Лидия получила послание от неизвестных, подписавшихся как «друзья». Письмо не требовало ответа, неведомые «друзья» просто ставили её в известность, что завтра в полдень они нанесут визит. До конца дня Лидия ещё сомневалась, что за люди решительно заявили о намерении явиться в дом, не получив на то согласия хозяйки, однако нарастающая тревога всё отчётливее подсказывала, что она знает ответ. Лидия усилила охрану, которой строго наказала не впускать во двор кого бы то ни было без согласования с ней, убедила себя, что пока она под защитой стен собственного дома, для паники оснований нет, и отправилась спать.
Проснулась Лидия очень рано, рывком, и долго не могла понять, где находится и как оказалась вне храма. Когда же сообразила, что она в своём римском доме, тут же вспомнила: сегодня к ней придут посланцы от «Великих». Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота, мысли путались. Внезапно стало ясно: она впустит незваных гостей и выполнит всё, что они прикажут. И вслед за этим пониманием Лидия сразу же исполнилась восторгом, исчезли тревога и напряжение, не оставлявшие её в последние недели. Всего-то и требовалось от неё, что приготовиться с покорностью выполнять волю своих храмовых наставников, а вместо этого она глупо упорствовала в отстаивании собственной никому не интересной воли.
Когда-то Лидия уже испытывала этот почти непереносимый восторг, это случилось на «пепельной » ступени, тогда она ловко метнула нож в привязанного к столбу человека. Лидия могла целиться в горло ужасного злодея — так его называли «Великие» — технически это, безусловно, было проще. Однако Лидия знала, что тогда не миновать громкого хрипения и булькающего шума, что не в любой ситуации допустимо — казни для «пепельных » девушек служили тренировками умений, которые могли пригодиться в самых неожиданных обстоятельствах. Она решила рискнуть, продемонстрировав высший класс, и запустила нож в глазницу. Тогда впервые у неё всё получилось абсолютно правильно: Лидия слилась с ножом, чувствуя себя его продолжением; без жалости и ярости мысленно сопровождала полёт ножа, пока он, прорезав глаз, не вонзился в мозг приговорённого. Она с удовлетворением отметила, что в ту же секунду, не испустив ни звука, человек повис на верёвках, перевела взгляд на «Великих» и по их лицам поняла, что те весьма довольны её работой. И тогда её охватил всепоглощающий восторг. Тренировки из серии «казнь» почему-то надолго прекратились, и в следующий раз она взяла в руки нож только в тот день, когда убили её «принца ».
Вспомнив о том страшном дне, Лидия разволновалась так, что уже не могла оставаться в комнате. Она выскользнула из дома неслышно, чтобы не разбудить слуг, которые тут же принялись бы за свою ежедневную суету, чем отвлекали бы от мыслей о самом важном событии в её жизни. «Принц », его умные глаза, его ласковые руки, впервые испытанная радость от слияния тел — Лидия в те незабываемые дни поверила, что мир может быть к ней добрым. В этом новом мире её ценили бы не за умение виртуозно убивать и не за то, что, будучи под впечатлением от её танца, гости особенно легко расставались с деньгами. «Принцу » нужна была она сама. Ему была нужна внезапно открывшаяся способность Лидии принимать сдержанную мужскую ласку, и, усилив её в себе, возвращать женской нежностью. Ничему этому доброму не суждено было остаться в её жизни — «принца » убили, и убили по команде «Великих». Тем не менее, она только что готова была предать память о своём единственном мужчине, припомнив, как сладостно подчиняться воле своих мучителей. Только что Лидия с восторгом думала, что, «Великие» наверняка были довольны своей воспитанницей, когда узнали, какую выгодную позицию она заняла в Риме. Гетера, состоявшая в длительной связи с тем, который входил в узкий круг околовластных людей, воспользовавшись знакомствами сенатора, могла соблазнить кого-то из первых лиц Империи, не навлекая на себя подозрений. Выведывать важные сведения, шантажировать, красть документы, убивать — только что она готова была на любые преступления, лишь бы заслужить снисходительное одобрение «Великих».
Лидия давно уже ходила по саду, она шла быстро, почти бежала, не разбирая дороги, не глядя перед собой и под ноги. Ветки хлестали по лицу, оставляя тут же вспухавшие следы, Лидия несколько раз падала, ладони были в ссадинах, но она не чувствовала боли. Ещё хранивший остатки утренней свежести сад сам вывел её к пруду. Это было её любимое место на Земле, сюда она приходила каждое утро, чтобы полюбоваться нежными бело-розовыми головками нимфей, бодрыми стрелами фиолетовых ирисов и буйством всех оттенков зелёного по берегам. «Мне не сбежать из храма, — думала Лидия, не испытывая ничего кроме тихой радости, привычно приходившей в минуты созерцания пруда— мне никогда из него не сбежать».
— Кольцо вокруг Лидии неумолимо сжималось, да и, по правде сказать, незачем ей было жить дальше. — Подвела печальный итог Лида. — Так что, ты прав, оплошал сенатор.
— Зато я у тебя молодец — не психанул, выслушал эту дикую историю до конца. Или осталось что-то ещё, о чём ты хочешь рассказать?
— Разве что о таинстве танца. Если бы этой истории требовалось название, я назвала бы её «КАК УКРАСТЬ ТАНЕЦ У БОГОВ». Да, о сакральном танце рассказать нужно. Но это уже совсем другая история.
