— Он не шизофреник?

— Нет, просто умный дурак.

Бирюков улыбнулся:

— Мой дед говорит по-иному: «Умная голова, но дураку досталась».

— То же самое, только другими словами. У Жени банальная для нашего времени история. Был прекрасный инженер, так сказать, изобретатель от природы. Уже в двадцать семь лет стал главным энергетиком одного из заводов. В гору шел, как говорится, не по дням, а по часам, но… водочка сгубила. Кувыркаясь, стремительно скатился вниз. Прошел все стадии лечения — бесполезно. Три года назад, в белой горячке, хотел покончить с собой. Чудом выжил. С тех пор полностью потерял интерес к спиртному и к курению. Вероятно, при попытке самоубийства у Жени случилось нечто схожее с тем, что попытались сделать в лечении алкоголиков американские врачи. Они забрались в мозг больного. Однако, вырезав или умертвив больной центр, не желая того, изменили психику человека. Как-то обеднили ее. Что-то нарушили, чего нарушать было нельзя. В живом организме, как и в обществе, все взаимосвязано. Истреби, скажем, в общественной жизни полностью порок — и исчезнет понятие добродетели. Так и в человеке. Что мы знаем о мозге? А ведь это — целая вселенная…

— Откровенно говоря, меня очень тревожит безысходность хронических алкоголиков, — сказал Антон. — Медицина — бессильна. «Общество трезвости» — беспардонная профанация…

Веселкин вздохнул:

— Профанировать мы можем даже гениальные замыслы. Как те спортсмены, которых спросили: «А проиграть вы можете?» — «Конечно, можем, — бодро ответили парни. — Потому что мы все можем!»

Бирюков посмотрел на часы:

— Ладно, Костя, пойду искать убийцу Зуева. Скажи адрес Каретниковой.

— На Вокзальной магистрали длинный многоэтажный дом, рядом с ЦУМом, знаешь? Вот в нем, на пятом этаже… — Веселкин назвал номер квартиры. — Обычно Дашенька появляется дома после семи вечера.

— Ну что ж… — Антон поднялся. — Скоротаю время с бывшими соседями Левы.

Старинный, из красного кирпича дом, где до переезда в райцентр жил Зуев, находился недалеко от железнодорожного вокзала. Когда-то это был роскошный особняк, выходящий фасадом на одну из бойких улиц Новосибирска. Он и теперь еще уверенно держался на добротном фундаменте, но коробки современных многоэтажек обступили его со всех сторон, зажав в небольшом тихом дворике с одинокой беседкой под растопыренными кривыми ветвями старого клена. Во дворе не было ни души. Только возле беседки дымчато-серый щенок старательно точил молодые зубы, пытаясь перегрызть то ли кусок палки, то ли завалявшуюся в грязи кость.

Решив вначале встретиться с Ярославцевым, Бирюков отыскал в небольшом коридорчике на втором этаже квартиру пенсионера и надавил на кнопку звонка. За обитой черным дерматином дверью глухо проурчало, но ответа не последовало. Напрасными оказались и последующие звонки. Видимо, в квартире никого не было. Антон спустился со второго этажа, поплутал по коридорным закуткам, уставленным житейским скарбом, и в душноватом с запахом плесени полуподвале нашел квартиру Дремезова. Звонок не работал. На стук никто не отозвался. Пришлось ни с чем выйти во двор.

Под кленом у беседки невесть откуда появившийся мужчина, размахивая красной папкой, увлеченно играл с азартно прыгающим вокруг него щенком. На вид мужчине было около сорока. Одет непритязательно. Дешевые джинсы. Серый, в крупную клетку распахнутый пиджак с выпущенным поверх ворота отложным воротничком белой рубахи. На ногах синие кеды с красной окаемкой. Седеющие волосы с плешью во все темя были коротко подстрижены.

Бирюков подошел к беседке и, поздоровавшись с мужчиной, спросил о Ярославцеве. Сипловатым, как у пропойцы, голосом мужчина ответил:

— Анатолий Ефимович недавно мне встретился. С авоськой, наверно, в булочную потопал. Вы не из народного контроля?

— Нет, не из народного.

— Откуда же?..

Антон без нужды старался не афишировать место своей работы, поэтому сказал уклончиво:

— Я из другой контролирующей фирмы.

— Не хотите говорить — не надо. Перетопчемся, — просипел мужчина и вновь принялся дразнить отчаянно бросающегося на него щенка.

— Ваша фамилия Дремезов? — наугад спросил Бирюков.

