— Чур меня! — перекрестился он, отпрянув от Люси.

Джейн втянула голову в плечи и тоже поспешно отошла в сторонку.

— Это какой-то страшный сон! — обратилась она к итальянцу. — Ночь, фонари, безлюдная улица и мы…

— Без крова, без пищи? — дополнил Франческо. — Ерунда, уверяю тебя! Случались вещи и похуже. Взять вон хотя бы пожар!

Джейн содрогнулась, однако его высказывание никак не прокомментировала.

— Ясно одно, — сказал Росси, тактично уводя ее от злобствующей Люси. — С нею нам связываться нельзя. Вот ведь гарпия! Такая со свету сживет, не успеем мы и пикнуть! Слышала, как она о Джулии отзывалась?! Даже повторять стыдно!

— Да-да, уйдем поскорее, — щебетала Джейн, преданно семеня за ним по тротуару. — Вот ведь гарпия! Вот ведь!..

Гарпия угомонилась не сразу. Ей нужно было как следует поразмять связки, потопать ногами и напоследок предать Кристиана анафеме, прежде чем осознать, что на улице она одна-одинешенька, а ключи от внедорожника благополучно остались в кармане у человека-в-черном. В конце концов, дождь ее несколько остудил, и наступил черед серьезно озаботиться проблемой пристанища.

— Деньги, мне нужны деньги, — бормотала она, роясь в своей сумке, которую везде тягала с собой. — Есть у них тут, интересно, приличная гостиница?… Тьфу! А это еще что за дрянь?!

Аризу Кей, несомненно, расстроилась бы, если б услыхала, какого мнения Люси об ее телепортационной ветви, потому что при слове «дрянь» на мокрую мостовую полетела именно ветка сакуры. А Люси, в изумлении уставившись на ветку, мигом припомнила эпизод, в котором почти безотчетно прибрала ее к рукам. Неприятный, липкий эпизод, но всё же…

— Всё же, не следует торопиться с выводами, — посоветовала она себе и проворно нагнулась за телепортатором. — Кто знает, как эта штука работает? И не испортятся ли от воды проводки?

В следующую минуту, позабыв о голоде и усталости, она уже вертела веточку в пальцах.

— Кнопки… Ха, дилетанство! В наше время кнопки делают более изящными, а провода никто не пускает снаружи… Этот дождь меня доконает! — посетовала она. — Пожалуй, ничего не случится, если я, ради интереса, проведу небольшой эксперимент.

Чем сей эксперимент закончится, страшно даже представить. Что будет, если в волшебный сад вторгнется персона нон грата? К чему приведет ее столкновение с хранительницей? И сумеет ли японка справиться с помощницей Актеона?

Вешнее солнце прорвало пелену туч, когда Франческо и Джейн вышли на пустую дорогу. Дорога эта была очень привередливая и любила иной раз попетлять да погорбиться. То она взбиралась на холмы, то резко снижалась, словно бы устав красоваться у всех на виду. За Венецианским мостом она опять поднималась в гору. А вправо и влево от обочины, насколько хватало глаз, цветными коврами лежали луга, но на Джейн, прошагавшую всю ночь без остановки, они не производили ни малейшего впечатления. Где-то через пятьсот метров Франческо увидал зубчатые развалины монастыря. О том, что развалины именно монастырские, он догадался позднее, по очертаниям бывших келий, конюшен и кладовых. Джейн наотрез отказалась пережидать там жару, когда местный грек сообщил, что монастырь, именуемый в прошлом Като Превели, был сожжен турками еще в двадцатых годах девятнадцатого века. Ключевым было слово «сожжен» — оно-то ее и отпугнуло. Она ни за что не хотела прибегать под защиту обуглившихся стен и полуразвалившихся крыш.

«Уж лучше в тени под деревом, чем на пожарище!» — категорично заявила она. Не устроил ее и пальмовый пляж, где некогда, в далекие девяностые, жили хиппи. Море ей, видите ли, солоно, река — мелка. Ей душ подавай, да накрытый стол, да мягкую постельку. Франческо скрипел с досады.

— Осталась бы ты с Люси. Вы бы нашли с ней общий язык. Как-никак, две гарпии.

— Гарпия гарпии рознь, — то ли серьезно, то ли в шутку говорила Джейн. — Хочешь, чтоб я вернулась в деревню?

— Баба с возу — кобыле легче, — неопределенно отвечал Росси.

