Упомянутый образ устранил раздражение, потому что смысл настрое­ния нашел в нем символическое отражение. Царь Навуходоносор олице­творяет своевольную, властную фигуру тирана, который присваивает себе права Бога и исполняется ярости, когда ему не воздают почести, подобаю­щие божеству. Кроме того, он олицетворяет эго, отождествляемое с Само­стью. Его ярость синонимична огненной печи. Отказавшись придать лич­ностной мотивации сверхличностное значение, Седрах, Мисах и Авденаго добровольно отдают себя во власть огня фрустрации Навуходоносора. Этому соответствует способность пациента отказаться от идентификации с аффектом и вместо этого терпеливо сносить его, чтобы, в конечном счете, найти смысл этого аффекта в сфере активного воображения. Четвертый персонаж, который появляется в печи, "подобно сыну Божию", олицетворяет сверхличностный, архетипический элемент психики, актуализированный в опыте. В качестве четвертого элемента он несет с собой смысл, облегче­ние и целостность.

Приведенный пример служит иллюстрацией к высказыванию Юнга. По поводу своей встречи с бессознательным он пишет следующее:

"Я жил в состоянии постоянного напряжения... В той мере, в какой мне удавалось трансформировать эмоции в образы, т.е. находить образы, которые скрывались в эмоциях, я чувствовал себя спокойнее и уве­реннее".

Индивид воспринимает превратности судьбы как симптомы в той мере, в какой он не осознает символическую сторону жизни. Симптомы отра­жают состояния тревоги, которые не поддаются нашему контролю и, по существу, бессмысленны, не имеют ни ценности, ни значения. Фактически симптомы представляют собой символы, деградировавшие в результате редуктивного заблуждения эго. Симптомы невыносимы потому, что они не имеют смысла. Можно смириться почти с любым затруднением, если мы можем распознать его смысл. Оно бессмысленно и поэтому представ­ляет для человечества величайшую опасность.

Наша бодрствующая жизнь состоит из ряда настроений, чувств, идей и актуальных потребностей. Мы проходим через последовательные пси­хические состояния, которые можно сравнить с бусинами, нанизанными на одну нить. В зависимости от нашей сознательной установки, мы воспри­нимаем эти четки жизни либо как последовательность бессмысленных симптомов, либо, благодаря символическому пониманию, как ряд нуминозных встреч эго и сверхличностного психического. Наши радости и огорчения являются симптомами, если они не имеют символического смысла. Индийские мудрецы признавали справедливость этого утвержде­ния в своей теории Майи. Согласно этой теории, между радостями и огор­чениями, которые служат симптомами жизни, существует неразрывная связь. Для освобождения от болезненных симптомов необходимо освобо­диться от приятных симптомов. С точки зрения аналитической психологии, стремление индийцев к освобождению от актуальности радостей и огор­чений равнозначно поиску символической жизни. Нирвана не предпола­гает бегство от реальности жизни. Напротив, она предполагает раскрытие символической жизни, способной освободить человека от "ужасного скре­жета повседневной жизни", которая есть не что иное, как чередование бес­смысленных симптомов.

В определенной форме символическая жизнь составляет предваритель­ное условие психического здоровья. Без символической жизни эго отчуж­дается от своих сверхличностных истоков и становится жертвой, так ска­зать, космической тревожности. Сновидения нередко позволяют исцелить отчужденное эго, передавая ему ощущение его истоков. Приведем пример такого сновидения. Сновидица пыталась разрешить проблему отчужде­ния эго от Самости. Она стала жертвой глубоких чувств депрессии, ник­чемности и бессмысленности своей жизни и способностей. Тогда ей при­снился следующий СОН:

"Со мной заговорил старик, который был священнослужителей и рав­вином. Его слова глубоко тронули мою душу, и я почувствовала, что ис­целяюсь. Казалось, его устами говорил сам Бог. Я почувствовала, что разрешился вечный вопрос, который всегда жил во мне. На какое-то мгновение я поняла, почему это произошло. Беседуя со мной, он поз­волил мне соприкоснуться с чем-то таким, что я когда-то давно знала, еще до своего рождения".

