«Антигерон, — писала «Проул» — это, без сомнения, наибольшее достижение медицины после открытия пенициллина… Антигерон обещает вам долгую жизнь в расцвете сил. Вполне возможно, что он повлияет и на возраст супружества. Имея перед собой долгую жизнь, девушки не будут стремиться выйти замуж в семнадцать лет. Семьи в будущем тоже, наверное станут большими, разрастутся. Многие из нас будут иметь возможность подержать на руках своих праправнуков и даже их детей. Женщина в сорок лет уже не будет человеком среднего возраста, а это, в свою очередь, сильно повлияет на моду…»

Диана с горькой улыбкой просматривала колонки газет, когда вдруг зазвонил телефон.

— Мисс Брекли, это Сара, — сказала мисс Толвин немного задыхающимся голосом. — Вы не слушаете последние новости по стране?

— Нет, — ответила Диана. — Я проглядываю газеты. Мы на верном пути, Сара.

— Я думаю, что вы должны послушать радио, мисс Брекли, — сказала мисс Толвин и повесила трубку.

Диана включила радио и услышала:

— …вышла за рамки своей компетенции, осуществила агрессивный акт в той области, которая принадлежит только Всемогущему Богу. К другим грехам науки которых немало, добавилась еще гордость и злобное противопоставление воле господней. Разрешите прочитать вам еще раз этот отрывок из девяностого псалма: «Дней нашей жизни три раза по двадцать и десять; и пусть люди будут такими сильными, что доживут до четырех раз по двадцать, но их сила тогда обернется в страдания и тяжкий труд, и вскоре она оставит нас и мы умрем». Это Закон Божий, ибо это закон бытия, которое он нам дал. «Дни человека — трава; ибо человек цветет, как цветок полевой», говорится в сто третьем псалме. Запомните это: «как цветок полевой», а не как цветок, полученный от вмешательства ученого садовника. И вот наука в своей нечестивой гордыне посягает на замысел творца Вселенной. Она выступает против образа человека, сотворенного Богом, и говорит, что может сделать лучший. Она предлагает себя как идола взамен Бога. Она грешит, как грешили дети Израилевы, когда про них писали: «И так они осквернили себя своими собственными словами и занялись блудом со своими собственными выдумками». Даже преступления и грехи физиков можно простить перед бесстыдством людей, которые настолько забыли о Боге в своих душах, что осмелились предать сомнению милость Божию. Это дьявольское искушение, которым нас теперь испытывают, будет откинуто всеми, кто боится Бога и уважает его законы, и обязанность этих благоверных защитить слабовольных от недоумия…»

Диана внимательно выслушала все до конца. И как только после этого обращения заиграл гимн, снова зазвонил телефон. Диана выключила приемник.

— Алло, мисс Брекли. Вы слушали? — спросила мисс Толвин.

— А как же, Сара. Сентиментальные глупости. Интересно, а лечение больных тоже греховное вмешательство в природу человека? Не представляю, чтобы кто-то мог все это откинуть теперь. Спасибо, Сара, что сказали мне. Больше мне не звоните. Я выхожу. Не думаю, чтобы появилось еще что-нибудь новое раньше завтрашнего выхода газет.

Диана так развернула свой роллс перед Дарр-хаузом, будто это была потерявшая управление огромная яхта. Занятая своими делами, она забыла о здешней беде, и теперь в замешательстве смотрела на крыло, где когда-то находились жилые помещения. Большая часть интерьера уже была очищена от обломков, а штабели строительных материалов указывали на начавшееся восстановление, так как ни одно из сохранившихся помещений, не годилось для жилья. Диана снова включила мотор и поехала к автопарку. Там стоял лишь один-единственный автомобиль с открытым капотом, и симпатичная молодая женщина колдовала над мотором. Диана почти бесшумно остановилась рядом с нею, только тихо зашуршал гравий. Молодая женщина вздрогнула и удивленно посмотрела на роллс. Диана спросила о докторе Саксовере.

— Доктор временно перебрался в общежитие, — ответила девушка. — Думаю, он сейчас там. О, какая машина! — добавила она с откровенной завистью, наблюдая за тем, как Диана выходит из автомобиля. Потом внимательно присмотрелась к Диане. — Послушайте, не ваше ли фото я видела сегодня утром в «Санди джадж»? Вы мисс Брекли, правда?