— Это ты-то кобыла?! Да ты настоящий осел!

Так, огрызаясь друг на дружку, они по скользкой щебневой тропинке вновь вышли на дорогу. Джейн капризно заметила, что и пальмы, и море издалека выглядят куда более привлекательными, а река так и вовсе не рекою кажется, а серебряной нитью. Тогда Франческо с горечью сказал, что такому тепличному растению, как она, не стоит соваться ни к морю, ни к пальмам. И носик свой посоветовал беречь от неприятных речных запахов.

— Зануда, — сказала Джейн.

— Чистоплюйка, — последовало в ответ.

Им обоим напекло голову, у обоих урчало в животе, однако это не мешало им изобретать всё новые и новые обидные слова, и кто знает, сколько бы они еще препирались, если бы дорога вдруг не оборвалась у ворот очередного, на этот раз обитаемого, монастыря. Они наговорили друг другу столько гадостей, что постучаться в ворота было теперь даже совестно.

— Я прах и тлен, — сказал Франческо, — и этой тленною рукой нарушить мне святой покой?

— Кончай дурить, — вспылила Джейн, чья совесть не протестовала. — Я есть хочу, спала я мало. Не постучимся — всё пропало.

Им отворил седой монах и, справившись предварительно об их вероисповедании, повел их дорожкой, обсаженной шиповником, туями и кипарисами. Обитель стояла высоко над Ливийским морем, обособившись от мира, укрывшись от суеты за надежными стенами, и контраст между тишиною этой скромной гавани и вычурно-торжественной атмосферой деревенского вечера ощущался бы сильнее, если бы не долгий путь. В утомительном странствии сглаживаются любые углы.

— Паломникам обыкновенно предоставляется общежитие, — сказал монах. — Для особ мужеского пола — на мужской половине, женского — на женской. Вам, — обратился он к Франческо, — разрешается участвовать в приготовлении трапезы и присутствовать на службах вместе с братией. Не благословляется загорать, ловить рыбу, громко разговаривать и кричать. Не должно входить в братский корпус без сопровождающего монаха.

— Так, хорошо. А ей что можно? — поинтересовался Росси, указав на Джейн.

— Вашей подруге выделят юбку и платок, — скупо отозвался проводник.

Джейн, которая уже давно научилась понимать по-гречески, надулась. Выходит, ей тут не больно-то и рады. С другой стороны, от нее не требуется соблюдать устав. Валяйся себе в кровати, сколько влезет. Главное к трапезе не опоздать. Только потом она поймет, каково это «валяться в кровати», сиречь на твердой койке, в душной комнатке с одним окном, и пытаться заснуть под дружный храп немолодых уже соседок.

— Мне здесь неуютно, — призналась она, когда их оставили у источника, вытекающего прямо из стены. — Небо вон какое голубое, птицы поют, вода журчит, даже колокол недавно так приветственно звонил! А люди, куда ни глянь, все в черном, лица сухие, постные, — Она зачерпнула ладошкой из углубления, в которое стекала вода. — Хоть бы улыбнулся кто!

— Джейн, это же монастырь! У них так заведено. И раз тебе не понравилась пальмовая бухточка, изволь терпеть хмурых старцев. Правда, вы нечасто будете пересекаться. Скоро тебя отправят, хи-хи, на женскую половину, и я наконец-то смогу отдохнуть!

Проигнорировав его злорадный тон, англичанка устремила взгляд в небо, где на лазурном фоне отчетливо вырисовывался хребет далеких гор.

— Как там наша Джулия? — задумчиво проговорила она.

— Сама не евши, не пивши, а умудряется думать о других. Вот ведь мать Тереза! — всплеснул руками Франческо.

Джейн не отреагировала и на этот его словесный выпад.

— Если с нею синьор Кимура, — сказала она, — бояться нечего. Лучшего защитника и покровителя разве где сыщешь?!

Что касается самого Кристиана, то он на свой счет не обольщался. Когда грузовик миновал последний деревенский дом, началась несусветная тряска, фургон наполнился едким дымом, и мысли человека-в-черном были сосредоточены исключительно на том, как бы поскорее глотнуть свежего воздуха. С трудом удерживая равновесие, он нет-нет да и утыкался плечом в какую-нибудь стенку. Дорога нещадно виляла и бугрилась, вилась меж насыпей, и не было ей конца.