Это сновидение произвело на сновидицу сильное впечатление. Она вос­приняла сновидение как нечто исцеляющее. Получил ответ вечный вопрос о смысле ее жизни. Но в чем состоял ответ? Пробудившись, она не могла сразу вспомнить, что говорил старец. Затем она неожиданно вспомнила древне­еврейскую легенду, которую она однажды прочитала в какой-то книге. Тут-то она и поняла, что священнослужитель (раввин), в сущности, говорил с ней об этой легенде. В легенде говорилось следующее:

"Перед рождением ребенка Бог призывает пред собой семя будущего человека и определяет, кем станет его душа: мужчиной или женщиной, мудрецом или простаком, богатым или бедным. И только одну вещь Он оставляет без решения, а именно: станет он праведным или неправед­ным, ибо написано: "Все в руце Господа, кроме страха Господня". Душа, однако, просит Бога не лишать ее жизни в этом мире. Но Бог отвечает ей: "Мир, куда я тебя посылаю, лучше мира, в котором ты пребывала. Я создал тебя для земной участи". Затем Бог повелевает ангелу, который отвечает за жизнь душ в ином мире, посвятить эту душу в тайны иного мира, проведя ее через ад и рай. Таким образом, душа знакомится со всеми тайнами запредельного мира. Тем не менее, в момент рождения, когда душа приходит на землю, ангел гасит свет знания, который го­рит в ней, и душа, заключенная в земную оболочку, входит в этот мир, предав забвению возвышенную мудрость, но неизменно стремясь вновь обрести ее".

Сновидение, вызвавшее в памяти сновидицы прекрасную легенду, слу­жит замечательным примером функционирования оси эго-Самость, кото­рая позволяет эго осознать свои истоки и смысл и пробудить симюлическую жизнь. Фигура старца, священнослужителя (раввина) олицетворяет то, что Юнг называл архетипом мудрого старца. Он является духовным руководи­телем, носителем мудрости и исцеления. Я рассматриваю его как персони­фикацию оси эго-Самость. Сочетая в себе священнослужителя и раввина, он объединяет две различные религиозно-символические традиции, хотя рас­сказанная им история не относится к какой-либо конкретной религиозной системе. Тема предродовых истоков эго является архетипическим образом, для которого можно найти немало примеров. Например, существует тео­рия Платона о предродовых идеях, которая подробно изложена в "Федоне". Согласно этому мифу, любое учение есть воспоминание предродового зна­ния, которое является врожденным, но было забыто. С психологической точки зрения это означает, что архетипические формы человеческого опыта предсуществующи или априорны; они ожидают воплощения в биографии оп­ределенного индивида. В явном виде платоновская теория воспоминания нередко встречается в сновидениях. Человеку может присниться, что он уча­ствует в значительном событии, которое, как он смутно помнит, произошло раньше и теперь осуществляется в соответствии с каким-то ранее разрабо­танным планом. Приведем описание такого сновидения:

"По-видимому, я воспринимал сон на двух уровнях одновременно. С одной стороны, это был уникальный, спонтанный и неповторимый сон. С дру­гой стороны, я играл в нем какую-то роль, разыгрывая историю, кото­рую я когда-то знал, но забыл. Между двумя уровнями существовала не­разрывная связь. Я замечательно играл роль потому, что я одновременно по-настоящему переживал ее. В процессе игры я придумывал свои слова, но мне помогало то, что я когда-то знал эту историю. Каждый эпизод затрагивал в моей памяти какую-то струну, и это помогало мне". Существует древняя гностическая история, которая имеет немало сход­ства с упомянутой еврейской легендой, но идет дальше, показывая, что душа пробуждается и вспоминает свое небесное происхождение. Переводчики назвали этот текст "Гимном Жемчужине". Я приведу эту легенду в кратком изложении по книге Г. Джонаса: