И однажды, уже засыпая — свет! В тоннеле было довольно светло, но привычных закреплённых на стенах факелов она там не видела. Вместо них с потолка излучали необычно ровный немерцающий свет незнакомого вида светильники, покрытые толстым стеклом. Тревога немедленно улеглась, стоило ей восстановить в памяти все детали своего короткого проникновения в неизвестную жизнь храма. Да, она пока мало знает о храме, ну и что из этого? Возможно, когда-нибудь она узнает больше, и это тоже не имеет значения. Ничто больше не важно, потому что она никогда не сможет отыскать Зои. Впрочем, и с этим горьким обстоятельством Лидия готова была бы смириться, только ни днём, ни ночью ей не давала покоя мысль, что Зои выпала куда более тяжёлая доля, чем ей самой.

— Воспалённое воображение рисовало мне один сценарий страшней другого, из которых самым правдоподобным был тот, где Зои бросали на особую, предназначенную только для прокажённых, Не погрузиться в полную беспросветность из-за неотступных мрачных мыслей о судьбе Зои мне помогли танцы.

— Танцы?! — оживился Вадим. — Неожиданный поворот.

— Рада, что, наконец, сумела тебя заинтриговать. Твоё удивление понятно: зачастую мужчины считают танцы несерьёзным делом. Однако это и вообще не так, а уж в моей античной эпопее в особенности. Обучение танцам началось с первых же дней моего появления на «радужной» ступени, и поначалу оно тяжело мне давалось. Во-первых, я не понимала, зачем и кому нужны эти занятия. Приём «паломников» был примитивен до грубости, он не требовал от «служительниц богини» какого-либо изящества. Всё остальное в нашей «радужной» жизни являлось таким же нерадужным, и танцы выбивались из этого ряда просто вопиющим образом. Во-вторых, мои мышцы после двухлетней пытки на ступенях были не просто зажаты, они были намертво скованы, каждое движение в танцах доставалось мне с болью. В-третьих, мои «радужные» товарки нещадно насмехались над моими первоначальными неуспехами, будто сами в своё время не переживали те же трудности.

Когда мои одеревеневшие мышцы, наконец, заработали, проявилась какая-то другая боль, новая, незнакомая, или это было что-то похожее на боль. Будто мои заржавевшие от долгого неупотребления мозговые шестерёнки со скрежетом начинали вращение, и, натыкаясь на болезненное сопротивление, снова замирали, а потом откатывались, подминая собой живую ткань. Если попытаться выразить тогдашние мои неоформленные мысли, получится, что-то вроде этого: мир, в котором я нахожусь, ненастоящий. Когда-то я жила в мире, где всё было взаправду, от него потом для меня оставалась только Зои, а теперь не осталось ничего.

Из-за того, что танцы были связаны с разного рода болью, я их не любила сначала. К тому же они меня отвлекали от мыслей о Зои, а это единственное, о чём стоило думать. А после того, как я обнаружила, что Зои увели глубоко под землю, танцы стали моим способом ухода от нереальной реальности. Кроме обязательных занятий я проводила в танцевальном зале по два-три часа в день, отрабатывая по многу раз каждое движение пальцев, кистей рук, каждый поворот и наклон.

Преподавательница танцев стала меня хвалить, и пренебрежительность ко мне товарок по «радужному» цеху тут же сменилось враждебным отношением, утыканным мелкими гадостями. Сейчас я, конечно, понимаю, что туда специально не подбирались какие-то особенно несимпатичные девчонки, они были такими, какими их создали на данном этапе из материала, поступившего со ступеней. Наверняка, проведи я на радужном этапе больше времени, из меня тоже вылепили бы нечто подобное. Но я ничего не могу с собой поделать и с отвращением вспоминаю о своём радужном окружении — нет неприятней существ, чем бывшие люди, которым ещё не придали хотя бы внешнего лоску.

