Антон Саломаха встал и откровенно сказал:

— Решительно отказываюсь от своего предложения!

Многие засмеялись. Кто-то крикнул:

— Нина Ивановна прояснила сознание! Капуста еще будет жить, если Антон ее «помиловал».

Как это, может, ни странно, но один из самых важных вопросов — о кедре — почти что не обсуждался. Дело в том, что большинство участников собрания либо прочитали статью в стенной газете, либо были хорошо проинформированы до собрания. Вопрос этот показался для всех ясным. Тогда слово взял председатель колхоза Сергей Петрович:

— Товарищи! Вы все понимаете, что это дело полезное, ясное. Разговор должен идти о том, когда, где и как проводить его в жизнь. Мы на правлении колхоза уже обсудили, а общее собрание, твердо надеемся, утвердит наше мнение — отдать молодой сосняк в Суховерше, более одного гектара, для этой цели. Сымон Васильевич сказал, что дело с путевками и деньгами решено положительно. Не останется в стороне и колхоз, — дело наше, родное. Что касается водяных орехов, тут вопрос совсем простой. Ехать надо осенью. Машины у нас есть. Надо только обязательно, по-моему, написать в три-четыре школы на Полесье, чтоб они ответили, в каком месте более удобно набрать водяных орехов.

Кто-то подал голос:

— И где они вкуснее!

Сергей Петрович подхватил этот совет:

— Вполне резонно: и где они вкуснее. А про расходы на такую поездку разговора нет. Сами всем обеспечим, — дети наши, дело наше.

После утверждения плана работы собрание закрылось.

Пожалуй, на сотне картин выдающихся художников вы можете увидеть, как давние полководцы, когда люди не знали ни пулеметов, ни огнеметов, ни тем более термоядерного оружия, — как они отдавали последние приказы перед большими битвами.

На высоком холме на большом барабане восседает Наполеон. Перед ним на еще большем барабане раскрыта карта. Он указывает на карте определенный пункт и отдает приказы:

«Маршал Нэй занимает со своими полками эту высоту… Маршал Дау — эту… Маршал… Маршал…»

Приняв приказы, маршалы садятся на коней и со своими адъютантами отъезжают ставить полки на указанные места.

Наполеону остается одно: сидеть на барабане с подзорною трубою, время от времени поглядывать через нее на дымовые облака и ждать сообщений-реляций об итогах сражений. За эти итоги более всего — своими головами — отвечали солдаты…

Если разобраться как следует, так обязанности и хлопоты Зои Кирилловны по расположению своей армии перед походом на чествование лещины были несравненно более сложными и трудными.

Ее маршалы, они же и адъютанты, без всяких аксельбантов, только с красными нарукавными повязками, были совсем молоды. Они фактически впервые участвовали в таком походе, а это усложняло и без того сложную обстановку.

Это — ученики старших классов, комсомольцы, которые должны были следить за порядком в классах-отрядах. В большинстве девчата, потому что хлопцы, по каким-то непонятным причинам, уклонялись от таких обязанностей. Но при расстановке октябрят (в особенности) и пионеров (частично) помощники оказывались недостаточно авторитетными. Все непременно обращались к пионервожатой:

— Зоя Кирилловна! Он меня толкает…

— Зоя Кирилловна! Он меня за косы дергает…

— Зоя Кирилловна! Он говорит, что мою лещину поломает…

— Зоя… Зоя… Зоя…

Если бы кто подсчитал, сколько раз было названо ее имя в это утро, так, кажется, было б не меньше, чем тысячу и один раз.

И эта смуглая, черноглазая, стройная девушка, с красным галстуком на шее, с комсомольским значком над сердцем, поспевала всюду, отвечала на тысячу и один вопрос.

— Мы все друзья. Мы идем делать общее дело. А ты его толкаешь…

— Весь лес наш, колхозный, народный. Весь лещевник, каждая лещинка наша…

— На вас смотрят малыши, с вас будут брать пример. А какой же пример вы показываете?..

Наконец школа выстроилась по номерам классов: первый, второй… И так, по очереди, все остальные.

Правда, вперед вышел оркестр с блестящими, позолоченными трубами, трубочками и свирелями. А впереди — красный флаг.

Как только оркестр занял свое место, к Зое Кирилловне начали подходить по очереди ее помощники — адъютанты — и рапортовать: «Первый класс к походу готов!», «Второй — готов!..»

Нина Ивановна стояла рядом с пионервожатой и только улыбалась, глядя на шустрых, веселых и шаловливых школьников. У многих старшеклассников были при себе лопаты, у некоторых топоры или пилы.

Малыши проснулись на восходе солнца и не позавтракали: никак не могли есть от возбуждения. Пришлось успокоить матерей — в лес выедет школьный буфет.

Было воскресенье. Детей вышли проводить почти все матери, даже отцы. Собрались все учителя, но они в лес не пошли. Пошел, кроме Нины Ивановны, один директор.

Когда матери, и особенно бабушки, смотрели на своих счастливых детей, как много вспоминалось им тогда.

— Посмотри, какой порядок у них!

— С музыкой пойдут!

— Рыбонька моя, отчего же нашим деткам не жить! Такой радости дождались…

— Меня, когда-то, маленькую, разбудят… Спать хочется, а мама-покойница… Разве она меня не жалела? «Никак ты не выспишься! А гуси в ярину пошли. Телушка в рожь побежала!..» Да как жиганет меня кнутом по ногам! Не нужен и твой оркестр — бежишь да как труба медная голосишь…

Да только ли об этом они вспоминали, стоя у забора крайней избы.

Наконец Зоя Кирилловна подала команду:

— Орлята, в поход!

И ударил оркестр во все трубы, гусли и свирели:

Музыку на эти слова Янки Купалы написал композитор-самоучка — он же руководитель школьного оркестра и хора, — Микола Лапушинский.

Весь хор подпевал оркестру:

Эхо катилось далеко — и к родным хатам, и к могиле отца нашей поэзии Янки Купалы. Если бы он был жив, если б услышал эти напевы, как бы он обрадовался и, конечно же, не прогневался бы за то, что «вам» и «вас» они переиначили на «нам» и «нас».

В каждой армии бывает свой арьергард. У ботяновских школьников таким арьергардом были неорганизованные дети лет по шесть-семь, которых никакая сила не могла бы удержать дома. Они обежали деревню огородами, украдкой стояли у заборов, а когда школа вышла на дорогу, присоединились к ней и создали таким образом этот самый арьергард. Было с ними не менее десятка псов, как у древних воинов, которые не могли остаться дома без своих маленьких хозяев. Среди псов были лохматые и гладкие, черные и белые, рябые и пестрые, рыжие — Бобики, Тузики, Рябчики, и как только их не назвала досужая детская фантазия.

В перерывах шла дискуссия:

— Прогонят или не прогонят нас?..

— Разрешат или не разрешат помогать?..

— А не осталось ли там прошлогодних орехов?..

— А что, если повстречается медведь?..

Задавались и более серьезные вопросы:

— Ты отдашь мне синюю пуговицу или я должен ее силой отнять?

Предстояло пройти немногим более километра, а шли очень долго.

Но вот и лес.

Вот она, партизанская поляна, вокруг которой стоят, как колонны дивного старинного храма, великаны дубы. От них и начинается лещевник. Между двух дубов, под величавым шатром, растет красивая, разлапистая лещина. Она первая на этой поляне, как хозяйка у порога гостеприимного лесного дома.