И тут серые бревна, до тех пор неподвижно плававшие на поверхности реки, зашевелились и устремились к упавшим в воду. Раздались женский визг и крики, совсем непохожие на те, что доносились со стигийской галеры совсем недавно. На палубе показались прятавшиеся до сих пор мужчины, они бестолково метались туда-сюда, не зная, эа что хвататься — вычерпывать воду из трюма или вытаскивать женщин. Только один смельчак прыгнул в воду им на помощь, но тут же был утащен на дно крокодилом.

Гулизар, взявшийся было за лук, увидев, что один из стигийцев прыгнул в воду, опустил его.

— М-да, — хмыкнул Конан, — если у стигийцев есть свой путь на Серые Равнины, этот малый уже на нем! По счастью, мало кто из наших умеет плавать, не то наверняка бы попрыгали за этими девчонками. А откушенную ногу обратно не приставишь!

Четыре меньших галеры шли теперь впереди, а корабль Конана замыкал строй. Корабли подгонял попутный ветер с моря, они почти не пользовались веслами, неспешно поднимаясь вверх по течению. Черные стены Кеми остались позади, за ними вставали четырехгранники пирамид, окрашенные с одного боку розовым — солнце садилось. Здесь дельта разделялась на несколько рукавов, и трудно было сказать, по которому из них смогут пройти галеры, а в котором увязнут в жидком иле.

— И все же я еще раз советую подойти к северному берегу и плыть вдоль него, — снова принялся за свое Гулизар. — Там идет судоходный проток, и первое правило корабельщика в этих местах: если в чем-то сомневаешься — сворачивай налево.

— Мы определим главный проток по самой холодной воде, — ответил на это Конан, — и будем следовать по нему, покуда возможно.

Гулизар оценивающе оглядел Конана с головы до ног и наконец кивнул, соглашаясь:

— После всего того, что я услышал от тебя нынче, господин мой, — заявил он, — трудно поверить, что ты никогда не плавал в этих водах прежде!

— После всего того, что я нынче выслушал от тебя, — насмешливо парировал Конан, — трудно поверить, что ты здесь когда-либо был! Я исходил все южные моря и пил во всех портах Юго-Запада начиная с Аргоса и Барахских островов и кончая Кушем и Черными Королевствами!

— Хорошо, хорошо, — проворчал уязвленный кормчий, — но сейчас нам в самом деле надо выйти в боковой канал и найти приличное место для стоянки.

— Вот тут ты прав, — милостиво кивнул ему Конан. — Действуй, шкипер!

Воды Стикса, светлые в горсти, но темные даже на небольшой глубине, становились очень опасными ночью, поскольку даже близкая к поверхности мель делалась невидимой с заходом солнца. Ночью в его водах отваживались плавать только стигийцы, знавшие наизусть все ловушки родной реки; а потому Конан запретил своим людям даже купаться и заставил Каспиуса дважды проверить, пригодна ли эта вода для питья.

Солнце тонуло в водах Моря Запада, окрасив их в цвет крови. Блестящая лента реки плавно изгибалась к югу. Из-за пирамид на путешественников наваливалась ночь.

Четвертый день поднимались они по реке, четвертую ночь вставали на якорь у южного берега, и до сих пор никто не потревожил спокойствия их неторопливого, однообразного плавания. Корабль Конана шел впереди, за ним плотной цепью следовали остальные. На ночевках северянин оставался на своем корабле, на первой из четырех галер ночевал Турио, а на третьей спал Гулизар, имея возможность быстро перейти на вторую или четвертую в случае, если бы вдруг пришлось срочно сниматься с якоря среди ночи. Солдаты откровенно скучали, ибо дни тянулись бесконечно, похожие один на другой, как близнецы братья.

Но вскоре сильные ветра с суши, заросли зеленых водорослей и сильное, холодное течение сделали продвижение вверх по реке почти невозможным. Какое-то время Конан пытался плыть вечерами, когда в спину начинал дуть ветер с моря, но это было слишком опасно, поскольку шли первые дни новолуния и ночи стояли темные.

