Экипаж двигался бесшумно и быстро – километров сто, не меньше. Небо Плутонии отличается от небес Земли и Айура, как на Земле – почти белое, с едва заметным оттенком синего – словно выцвело. С ума сойти, какая короткая орбита!

— Должны быть мощные приливные волны, – решился Артём. – Если я помню то, что читал по астрофизике. Верно?

Анчири посмотрел с явным одобрением.

— Мне нравятся вопросы, которые вы задаёте. Да, планета сильно разогрета изнутри, и по океану вслед за звездой идёт приливная волна. Думаю, вы её увидите своими глазами. Что вас ещё удивляет?

— Всё, – признался Артём. – Для начала, как связаны наши две планеты? Они в разных частях космоса, движутся по разным траекториям, сила тяжести и остальное различаются – а граница между ними такая ровная и неподвижная. И воздух сам по себе никуда не дует. Как это работает?

— Скажу сразу – мы не всё понимаем в механизме этой связи. Мы даже не можем точно знать, когда она отключится, и когда возникнет новая. Мы умеем отключать связь сами, и создавать коридор в те локации, в которых уже побывали. Это не наши технологии, мы лишь отчасти научились ими пользоваться.

— Чьи же?

Анчири развёл руками.

— Вероятнее всего – технологии нечисти. На Земле её окрестили «сеятелями». Или их технологии, или тех, кого они успели ассимилировать к тому моменту.

— «Ассимиляция» звучит не так страшно. Когда мы приедем?

— Через три минуты. Не спешите, я с удовольствием поговорю с вами, Ортем. У меня к вам тоже немало вопросов.

— Можно, чтобы Канси присутствовала при нашем с вами разговоре? Если захочет, конечно, – Артём заметил выражение на лице Канси – хотелось верить, что истолковал его верно.

— Да, конечно.

— Спасибо, актимри, – кивнула Канси, и крепко сжала ладонь Артёма.

- - -

Сказать по правде, помимо необычного вида Плутона и жутко выглядящей приливной волны на поверхности океана – «горба», который на относительном мелководье вырастал до ста пятидесяти метров в высоту – ничего особо необычного Артём поначалу не увидел. Но воздух, когда к нему привык, стал ощущаться совсем иначе – словно выехал в разогретый солнцем смешанный лес. К запаху берёзовой листвы примешивался запах хвои.

— У вас всюду такой воздух? - спросил Артём у Канси, когда та указала ему – идём за мной. Они прибыли на здешний вокзал, и пересели на другой экипаж. Анчири распрощался с ними, не выходя из тележки.

— Всюду. Ну, почти везде. В обитаемых районах.

— Здорово. Может, ты пояснишь, куда нам нужно попасть? У вас есть автомобили, они же самолёты – вы же по всей планете перемещаетесь.

— Ты увидишь. Мы можем попасть туда и сами. Это часть жизни – каждый должен там побывать, когда становится взрослым. Но мы не всё можем увидеть там. Ты сам поймёшь.

На месте узнаю, подумал Артём. Вряд ли Анчири станет шутить.

— Идём, – Канси потянула его за руку. – Тебе нужно привыкнуть к климату, воздуху и притяжению.

- - -

Доктор Карлен – высокий и черноволосый – оказался по характеру примерно таким же, как сэр Арчибальд Ливси.

— Замечательно! – обрадовался он. – Сэр Ортем, вы первый человек родом с Земли, который ступил на нашу землю – с тех пор, как Создатель покинул нас. Вижу, что вы отлично подготовлены. Канси, я правильно понимаю, что вы провели первичную иммунизацию?

Теперь это так называется, подумал Артём, стараясь не улыбаться. Укус в плечо, три минуты преисподней – когда дышишь огнём и нет уверенности, что следующий вдох получится – и раны, которые затягиваются за считанные секунды. Ну, ранки, не раны. Первичная иммунизация.

Канси ответила, и вскоре их с доктором речь стала сплошь из терминов, которые Артём просто не успевал не то что понимать – хоть как-то интерпретировать.

— Простите, – перебил он. – Я ни слова уже не понимаю.

— Это просто усталость, – заключил доктор. – Канси вам всё объяснит. А пока я бы советовал провести один день в более спокойной обстановке. У вас будет хороший аппетит – не пугайтесь.

— Простите, а процедуры? Вы должны были что-то ввести мне?

— Уже сделано. Вот. – Доктор показал ему предмет, похожий на баллончик с аэрозолем. – Совершенно верно, это для распыления. Я уже распылил необходимые вам препараты, вы их вдохнули – они начали действовать. Диагностику я провёл, как только вы присели на эту кушетку. Всё безболезненно и быстро. Разумеется, вы вправе получить все результаты. На каком языке сделать распечатку?

