— Ты такой смешной, когда отвешиваешь поклоны. Я же лопну от смеха, если останусь.

— Я не просто «отвешиваю поклоны», Агнешка. Я твёрдо стою на земле, а ты всё ещё барахтаешься в чёрном космосе. Ты как бешенная собака на улице. Ты дикарка, джахиль.

— Но тебе же нравятся дикарки.

— Ты моя джахиль — Надир снова приложился к её животу.

— Давай поедим, я хочу что‑нибудь съесть перед вылетом.

— Всё что я хочу съесть — прямо передо мной...

Она вспоминала тяжёлые и грубые руки своего настоящего отца, его небритое лицо, которым он прижимался к её щеке, и его дыхание с запахом дешёвых сигарет. Он бросил её с матерью в трущобах Париж-Абада, потому что искал лёгкой жизни. Но он был родным, и проявлял трепетную отеческую любовь, хоть от неё и остались только едва уловимые воспоминания из раннего детства. Кассам в отличие от него, был развязным и нечистым. Он предлагал множество удовольствий, однако кроме них ей всегда хотелось чего‑то большего. Она никогда не понимала, чего именно.

Агнешка увидела убитых людей, с пулевыми ранениями во всех частях тела. Их лица исказились в странных, неестественных гримасах. Они валялись в куче, как тряпичные куклы. Агнешке сдавило голову и нахлынула звенящая боль. Она пыталась произнести какие‑то слова, и вместо них получался лишь набор звуков. Затем рот перестал открываться, будто зубы слиплись от засохшего шоколада и ириса.

Надир ударил её ладонью по щеке. Агнешка от этого стала вертеть головой по подушке, закатив глаза. Надир достал небольшой флакон из её сумки, отсыпал розового порошка на палец и поднёс её к носу Агнешки, схватив её голову другой рукой. Она вдохнула и остановилась. Отдышавшись, Агнешка посмотрела в глаза Надиру, поднялась и начала одеваться.

— За дверью тебя ждут только смерть и шайтан — сказал Надир, присев на кровать.

Агнешка надела туфли, серый плащ и спрятала чёрные волосы под бежевым плактом.

— А вдруг я получу награду за твою голову? — спросил Надир.

— Ты слишком слаб чтобы меня предать. Да и чтобы любить — тоже.

Агнешка спрятала глаза под тёмными очками, взяла сумку и вышла. Спустившись в фойе гостиницы, она закинула несколько монет в торговый автомат и получила банку Мекка-Колы с пачкой рахат-лукума. В такси она раскрыла пачку и набила рот всем что там было, жадно разжёвывая металлическими зубами. Вкус сахара и шипучая кола немного успокоили её.

В зале ожидания космопорта люди молились перед вылетом, также как Надир. Перепрыгивая между их ровными рядами, Агнешка добралась до столика регистрации на рейс.

Космический лайнер компании «Люфтганза» рванул всеми маршевыми двигателями и за пару минут покинул атмосферу Венеры. Достигнув невесомости, Агнешка ослабила свой ремень. К ней подплыла стюардесса, хватаясь за спинки сидений.

— Вас разбудить для следующей молитвы? — спросила она.

— Я не верю в Бога. Люди одиноки, — ответила Агнешка и взяла в рот сигарету. — Дадите прикурить?

— Да, конечно.

Стюардесса подожгла сигарету электрической спиралью.

Трейси закрыла клапаны кислородных баллонов на пятьдесят третьем за смену скафандре. Она вытерла руки о свой комбинезон, достала из кармана магнитную карточку и провела её по часам рабочего времени у выхода. В раздевалке Трейси открыла свой шкафчик. На дверце был приклеен журнальный разворот с фотографией Патрисии Шарман, которая вскинула голову с довольным выражением лица. Трейси сняла комбинезон и повесила его внутри. Рядом, на скамье, сидела Евдокия — молодая гречанка, натягивавшая на себя длинное лёгкое платье.

— Как твоя Самболь, Трейси? — спросила она.

— Всё также. Но я стараюсь не давить на неё, ей надо решить самой, ты же понимаешь — сказала Трейси.

— Она должна понять, что значит быть настоящей женщиной. Тебе надо объяснить ей.

— Да-да...

— Сядь со мной, я хочу на тебя посмотреть.

Трейси присела так, что скамья была между ногами.

— Подними футболку — попросила Евдокия.

Она увидела проступающие кубики пресса у Трейси и приложила к её животу ладони.

