Михаил услышал знакомый мотив, как будто мысли из головы Светы перекочевали в голову Молодцова. Он не удержался от вопроса:

– Ты уверен, что никогда не встречался с профессором Лиховой?

– Абсолютно уверен, – ответил Олег с улыбкой.

– И с Антоном Буркиным тоже?

– С кем?

– С Антоном Буркиным, полковником милиции?

Михаил впился взглядом в лицо Молодцова. Скажет ли он правду?

– Я мог встречаться с ним… – ответил Олег наконец. – Я пытаюсь припомнить кого-нибудь с этим именем.

– Так вот, он думает точно так же, как ты. Тоже говорит, что мы должны договориться и быть терпимыми. Как получилось, что он стал милиционером, ума не приложу.

– Но мы, кажется, обсуждали Светлану?

– Хорошо, продолжай.

Молодцов заговорил:

– Все эти вопросы, над которыми ты бьешься, – что есть правда, а что – неправда, или что такое истина и почему у нас разные взгляды… многое из этого невозможно понять умом, ответы может подсказать только сердце. Мы все чувствуем истину, которая заставляет наше сердце биться в унисон. Каждый человек обладает естественной потребностью творить добро, любить. Каждый желает, как и другие люди, стремиться к своему благу и благу ближнего…

– Как я понимаю, ты не был на празднике?

Молодцов крякнул от досады:

– Я не отрицаю, что мы, люди, по ошибке можем склоняться к тому худшему, что в нас есть.

– Ответь, ты был на празднике начала лета?

– Конечно, каждый из нас неизбежно что-нибудь да видел. Но мне, как ты догадываешься, неинтересны такие праздники.

– Значит, ты не заглядывал в парк аттракционов?

– Конечно нет. Зачем мне бросать деньги на ветер? Что же касается Светланы…

– Да, мы говорили о том, что есть истина, и о различных взглядах… по отношению к Богу, например. Похоже, она не может Его постичь, а я как раз стараюсь это сделать. Мы не можем найти общей точки зрения в вопросах религии, и, как видно, ты нам не поможешь.

Молодцов многозначительно улыбнулся. Михаил понял, что сейчас услышит нечто возвышенное.

– Твой Бог, – важно произнес Олег, – есть там, где ты будешь Его искать. И чтобы найти Его, нужно только открыть глаза и увидеть, что Он в первую очередь находится внутри каждого из нас. Мы не можем быть вне Его, Михаил. Просто мы ослеплены своим незнанием, и это мешает нам ощутить ту любовь, ту надежность и смысл жизни, которых мы так жаждем. Иисус указал нам на наши грехи на кресте, не так ли? Он сказал: «Отче, прости им, ибо не знают…» Тем самым Он подал нам пример стремиться к познанию, всегда и во всем. Ты занят именно этим, так же как и Света. Все твои беды из-за ограниченности взглядов, Михаил. Ты должен открыть свое сознание. Ты должен искать, и Света тоже.

– Значит, ты считаешь, – подумав, произнес Каганов, – что все зависит от того, как мы смотрим на вещи?

– Частично – да.

– И если я что-то воспринимаю определенным образом, это вовсе не означает, что все остальные воспринимают одинаково со мной, верно?

– Совершенно верно! – Похоже, Молодцов был очень доволен своим учеником.

– Стало быть… посмотрим, правильно ли я тебя понял. Мой репортер Вера Караваева решила, что видела, как ты, Антон Буркин и еще трое неизвестных совещались в темном углу парка во время праздника начала лета. Значит, это было только ее личное восприятие действительности?

Молодцов улыбнулся странной, обозначающей «чего-ты-добиваешься» улыбкой и ответил:

– Как я понимаю, Михаил, ты сказал это только для примера. Уверяю тебя, я и близко не подходил к аттракционам. Я терпеть не могу подобных развлечений.

– И ты не был вместе с Буркиным?

– Нет, вовсе нет. Как видишь, у госпожи Караваевой совершенно искаженное восприятие других людей.

– Ты хочешь сказать, вас обоих.

Молодцов, улыбнувшись, пожал плечами. Михаил решил поднажать немного:

– Как ты думаешь, насколько искажено ее восприятие?

Молодцов по-прежнему улыбался, но лицо его немного покраснело.

