Юрий Голигорский. Sit well back and relax[5]

Впервые в жизни я прошел через главные ворота страны — аэропорт Хитроу — солнечным морозным апрельским утром семьдесят восьмого года прошлого века. Еще в полете я стал обдумывать два вопроса, требовавших безотлагательного решения: как подешевле добраться из аэропорта до северного Лондона, где я планировал остановиться у друзей, и что делать дальше в жизни. Для первого вопроса нужно было найти практическое решение, для второго — экзистенциальное. Оба вопроса строго ограничивались рамками финансовых возможностей: все мое состояние на тот момент составляло двадцать семь фунтов, и никаких дополнительных поступлений в обозримом будущем не предвиделось…

«Главное — быть начеку, — повторял я себе, — и четко контролировать каждый шаг! Максимальная осторожность не повредит никогда!»

Хотя я покинул Советский Союз за несколько лет до приезда в Лондон, мои жизненные навыки и манера поведения по-прежнему несли четко различимое клеймо Made in USSR. Заложенный в меня с рождения код поведения диктовал, что на выходе из Хитроу я должен занять «жесткую переговорную позицию» с таксистами.

«Фунтов восемь!» — сказал первый таксист, когда я показал ему написанный на листке бумаги адрес. «ВОСЕМЬ ФУНТОВ?!!» — театрально воскликнул я с интонацией Качалова (не имея, впрочем, ни малейшего представления о том, разумная это цена или нет…). Изобразив на лице смертельную оскорбленность, я двинулся к следующему таксисту, держа перед собой, как контрамарку на популярный спектакль, листок с адресом лондонских друзей.

Следующий таксист, как показалось, был сообразительней первого: «Фунтов семь!» — сказал он и уже собрался было взять мой чемодан, чтобы заложить в багажник. Но я размеренным жестом дал понять, что, мол, «эти безумные цены предлагайте иностранным простакам; я же — опытнейший путешественник. К тому же — советской закваски. Меня так просто не проведешь!»

И в самом деле, подумал я, если в течение пяти секунд, которые потребовались мне, чтобы перейти от одного таксиста к другому, я сэкономил целый фунт, а этот фунт — где-то три-четыре процента от всех моих сбережений, возможно, есть смысл продолжить поиски еще более выгодного варианта…

…Третий специалист частного извоза моментально показался мне подозрительным: явно выходец из одной из многочисленных британских колоний, определил я наметанным на некоренное население советским глазом. Мои опасения были не напрасны: «Девять фунтов!» — выпалил он без малейшей доли сомнения. Не предположительных «фунтов девять», а именно однозначных «девять фунтов»… Экономическая модель моей первой поездки на британской земле резко менялась: один шаг в неправильном направлении очереди на такси ставил под сомнение целесообразность дальнейших поисков выгодной сделки. Я моментально решил вернуться ко второму таксисту, но тот уже загружал в свою машину чемоданы другого, более сговорчивого пассажира…

И тут я вдруг заметил, что, кроме меня, никто из этой очереди за частным лондонским транспортом не мечется от одного кэба к другому. Что все стоявшие в очереди нарушают один из основополагающих жизненных навыков советского человека: они садятся в первое же подъехавшее такси и, как кажется, не вступают ни в какие предварительные переговоры с водителем.

Мои первые жизненные наблюдения на лондонской земле подкрепил подошедший диспетчер стоянки — небольшого роста пожилой англичанин с седыми бакенбардами. Я был готов поспорить, что до этого, когда-то в прошлой жизни, видел его портрет на одной из иллюстраций к произведениям Чарльза Диккенса. «Сэр! — почтительно произнес он. — Я вижу, что вы пытаетесь договориться о цене за проезд с водителями. Но в этой стране, сэр (лучше б он меня назвал идиотом, чем сэром!), все черные кэбы работают только по счетчику. Так что вам нечего опасаться, сэр: сколько счетчик покажет, столько вы и заплатите. И ни пенса более. А чаевые — на ваше усмотрение… Сэр!..»

Сказав это, он спокойно, одной рукой взял мой чемодан, другой открыл дверцу черного кэба и легким поклоном, с почти отеческой улыбкой на лице пригласил меня сесть вовнутрь и — забыть обо всем на свете…

Итак, я впервые в жизни оказался в черном лондонском кэбе. Мой чемодан — почему-то рядом с водителем, мы едем по непривычной, «неправильной» стороне дороги. И — о ужас! — мы проехали уже метров триста, а водитель еще не включил счетчик. Очевидно, тревога на моем лице проступила буквами шрифта Брайля. Таксист — молодой англичанин, говорящий, как я потом сообразил, на «кокни» — труднодоступном акценте восточного Лондона, глядя в зеркало и улыбаясь, что-то переспросил меня. Я, конечно же не поняв ни слова, успокоился только тогда, когда таксист неторопливым жестом (наконец-то! ведь проехали уже метров триста пятьдесят!) включил счетчик и, утрированно артикулируя, медленно произнес: Sit well back and relax, Sir!

Эту фразу я понял, потому что она также была выгравирована на маленькой пластиковой плашке, прикрепленной к передней стенке кэба и сразу же бросавшейся в глаза. Если вы сидите лицом к водителю, эта плашка — прямо на уровне ваших глаз, чуть выше прозрачной стеклянной переборки, отделяющей пассажирский салон от кабины водителя.

Sit well back and relax! He «He высовывайте рук из окон такси!», и не «Не отвлекайте водителя!», и не «Не стойте на передней площадке!», и не «Вовремя оплачивайте проезд!», и не «Комсомольско-молодежный экипаж», а простое Sit well back and relax!

Ия — сэр! — еду один в роскошном черном кэбе по залитому солнцем Лондону.

И ко мне в такси не пытаются подсадить попутчиков, потому что кэбов с лихвой хватает на всех, а к стоянке все время подъезжают все новые и новые. И водители не толпятся перед выходом из зала прилета и не бросают полушепотом «такси, такси, дешевое такси…», опасаясь бог знает кого — милиции, фининспектора, мафии, друг друга.

И я не должен ни с кем вести унизительную — и для меня, и для водителя! — торговлю о цене, потому что есть счетчик, а счетчик — это закон! А если в этой стране есть закон, значит, решив мой первый — практический! — вопрос, я догадываюсь, как мне начать решать мой второй вопрос — экзистенциальный…

…Мы ехали чуть больше получаса, но эти полчаса, и тихо тикающий механический счетчик, и надпись в кэбе — Sit well back and relax! — во многом определили мое отношение к этой стране. Смешно, но именно там, в этом черном кэбе, я понял, что в этой стране играют по правилам и что сейчас самое время начать выдавливать из себя по капле советский образ мышления, переходить на «английские» рельсы…

…Прошло больше тридцати пяти лет, а я отчетливо помню, что счетчик показал тогда семь с половиной фунтов. И такое на меня нашло благодушие, что я уже было собрался отдать водителю десятку — чуть меньше половины всего моего состояния. («Сдачи не надо!») Но он — святая душа! — видя, с кем имеет дело, взял только семь с полтиной. («Англия, сэр!») Тут взыграло мое самолюбие! («Да, Англия, черт побери, а в Англии принято давать чаевые таксистам. Я знаю, что такова традиция. Теперь я вынужден настоять, СЭР!») Таксист уступил — взял еще один фунт и, тепло попрощавшись, уехал.

Была середина рабочего дня. Моих друзей, разумеется, дома не было, что давало возможность спокойно осмотреться и проанализировать ситуацию. Пинта молока, оставленная молочником у порога и мирно дожидавшаяся прихода моих друзей с работы, говорила мне об образе жизни этой страны гораздо больше, чем сотни толстых путеводителей. Я начинал входить во вкус.

И хотя в моей личной казне оставалось на все про все восемнадцать с половиной фунтов, и хотя я знал, что на эти деньги, если не будет новых доходов, предстояло прожить всю оставшуюся жизнь, перспектива стать британцем казалась мне весьма и весьма привлекательной…