— Не грусти, подруга. Есть и хорошая новость: ты, наконец, заговорила о своей героине в третьем лице. Значит, будем жить. А сенатора ты зря нахваливаешь. Он-то и виноват в смерти знаменитой римской гетеры. Ему бы сначала послать в храм своих людей, чтобы разузнали, что да как, а когда выяснилось бы, что Зои умерла, надо было придумать подходящую оптимистическую версию. Вроде того, что Зои вышла замуж за принца, который увёз её в прекрасную далёкую страну, она теперь вся из себя царица, купается в роскоши и почёте, и сестра-гетера будет ей совсем не комильфо. Вот тогда у твоей героини появился бы позитивный стимул так устроить свою жизнь, чтобы не ударить в грязь лицом перед сестрой. Оплошал сенатор.
— Оплошал он сильнее, чем ты можешь предположить. Ему нужно было организовать экспедицию по выкупу Зои, но саму Лидию удержать от поездки.
— Лидию?! Лидка, ты совсем спятила? Зачем ты назвала её своим именем? Понятно теперь, почему ты себя отождествила с древнеримской гетерой. Это надо же было до такого додуматься!
— Не я так её назвала. Имя Лидии, как объяснял один умник в Риме, она получила потому, что происходила из Лидии — это, или область, или царство, не помню точно. Девочку, родившуюся в любой другой местности, так назвать не могли.
— Бр-р! У меня мозг перегрелся. Просто объясни, почему сенатор не должен был позволять своей любовнице ехать в храм за сестрой.
— Потому что из-за этого она снова попала в поле зрения «Великих». Лидия чудом оторвалась от преследования после того как принц вывез её из храма. Сначала было неудачное нападение на караван принца, когда Лидия вместо того, чтобы сдаться на волю победителей, перебила уцелевших храмовых бандитов. Потом они с Алпией не то, чтобы специально петляли, а просто долго плутали, чем, сами не зная того, сбили со следа храмовых шпионов.
Вначале они надеялись, что рано или поздно повстречают путников, которые смогут им объяснить, где они находятся и в какую сторону направиться, чтобы поскорее добраться хоть до какого-нибудь города. Долго дорога оставалась пустынной, и когда вдали показалась небольшая группа всадников, Лидию волной окатила радость. Люди! Теперь они не пропадут.
Оказалось, что радовалась она зря. Путешествовать без сопровождения мужчин и без охраны было самим по себе крайне опасным предприятием, а тут они и вовсе нарвались на встречу с разбойниками. В этот раз на них напали не отлично подготовленные храмовые бойцы, а расхлябанные головорезы, которые вряд ли решились бы иметь дело с крепким караваном, а вот отбившиеся в пути одиночки были им по зубам. И по ножам. Неожиданная встреча с невесть откуда взявшимися молодыми женщинами, не слишком ловко управлявшими двумя повозками, предвещала не только романтическое приключение, но и лёгкую поживу, однако разбойники просчитались по всем пунктам. Лидия показала на деле, что не напрасно на «пепельной» ступени считалась лучшей в метании ножей, да и в контактной драке не сплоховала. На короткий миг она пожалела, что «Великие» не были свидетелями её триумфа, но тут же опомнилась — это по их приказу убили принца, ненадолго открывшего перед ней дверь в нечто прекрасное и доброе, чему она не знала названия.
Алпия не была бойцом, во время схватки она только повизгивала, забравшись под повозку, но зато потом бесстрашно ворочала трупы, когда помогала Лидии их обыскивать. Мародёрство дало впечатляющие результаты, немало мешочков и кошелей с монетами срезали они с поясов разбойников. «Теперь ты можешь купить дом даже в Риме», — сказала Алпия хозяйке, и тут же объявила, что собирается стать при ней домоправительницей. Действительно, положение Лидии неожиданно изменилось кардинальным образом. Разбойничьи деньги вкупе с вывезенным из храма золотом, а также золотом, которым её щедро одарил принц, позволили Лидии без страха смотреть в будущее и начать строить планы на дальнейшую жизнь.
