После завтрака и звонка Тиерсена Цицеро настаивает на том, чтобы все-таки посмотреть новостной выпуск по телевизору, и Селестину, скрипя зубами, приходится подождать еще. Он отправляется в кабинет уже с третьим стаканом, пока Тиерсен, Цицеро и Элизабет располагаются на диване в гостиной: малышка тоже хочет посмотреть, и ее никак не выходит отговорить.
Тиерсен курит, удобно устроив пепельницу на своем колене, и обнимает Цицеро, запустив руку ему под теплый свитер и машинально, но ласково поглаживая живот. Элизабет сидит рядом, скрестив ноги, и не отрывает взгляда от экрана, на котором мелькают размытые кадры видеозаписи, сделанной в доме, который она только вчера называла своим и собиралась наследовать от отца. Репортаж совсем короткий, и из него ничего не понятно толком, но Тиерсен надеется, что Селестин расскажет ему больше. Он шепотом просит Цицеро поиграть пока с Элизабет и отвлечь ее, и тот весь морщится, но выбирать ему Тиерсен не дает, поднимаясь, коротко целуя его в висок и отправляясь в кабинет к брату. Оставшись с Элизабет наедине, Цицеро криво улыбается, встречая ее дружелюбный и открытый взгляд.
– Девочка хотела вчера поиграть с ножами? – осторожно спрашивает он, и Элизабет кивает. – Цицеро может научить ее, если она хочет. И если уж его Избранный заставляет его возиться с глупой девчонкой, – последнюю фразу он бормочет себе под нос, но достаточно громко, чтобы Элизабет слышала.
– Очень хочу, – Элизабет старается не думать о том, как ей грустно и страшно. Она знает, что Цицеро убьет ее – пусть и не сам, – но он ей нравится, ей нравится его открытость в эмоциях, которой обычно не встретишь у взрослых. – А почему ты называешь меня “она”? И Избранный – это Тир? А почему? – она задает много вопросов, это как будто защитный механизм, позволяющий ей отвлечься. И Цицеро вздыхает. Он не слишком любит возиться с детьми и в этот момент очень жалеет, что некоторые правила нельзя нарушать.
– И кто же это почтил меня своим присутствием? – голос ядовитый, но совсем не пьяный: кажется, нервическое состояние Селестина не позволяет ему опьянеть быстро.
– Не язви, – добродушно отвечает Тиерсен. – Давай лучше к делу.
– Ну, в общем-то, новости довольно хорошие, – Селестин сердился больше для проформы, и меняет тон, когда Тиерсен садится в кресло напротив него, взяв и для себя стакан. – Лефруа позвонил мне около шести часов, видимо, когда они закончили со всем. Голос у него был спокойный, кстати, наверное, он на психолептиках сейчас. Сообщил о том, что Серафен и Стефани мертвы, а Лиз пропала, – Селестин старательно вспоминает все детали скупого разговора. – Полиция нашла в кабинете Серафена вскрытое анонимное письмо со свидетельствами о том, что Лиз – дочь Стефани не от мужа, пока эти свидетельства проверяются, но за неимением живых участников событий это, конечно, будет проблематично. И я правильно понимаю, что это ваша работа?
– Да, – Тиерсен кивает. – Я покопался в биографии Стефани и нашел несколько интрижек, которые она вела на стороне десять лет назад. Вообще не только десять лет назад, но именно те по времени отлично совпадали, и я подумал, почему бы не попробовать этот вариант.
– Хм. А ты сам не думаешь?.. – Селестин не договаривает.
– Нет. Что Лиз – дочь Серафена, очевидно и тебе, и мне. Этот характер не забить ничьими генами. Но Стефани тоже темноволосая и бледная, так что сторонний человек вполне может предположить, что Лиз пошла в мать, а не в отца.
– Ладно, в любом случае, свидетельства найдены, письмо Серафеном “получено”, и дальше… Ну, все знают, что Серафен жил со Стефани только из-за дочери и карьеры. Но с последней после того скандала складываться у него перестало, так что, если бы он узнал, что и Лиз – не его дочь, то развелся бы сразу же. И Стефани бы лишилась всех денег. Так что… полицейские предполагают, что Стефани поняла, возможно, даже в день смерти, что кто-то знает о ее секрете и что она не сможет это скрыть, спешно приказала увезти Лиз, а сразу после отравила Серафена домашним печеньем с корицей. Торопливо, испуганно и весьма по-женски.