— Ходишь в зал?

— Нет, занимаюсь дома. Не хочу, чтобы было видно живот и всё такое.

Евдокия зацокала.

— Трейси, ты по природе плотная девочка. Если у тебя не будет подкожного жира — образуются спайки. Органы друг к другу прирастут. Они сдавят тебе матку, когда будешь вынашивать ребёнка. И ещё тебе надо дышать животом, чтобы приливала кровь к малому тазу. Не надо быть похожей на мальчика. И волосы ещё отрасти.

Евдокия прижала тыльную сторону ладони ко лбу Трейси и прошептала что‑то непонятное. У Трейси от прикосновения пошли мурашки по коже. Евдокия потёрла ладонь пальцами и подула на неё.

— Что ты сделала? — спросила Трейси.

— Сдула пыль с твоего цветка.

— Слушай, что такая женщина как ты делает здесь, и одна? — Трейси достала пачку сигарет, вытащила одну себе и одну Евдокии.

— Нужны деньги. А мужики тут полное дерьмо. Подкоплю и рвану на Венеру. Оттуда ведь пришли все женщины. Буду валяться там на пляжах целый день, пока какой‑нибудь шейх или эмир не сделает мне предложение.

— Ну удачи тебе.

Они вместе закурили от огня газовой горелки-резака и Трейси вышла, накинув кожаную куртку.

Она шла по городскому парку, засаженному яблонями. Деревья были намного короче земных, а крохотные яблоки никто и не отваживался попробовать.

На лавке сидел Умник в голубом клетчатом пальто и голубой шляпе. Он перелистывал страницы книги на коленях, нарочито слюнявя большой палец. Трейси подсела к нему.

— Привет, Умник. Что читаешь?

— Дерек Хартфильд. «Марсианские колодцы». Не так хорошо, как тот, в честь которого назван этот город, но тоже неплохо.

Умник протянул книгу ей.

— Ты что, даришь её?

— Прочитай. Мне особенно понравилась девятая глава.

Умник встал, поднял шляпу перед Трейси и зашагал прочь. Книга раскрылась в её руках на девятой главе. К странице был прикреплён клейкой лентой пакетик с розовым порошком.

Дома она насыпала на обложку книги прямую линию и вдохнула её носом через подрезанную трубочку для коктейлей.

Трейси захотела пройти к кровати чтобы лечь, и кровати не оказалось на месте. Вокруг была лишь бесконечная череда металлических коридоров, переборок, подтекающих труб и электрических искр.

Она снова бежала по станции Беляев, пытаясь вернуться в свою каюту из школьного класса. За ней шёл мужчина.

— Я всё про таких как ты знаю! — кричал он ей вслед. — По девочкам можно узнать, кем они станут! Ты станешь толстой, жирной, ни один мужик тебя не захочет! Ты никуда от меня не спрячешься!

Трейси бежала по коридорам, и ревела, надеясь раствориться за следующим поворотом.

— Пожалуйста, не говорите так! — умоляла она. — Пожалуйста!

Она свернула ещё раз наугад и оказалась в тупике. Её ноги подкосило, и она прижалась к углу.

— Ты уродина, даже твои мама и папа не хотят тебя искать! — не унимался голос, приближаясь. — Им не нужна такая дочь!

— Я не такая, я не уродина, я не толстая, нет! — плакала Трейси, сжимаясь в комок и желая исчезнуть.

— Ах вот ты где! Уж я‑то тебя подправлю!

Мужчина пришёл и делал ей только больно. Когда она делала что‑то не так, как хотел он — она получала тяжёлые удары по лицу.

Трейси завизжала и свалилась на пол, закрывая лицо руками. Потрогав свои щёки, она не ощутила никакой боли.

— Дурь не должна так работать — сказала Трейси, тяжело вздохнув. И тут же закашляла от пыли на ковролине.

— Плохая из меня хозяйка — снова сказала она самой себе. Ей очень не хотелось подниматься.

Она скользила взглядом по квартире и остановилась на холодильнике, торчавшем из кухни.

— Надо было купить продукты... надо что‑то приготовить — молвила Трейси.

Пришлось встать и пройти в кухню. Трейси оглядела на дверце холодильника календарь месяца Козерога, составленный из круглых магнитов с цифрами на них. Она открыла её. Изнутри на неё смотрели раскрытые консервные банки и пустые бутылки из‑под питательных жидкостей.