Мужчина замедленно повернулся и смерил Антона пристальным взглядом желтоватых глаз:

— Дремезов, ну и что?..

— Привет вам от Левы Зуева.

По лицу мужчины проползло не то удивление, не то радость, но ответил он с равнодушной ухмылкой:

— Привет от старых штиблет. Лучше бы Лева на мое письмо откликнулся. Жду-жду, а он… — Дремезов вдруг наморщил лоб. — Его там, в деревне, энцефалит не доконал?

— Вроде бы нет…

— Ну, слава богу. А то на прошлой неделе я плохой сон видел. Голеньким Лева сидит на телевизоре и руками гимнастику делает. И «Грубияночка» рядом с ним тоже в чем мама родила.

— Каретникова? — на всякий случай уточнил Антон.

— Кто ж еще!.. Знаешь эту великую комбинаторшу?

— Немного знаю.

— Если немного, значит, ничего не знаешь. По-товарищески советую: соблазнять Дашка станет — не вяжись. Обчистит как липку. Три года назад я переночевал у нее за шестьдесят рублей. Рассказать?..

— Любопытно…

— Любопытного мало. Полученный на работе аванс полностью исчез, потом весь день маялся, пока знакомые ребята не подлечили.

Дремезов, прицыкнув, отогнал надсадно лающего щенка и предложил Бирюкову сесть в беседку под кленом. Когда оба уселись, он нахмурился:

— «Грубияночка» тогда у какой-то Бабы Яги, за Каменкой, комнатку с отдельным ходом снимала. Встретила меня еле тепленького после аванса и заманила. Какого черта к ней поплелся, понять не могу. Я бабником никогда не был, я бывший алкоголик…

— Выходит, вы давно с Каретниковой знакомы? — спросил Антон.

— С той поры, как Лева в нашем доме поселился. Родословную Зуева знаешь?

— Нет.

Дремезов одной рукой прижал на коленях красную папку, а другой показал через плечо:

— Этот дом, в котором живу, до революции, говорят, принадлежал известному шорнику Зуеву. Видать, неплохо хозяин шорничал, если такой домище отгрохал для одной семьи. Включая полуподвал, теперь здесь пятнадцать семейств ютится. Одну комнату с кухней на втором этаже, рядом с Ярославцевым, занимала Алевтина Сидоровна, по фамилии тоже Зуева — младшая дочь того шорника. Леве же она доводилась родной бабкой, поэтому он, приехав учиться в ГПТУ, прописался и жил у нее. Когда старушка умерла, «Грубияночка» и закрутилась вокруг Левы, чтобы сюда же прописаться.

— У них, кажется, свадьба намечалась, — сказал Антон.

— Все было на мази! Но Дашке старикан с Вокзальной магистрали подвернулся, и она решила более выгодную партию скомбинировать. Лева как узнал про старика, сразу поглупел. Ему повезло, что в ту пору я с выпивкой уже покончил и однажды, не вру, почти из петли его вытащил.

— Серьезно?

— Спроси Ефимыча. Подтвердит.

— Долго Зуев переживал?

— Несколько месяцев. Потом, как старик умер, Каретникова опять кругами возле Левы пошла. Ей помириться — пара пустяков. В этом отношении она немножко с приветом. За тот случай, когда карманы мне вычистила, я крепко оскорбился. Сцепились так, что чуть избушку на курьих ножках не разнесли. А через неделю встречаемся — она вроде все забыла: «Женечка! Не нашел свои деньги?» Понимаешь, куда загнула? Будто я по пьянке аванс посеял…

— Может, так оно и было… — осторожно сказал Антон.

— А где логика?.. Зачем бы ей меня без денег к себе тянуть? Скажешь, для любви? Куры засмеются. Я на пятнадцать лет старше Дашки, и вот эта плешина… — Дремезов хлопнул себя по лысой макушке, — у меня в ту пору сияла не меньше, чем теперь. Еще прибавь, что в дугу пьяный. Соблазнительный ухажер, а?.. Вообще-то сам наскреб на свой хребет. Дурная привычка у меня, у пьяного, была — рублями трясти. Похвастался, называется…

— Последний раз давно Каретникову видели?

— Перед тем, как Леве письмо отправил. В аптеке столкнулись. Поговорили пару минут. Нос, как всегда, кверху держит, а глаза невеселые. Что-то вроде бы у них с Левой рассыпалось. Не зря он спешно из Новосибирска в деревню на поселение укатил.