– Спасибо за комплимент, – Тиерсен не может сдержать усмешку.
– Не перебивай. Но, в общем, все пошло как-то не так, между Серафеном и Стефани завязалась ссора, и он ее застрелил. В общем, пока полиция придерживается этой версии как основной.
– А я сам ее придумал, – Тиерсен самодовольно отпивает виски.
– Твое счастье, что в полиции работают такие же идиоты, как ты, – Селестин качает головой. – А, ну да, что это я… Ладно, не знаю, я, конечно, всем доволен, но мне кажется, что эта версия рассыпается прямо на глазах.
– Ты предвзят, потому что знаешь, как это выглядит изнутри, – Тиерсен расслабленно кладет ногу на ногу. – А я тебе две вещи скажу. Во-первых, когда люди смотрят на проделанную работу, они не замечают и половины того, что знает тот, кто ее делал. Во-вторых, в полиции работают, конечно, разные люди, но в основном им всем начхать на справедливость и прочую хрень, им нужно раскрыть дело и сдать его в архив, в идеале – получить премию за оперативность. На справедливый результат никто никогда не работает, Сел, только если в детективных романах.
– Ладно, ты действительно лучше знаешь… – Селестин поднимает ладонь, – но это только полиция, Тир. Сам Лефруа совсем другого мнения, и вот он уверен, что все это было инсценировано. Хотя, конечно, его можно понять, он только что потерял свою “вторую половинку” и не хочет верить, что Стефани, которую он знает больше двадцати лет, убила Серафена. Нет, он думает, что она могла бы это сделать, но ему хочется найти виноватых, а мертвая женщина не очень хорошо подходит на эту роль.
– А вот это уже не слишком хорошие новости, – Тиерсен не мрачнеет, но задумывается.
– На самом деле, я даже не знаю, стоит ли волноваться. Это действительно может быть только стресс, а даже если и нет, даже если он начнет копать… он все равно не успеет зайти слишком далеко, так ведь? Так что не думаю, что это первостепенная проблема. У нас и другая есть, и ты знаешь, о чем я. Надеюсь, у тебя хватило времени не только потрахаться с утра, но и подумать о том, что ты будешь делать с Лиз. И еще надеюсь, что вы заберете ее с собой, когда сейчас поедете куда-нибудь по своим делам, – Селестин даже не намекает, почти прямо говорит, что не собирается видеть их всех у себя и минуты дольше, чем необходимо.
– Видишь ли, Сел… с этим возникла некоторая проблема, – Тиерсен правда чувствует себя немного неловко, он не собирался нагружать брата лишними заботами. – Я планировал отвезти Лиз Лоду и Альвдис, но когда я звонил в Орийак, никто так и не ответил. Я позвоню еще, конечно, но у меня нет других номеров, так что я понятия не имею, где они. Может быть, решили устроить медовый месяц где-нибудь, пользуясь нашим отсутствием, а может быть, просто спят и не подходят к телефону. Я не знаю. Но я не могу везти Лиз через полстраны, чтобы наткнуться на запертые двери. Извини, но у меня сейчас не так много свободного времени.
– То есть у вас что, вообще никакой связи нет? – а вот сейчас Селестин действительно смотрит на Тиерсена, как на идиота.
– Ну, если бы были какие-то проблемы, Альвдис всегда могла бы позвонить тебе, – Тиерсен чуть виновато пожимает плечами.
– Ладно. Ладно… – Селестин умеет смиряться с обстоятельствами и шумно выдыхает, наскоро прикидывая, что у него теперь тоже нет времени проверять, есть кто-то в доме Тиерсена или нет. – Тогда просто заберите ее к себе, а увезете потом, когда закончите работу, в чем проблема?
– Сел, ты ведь хорошо понимаешь, что говоришь, да? – Тиерсен поднимает бровь. – Ты предлагаешь нам взять к себе маленькую девочку. Хорошо, допустим. У нас в квартире полно ножей, в чемодане лежит разобранный карабин, и еще в разных местах четыре пистолета. Ты предлагаешь нам все это носить с собой? Или возвращаться в квартиру в ожидании, что этот неконтролируемый ребенок с порога выпустит в нас полную обойму? Я не знаю, что она надумает за то время, пока будет одна, но знаешь, она в истерике швырнула в Цицеро два ножа, причем не слабо – у него хороший такой синяк на бедре. А я не садист, Сел, я не могу запирать ее в ванной или привязывать к батарее, пока нас не будет дома.
