенно сказала она. — Я если бы знала, так пальцем бы к нему не прикоснулась!

Тут же, открыв крышку сундука, она достала шар и не положила, а швырнула его на стол.

Кася, ничего не говоря, схватила шар, развинтила его и даже подпрыгнула от радости:

— Вот они! Вот они! — и начала выкладывать на стол пакетики.

Марыся заинтересовалась:

— Какое там золото у тебя спрятано?

— Мне в школе поручили хранить очень ценные семена. Я положила их в шар. А мама, ничего не зная об этом, отдала тебе. Шар я оставлю, он мне действительно не нужен, тем более такой он несчастливый, столько хлопот наделал.

— Ты врешь, наверно. Покажи, что на самом деле в этих пакетиках?

Кася открыла один и высыпала семена на ладонь. Марыся даже покраснела от возмущения:

— Так я тебе полную наволочку насыплю такого добра. И стоило в Руженец из-за этого ехать?

— Лучше, сестрица моя, давай обнимемся, поцелуемся, это будет и здравствуй и до свиданья. А я побегу, так как вот-вот на Ботяновичи автобус должен пойти.

— Ты, Касечка, не с ума ли сошла? Переночуй. Завтра поедешь.

— Нет, не могу. Никак не могу.

— Да подожди хоть минутку, успеешь «с козами на базар». Я маме фасоли насыплю.

Марыся выбежала в сени. Вскоре она принесла полную наволочку фасоли.

— Теперь можешь ехать, если так уж тебе не терпится.

— Прощай, Марыся, прощай, дорогая!

Кася обняла сестру, поцеловала. Потом завязала семена в платок и положила за пазуху, взяла сверток с Марысиным подарком и выбежала из хаты.

Так Марыся и осталась в большом недоумении.

— Что-то недоброе с Касей происходит. Уж не переучилась ли она?

Вскоре подошел и автобус. Места свободные были, так что Кася села даже у окна.

Усталость брала свое, она начала дремать. А на очередной остановке вошел в машину новый пассажир. Внимательно осмотрев едущих, он заметил красивую девушку и сел рядом именно с ней, хотя места были у самого входа.

Потом он, будто нечаянно, толкнул Касю в бок. Кася проснулась и сразу схватилась рукою за блузку.