Ночевки на берегах тоже превратились в сущее мучение. По мере того как путешественники продвигались в глубь страны, пустыня все ближе подходила к берегам Стикса, и по ночам их лагерь атаковали целые полчища змей, скорпионов и прочей пакости, которую так любили обожествлять стигийцы.

И если ночами донимали их ядовитые твари, то днем они мучились от зловонных испарений стоячей, несвежей воды под почти отвесными палящими лучами солнца. Корабли двигались медленно, с трудом пробивая себе дорогу среди водорослей и тины. И напрасно пытались моряки поймать ветер в праздно повисшие паруса галер — лишь изредка удавалось им пройти лигу-другую без помощи весел, бесшумно скользя по зеркальной поверхности воды, в которой отражались огромными белокрылыми птицами все пять кораблей.

Заросли белого лотоса начали попадаться им уже здесь, но Каспиус утверждал, что этот цветок не подходит и нужно искать непременно серебряный. Изредка однообразие пустынных берегов нарушалось какими-нибудь древними руинами пышной гробницы или заброшенного храма, вся паства которого теперь состояла лишь из змей да ящериц.

За зарослями белого лотоса последовали заболоченные низины, заросшие ивами, где русло реки подчас становилось таким узким и мелким, что галеры едва могли пройти. Каспиус высказывал предположение, что вода, видимо, выходит какими-то подземными протоками, а солдаты шептались, что отсюда берет начало тот Стикс, который течет через Серые Равнины.

Главный проток петлял от одного берега к другому, отклоняясь то к северу, то к югу, и Гулизар только разводил руками, повторяя, что он не может отвечать за реку, фарватер которой меняется после каждого разлива. Юркие баркасы высылались вперед каждые несколько часов, но и тогда не обходилось без ошибок: казалось бы, широкий и глубокий проток приводил их в настолько заросшую лагуну, что по ней не прошла бы и лодка. Иногда застрявшую в водорослях галеру приходилось брать на буксир остальным и вытягивать усилиями всех гребцов.

Движение очень замедляли постоянные промеры глубин и исследования боковых ответвлений, но без них было не обойтись. Каждый раз, выходя на открытое пространство, где русло было глубоким, а течение — сильным, Конан старался наверстать упущенное, но такие отрезки пути встречались все реже. Порой солдаты могли пройти по берегу пешком столько же, сколько проходили за день корабли. Глянув на эту ленивую, скучающую толпу, которой нечем было себя занять, кроме купания лошадей и рыбной ловли, мало кто опознал бы в ней одну из самых дисциплинированных армий Шема.

Но Конан каждый час помнил о том, зачем они отправились, ибо черные птицы по-прежнему кружили у них над головами день и ночь. Первые дни Конан еще пытался подстрелить какую-нибудь из них, но вскоре оставил напрасные попытки: стервятники парили слишком высоко.

Но что бы ни означали черные птицы, кошмары, похоже, оставили сны баалурцев навсегда. Жирея от ничегонеделанья, они лишь ели и спали, и по ночам их тревожили только надоедливые москиты.

Даже часовые, сначала не спавшие ночами, теперь дремали на своих постах, оставляя бодрствующим кого-нибудь одного, кто мог бы быстро поднять их при внезапном появлении Конана. Лагерь на стоянках не охранял никто, а вся охрана кораблей состояла из трех зевающих воинов на каждый, и никому такие посты не казались беспечными или недостаточными.

Маалюс, по прозвищу Рыжий, призванный в воинство Конана из отряда городской стражи, дремал на корме, уютно устроившись под тонкой москитной сеткой. Он полагал, что достаточно натрудился за день, чтобы отдохнуть ночь, и был весьма недоволен тем, что его определили в караул.

У себя в городе он неоднократно слышал жуткие россказни про Стикс, который на поверку оказался самой мирной речушкой из всех, какие он когда-либо видел. Болтали, будто бы над ней ходят по ночам мертвые, которые не совсем мертвые, громыхают костями призраки, летают колдуны верхом на болотных ибисах, и прочую ерунду в том же духе. Подумать только, когда-то он слушал эти байки с раскрытым ртом и верил каждому слову!