Опять шутки шутим? – подумал Артём, и решился.

— На русском можно?

— Разумеется! - и через десяток секунд доктор вручил Артёму пухлую брошюру. – Открыть её можете только вы. Обычная предосторожность. Мы ценим врачебную тайну.

Распрощались они уже совершенно дружески.

— О тебе уже вся Плутония знает, – вздохнула Канси. – Ты звезда. Почему не радуешься?

— Ты этому не очень-то рада?

— Будут женщины, – Канси улыбнулась. – Их будет много. Понятно, или объяснить?

— Объясняй.

— Ты можешь приручить нескольких. Но чем их больше, тем слабее связь с каждой. Понимаешь?

— Понимаю. Раздели одну реку на два потока, потом на три…

— Обожаю твои аллегории, – И впрямь обожает, не ирония! – Верно, Ортем. Скажу сразу, что обычно приручают одну или двух; если больше – всем будет плохо. У нас нет законов о личной жизни, кроме одного: ты несёшь всю ответственность за счастье всех, кого приручил. Я хочу быть счастливой и полезной. И буду делать всё, чтобы так и было. А ты обязан делать всё для этого – со своей стороны.

— Если я что-то не то делаю, или не делаю совсем – пожалуйста, говори, прежде чем это выльется в неприятности.

— Договорились, – Канси снова улыбнулась. – Спрашивай, как сейчас. Если что непонятно – спрашивай. Всё, мы дома! Идём, сейчас сможешь отдохнуть.

- - -

Она и массаж делать умеет. Артём поначалу побаивался прикосновений её пальцев – уже уяснил, что Канси может лёгким нажатием пальца сломать ему шею. Не мускулы, а сталь! И это у них – норма. Все такие. Здоровыми не рождаются, ими становятся. Делать зарядку, не есть что попало и так далее для людей Плутонии так же естественно, как дышать. А Канси ведь не солдат – учительница. Страшновато, честное слово. Интересно посмотреть, какие тогда у них солдаты, если есть такая профессия.

…Она закончила массаж, и легла рядом, держа Артёма за руку, и мурлыча. Чудный звук. И впрямь, под него легко засыпается. Как они это сделали? При этом, по словам доктора Ливси, генетически мы с ними – один вид. Полностью совместимы.

— Только женщины могут мурлыкать?

— Женщины и дети. Вот это, – она прикоснулась к кадыку Артёма, – мешает вам делать то же самое. Дети, до начала созревания, все умеют. Потом – только женщины. А что? Завидуешь?

— Имею полное право.

— Завидуй, я не против. Должны же быть у меня преимущества.

Артём рассмеялся. Похоже, они уже начали понимать, когда другой шутит. Повезло, что она – учительница; в её профессии требуется терпение. Как это сочетается с теми моментами дикого и импульсивного поведения – уму непостижимо.

— А это что? – Артём разглядел на её спине, внизу слева, едва заметные шрамы.

— Это мой зверь. – Канси перевернулась на спину и приложила его пальцы к противоположному месту на животе. – Чувствуешь? Я оставила их на память. Все оставляют.

— Расскажи подробнее, – Артём наклонился ближе – шрамы едва заметны. И, похоже, кроме этих шрамов и его укуса в затылок, других отметин у неё на теле нет.

— Посвящение во взрослые. Все проходят его. Ты выбираешь себе зверя. Тебя отвозят в дикий лес, и оставляют там на неделю. Нужно выжить, добыть своего зверя, и вернуться с трофеем. У тебя с собой только нож.

Артём ощутил мурашки, проползающие по коже. Словно Спарта, подумал он. Только здесь не делают различий между мужчинами и женщинами.

— В первый раз зверь перехитрил меня. Здесь, – она положила свою ладонь поверх его, – он воткнул в меня рог. Пригвоздил к дереву. Я сумела убить его, и отрезать рог, но не сразу сумела снять себя с дерева. Я не помню следующий день. Успела найти убежище – всё, что помню. Мне было ужасно больно, я уже стала думать, что не вернусь. Я сумела залечить раны, а это непросто даже для взрослых. Но вовремя не вернулась – было много желающих доесть меня, не сразу сумела отогнать или отбиться. Звери чуют лёгкую добычу. Но я всё равно вернулась с трофеем, рогом паратерия. Это такой ящер – похож на земного носорога, когда стоит на четырёх лапах. Через год я повторила попытку, и на этот раз вернулась вовремя. И никто меня не ранил.