— Да, — призналась Диана и помрачнела. — Но я была бы вам очень благодарна, если бы вы сохранили это в тайне. Я не хочу, чтобы кто-то знал, что я была здесь; думаю, что и доктор Саксовер попросит вас о том же одолжении.

— Хорошо, — ответила девушка. — Это не мое дело. Только, пожалуйста, скажите мне одну вещь: этот антигерон, о котором сообщали газеты… он в самом деле представляет то, что о нем пишут?

— Я еще не видела, что написано в «Джадже», — ответила Диана, — но думаю, что в основном они все изложили верно.

Девушка хмуро посмотрела на нее и покачала головой.

— В таком случае я вам не завидую, несмотря на роллс. Желаю вам успеха. Вы найдете доктора Саксовера в четвертой квартире.

Диана пересекла двор, поднялась знакомыми ступеньками наверх и постучала в дверь. Открыл сам Френсис и тут же уставился на посетительницу.

— Боже мой, Диана! Что вы здесь делаете? Заходите. Она зашла в гостиную. Несколько воскресных газет валялось на полу. Комната показалась ей большей, чем она ее помнила, и не такою спартанской.

— Она всегда была белой и чистой. Мне так больше нравилось. Знаете, Френсис, когда-то, давно, это была моя комната, — промолвила она. Но Френсис не слушал.

— Моя дорогая, — начал он, — я рад вас видеть, но ведь мы до сих пор так остерегались, чтобы не раскрыть наших связей… а теперь, именно когда… Вы, конечно, просматривали сегодняшние газеты? Это неразумно, Диана. Кто-нибудь видел вас?

Диана рассказала ему о девушке в автопарке и о том, что она уже предупреждена. Френсис выглядел взволнованным.

— Я лучше сам пойду и поговорю с ней, чтобы убедиться, что она все поняла верно, — сказал он. — Извините, я на минутку.

Диана, оставшись в комнате одна, подошла к окну, пробитому в задней стене общежития, из которого открывался чудесный вид на парк. Нахлынули воспоминания. Она все еще стояла в задумчивости у окна, когда вернулся Френсис.

— Я думаю, с ее стороны нам ничего не угрожает. — сказал он. — Хорошая девушка, химик, очень трудолюбива. Такая, какой были вы. Считает Дарр местом, где нужно серьезно работать, а не ловить женихов.

— Вы думаете, я была такою же? — спросила Диана.

— Конечно. Вы были одной из самых трудолюбивых, — вдруг что-то в ее тоне поразило его и он замолчал, глядя на нее. — Что вы имеете в виду?

— Теперь почти ничего. Это было так давно, — ответила она.

Она отвернулась и устремила взгляд в окно, затем перевела его на дверь, ведущую в маленькую спальню.

— Странно, — сказала она. — Я должна была бы ненавидеть Дарр, а я люблю его. Нигде я не была так счастлива, как здесь. Вон там, — она показала рукой на дверь, — я обычно плакала перед тем, как лечь спать.

— Дорогая моя, я ничего не знал. Я всегда думал… но почему? Или, может, это запретный вопрос? Вы были очень молоды…

— Да, я была очень молода. И никогда как следует не могла разобраться в своих чувствах. Но лучше оставим эту тему.

— Хорошо, — согласился Френсис. — Вряд ли именно это привело вас сюда.

— Как ни странно, в некоторой степени — да. Но сейчас я приехала потому, что у меня почти не останется шансов сделать это позднее. Я, кажется буду очень занята в самом ближайшем будущем.

— Конечно, будете. По сути, слово «занята» — довольно слабо, когда речь идет о том, чтобы разворошить осиное гнездо.

— Вы все еще считаете, что способ действий, избранный мною, дешевый и непристойный, Френсис?

— Я признаю, что такой способ мне не нравится. А вы разве удовлетворены этим? — он махнул рукой в сторону разбросанных газет.

— В основном и как для начала — да, — ответила Диана. — Я выпустила свои войска — свои живые примеры. Следующий шаг — довести все до сознания масс, пока еще на все это не успели наложить вето. И если такой метод окажется непристойным и неразумным, тогда мнение редакторов о своих читателях справедливо.