– Михаил, чего ты от меня хочешь? Чтобы я поссорился с тобой? Уверен, что ты пришел сюда не за этим.

Каганов решился на отчаянный шаг и выложил козыри.

– Она сделала несколько снимков.

Молодцов вздохнул и некоторое время смотрел в пол. Потом он холодно произнес:

– Когда в следующий раз ты принесешь эти снимки, мы продолжим наш разговор.

Ухмылочка Молодцова была как плевок в лицо Михаилу.

– Ладно, – пробормотал он, не опуская глаз.

– Марина назначит тебе новое время.

– Премного благодарен.

Михаил взглянул на часы, подошел к двери и, распахнув ее, громко сказал:

– Входи, Антон.

Антон Буркин сидел в приемной. Увидев Каганова, он подскочил, неприятно пораженный. Он выглядел таким взволнованным, как будто на него вот-вот налетит паровоз.

Михаил сгреб руку Антона и с чувством потряс ее.

– Здорово, приятель! Кажется, вы не знаете друг друга? Позвольте мне вас представить: Антон Буркин – это руководитель и президент нашего «Общества Самопознания» Олег Молодцов. Олег – это полковник милиции Антон Буркин!

Буркин явно не оценил сердечности Михаила, зато Молодцов оценил. Он вышел вперед, нервно потряс руку Буркина и, быстро втащив его в свой кабинет, крикнул через плечо:

– Марина, назначь, пожалуйста, господину Каганову новое время!

Но Каганова уже не было в приемной.

Света Каганова уныло сидела за столиком столовой в студгородке, в тени разросшихся кленов. Она рассеянно смотрела на подогретый пирожок в упаковке, медленно остывавший, и на маленький пакет сока, так же медленно нагревавшийся. Мысли Светы были заняты воспоминаниями о себе, своей семье и бесконечных стычках с воинствующим отцом. Она готова была заплакать.

– Почему, отец, – шептала она чуть слышно, – почему ты не любишь меня такой, какая я есть?

Как он может осуждать ее, почти не зная? Почему он настроен так резко против ее мыслей и философии, ничуть их не понимая? Они жили в разных измерениях, и каждый пренебрегал миром другого.

Вчера за весь вечер они с отцом не сказали друг другу ни слова, и Светлана отправилась спать расстроенная и злая. Она лежала и слушала, как ее родители чистили зубы, гасили свет и ложились в постель. Все это происходило как будто на другой стороне планеты. Ей хотелось закричать, позвать их в свою комнату, ее тянуло к ним, но она была уверена, что опять ничего не получится. Отец будет требовать невозможного и ставить свои условия, вместо того чтобы просто любить ее, только любить.

Света по-прежнему не понимала, что погнало ее из постели в ночь. Единственным, что она помнила, проснувшись, было мучительное состояние, как будто все страхи, которые она когда-либо испытывала раньше, навалились на нее одновременно: страх смерти, страх неудач, страх одиночества. Лихорадочно одевшись и выскочив на улицу, Света уже понимала, что совершает глупый и бессмысленный поступок, но эмоции в эту минуту были сильнее, чем доводы разума.

Света была в состоянии полной неопределенности: ничего хорошего не ждет ее ни сейчас, ни в будущем.

– Отец! – простонала она и заплакала.

Рыжие волосы упали по обеим сторонам лица мягкими волнами, слезы одна за другой капали на стол. Она старалась плакать тихо, но ей это удавалось с трудом, чувства нахлынули, как вода сквозь прорванную плотину.

– Э-э-э… – послышался мягкий голос, – прости, пожалуйста…

Подняв голову, Света увидела молодого человека, светловолосого, худощавого, с карими глазами, полными сострадания.

– Прости, пожалуйста, что я тебя потревожил, – мягко сказал молодой человек. – Но… может быть, я могу тебе чем-нибудь помочь?

В гостиной профессора Юлии Лиховой было темно и очень-очень тихо. Стеариновая свеча на кофейном столике отбрасывала слабый желтоватый свет на высокие, до потолка, книжные полки, причудливые восточные маски, затейливо расставленную мебель и лица двух людей, сидящих друг против друга. Свеча разделяла их. Одним из расположившихся за столиком была сама профессор. Вторым был Антон Буркин, явно чувствующий себя неуютно.