Однажды на мои самостоятельные занятия танцами зашла посмотреть кураторша, сначала она долго наблюдала за тем, как я старательно отрабатываю танцевальные элементы, потом подозвала меня для серьёзного разговора. Оказалось, на днях предстоит большое событие: на следующей ступени освободилась вакансия, и «Великие» придут отбирать претендентку на это место. Это твой шанс, не упусти его — так сказала кураторша, со значением глядя мне в лицо. Танцую я, безусловно, лучше всех в группе, моя настойчивость в достижении результатов вне всяких сомнений, но есть обстоятельство, которое может подтолкнуть «Великих» выбрать менее достойную девушку — у меня грустные глаза, у меня всегда грустные глаза. Может быть, она сумеет помочь, если я расскажу, что меня печалит, предложила кураторша. Оттого ли, что мне очень хотелось этого, то ли нечто такоепромелькнуло на самом деле, но я увидела в её лице человеческое участие, и неожиданно для себя выпалила, что очень скучаю о подруге, с которой меня разлучили сразу после того, как мы попали в храм.

Всё, больше о Зои я не вспоминала ни разу вплоть до того самого момента, когда раб Селиван рассказывал, как его отрывали от матери. Я забыла не только о Зои, я забыла и о том, чем закончился тот разговор с кураторшей. Последнее, что я помню: настороженный взгляд, который она метнула куда-то в сторону, стоило мне произнести имя Зои. Все оставшиеся до «смотрин» дни я усердно репетировала и беспокоилась только о том, как бы мне не оплошать перед «Великими». На следующую ступень отобрали именно меня, и я попала в нечто сильно смахивающее на рай для бывших людей. Там прошлое перестало существовать, события вчерашнего дня я ещё могла восстановить в памяти, а 'позавчера' уже тонуло в трясине под кодовым названием «давно и неправда». Но я не задавалась пустыми вопросами вроде того, куда уходит прожитое время, я купалась в блаженстве, каждодневно перебирая шитые золотом наряды, которыми меня в изобилии снабдили на этой ступени карьерной лестницы, и беспечно проводила день за днём в компании с другими такими же безмозглыми, впрочем, и беззлобными, веселушками. Как ты, наверное, уже догадался, я назову эту ступень золотой.

— Получается, вас целенаправленно сначала погрузили в адские условия, чтобы затем, сместив точку сборки, довести до специфически смоделированного рая? И с какой целью?

— В том-то и дело, что я не знаю ответа. Мне бы тоже хотелось понять, что за цели преследовали «Великие». Только вот что я скажу насчёт того рая: если у тебя отшибает память, и ты как дура беспричинно веселишься с утра до ночи, это, скорее, похоже на ловушку для наркоманов. Не хотела бы ещё раз оказаться в таком весёлом местечке. Но чтобы ты не пришёл к поспешному выводу, что тот дурацкий рай являлся конечной целью движения по ступеням, сразу оговорюсь, что он был лишь одним из этапов. Я не добралась до вершины, и даже не догадываюсь, что она собой представляла, но перейти с золотой ступени на следующую сподобилась, веселья там не было и в помине. И ещё кое-что добавлю, чтобы у тебя не сложилась схема, по которой все девчонки, подчиняясь неведомому расписанию, стройными рядами совершали подъём по ступеням, что да, кто-то отставал в пути, как оно обычно бывает, кто-то забегал вперёд, но в целом все продвигались в одном и том же направлении. Ничего подобного. Сдаётся мне, что я каким-то образом умудрилась проскочить между многочисленными сциллами и харибдами, а вот Зои по неведомым причинам выпала в осадок на первом же этапе.

4

— Возможно, твоя Зои не была достаточно сексапильной, и в этом всё дело, — задумчиво произнёс Вадим. — Если вас готовили на роль эксклюзивных убийц, требовались подходящие внешние данные, чтобы назначенный жертвой высокопоставленный мужчина, то есть, хорошо охраняемый и крайне осторожный, захотел близко подпустить к себе девушку, о которой ему доподлинно ничего не известно.

— Не на первом же этапе стоило определять уровень сексапильности, когда от Зои после ступеней оставались кожа до кости. И потом, видел бы ты этих «радужных» красоток — плюнуть не во что. А Зои была миленькой. Разумеется, я не помню, как она выглядела, но она всегда казалась мне очень хорошенькой, даже на ступенях. — Лида печально вздохнула.