Но до будущего ещё надо было дожить. А пока путницы то и дело впадали в отчаяние от мыслей, что не смогут добраться до человеческого жилья раньше, чем закончатся их припасы. Они поворачивали, то в одну сторону, то в другую, совершая хаотические передвижения, то, падали духом, останавливали и распрягали лошадей — какой смысл изнурять себя и животных, если всё равно суждено умереть от голода и жажды. А потом они снова трогались в путь. Итогом долгого блуждания в тех пустынных краях для Лидии стала не только проснувшаяся воля к жизни, но и то, что «Великие» потеряли её из виду.
— А спустя пять лет она сама заявилась в храм, правда, под надёжной охраной, — продолжала Лида. — Схватить Лидию на месте не получалось, однако на карандаш её взяли. Вернувшись в Рим, она вскоре начала ощущать непонятную тревогу, постепенно оформившуюся в подозрение, что за ней следят. Ты, конечно, сейчас подумал, что у Лидии развилась паранойя на почве пережитого горя, но вскоре и факты подоспели. За ней действительно следили, и что неприятнее всего, в слежке участвовала верная Алпия. О том, что служанка выгоды своей не упустит, что подворовывает всё более лихо, она знала, но при этом продолжала считать, что они с Алпией близкие друг другу люди. Поверить в предательство было тяжело, да ещё в то время, когда сердце Лидии едва выдерживало боль от потери сестры. У неё имелся приятель в Риме, парень, хоть и пьяница, но в-общем симпатичный и неглупый, и он присоветовал Лидии нанять человечка, которого мы сейчас назвали бы частным детективом. Человечек предоставил отчётец, из которого следовало, что Лидия находится под колпаком у каких-то никому в Риме не известных людей. Сомнений в том, что это за люди, у Лидии не возникло, тем более, что слежка началась вскоре после её визита в храм. Даже не спрашивай, с какой целью отслеживался каждый её шаг — я не знаю. Есть у меня предположения на этот счёт, но если я их озвучу, твой мозг не просто перегреется, он закипит.
После выяснилось, что в её ближайшем окружении шпионила не только Алпия. С подачи 'человечка' Лидия выяснила, что в заговоре против неё состояли ещё две служанки. Не понимая, кому из слуг теперь можно доверять, она сменила всех, но спокойствия это не принесло. Нежданно к ней в дом зачастил поэт — любовник, отставленный Лидией ещё прежде сенатора. Теперь он на правах старого друга заглядывал поболтать запросто, без приглашения и предупреждения. Она пыталась объяснить обострившееся внимание со стороны поэта банальным образом: узнал де он, что его маститый соперник тоже отставлен и решил снова попытать счастья. Но Лидии не удалось себя обмануть, она чувствовала, что интерес поэта заключается в чём-то ином. Лидия решила не провоцировать бывшего любовника на то, чтобы тот обнаружил свои истинные намерения, а дождаться, когда он сам выдаст себя. Она догадывалась, что если ей вообще суждено узнать, с какой целью за ней организована слежка, вернее всего это можно будет понять из того, что однажды скажет этот не лишённый поэтического дара, но не слишком умный человек.
И однажды он сказал — про сенатора, про то, что напрасно Лидия прогнала от себя мужчину, который ко всем прочим неоспоримым его достоинствам был приближен к верховной власти. Она сразу почувствовала: вот оно, вот зачем поэт стал называть себя её большим другом. Да и простой здравый смысл подсказывал: незачем одному брошенному любовнику хлопотать за другого. Лидии не хотелось верить, что не так давно посвящавший ей стихи человек вплетён в расставленную для неё невидимую сеть, однако поверить в это пришлось. В дом ни с того ни с сего заявилась гетера, с которой Лидия никогда не поддерживала приятельских отношений, так как считала её неумной и пошлой. После нескольких малозначимых фраз, гостья заговорила о сенаторе и, разумеется, в той связи, что Лидии непременно нужно его вернуть.
«Великие» решили использовать её близость к сенатору, это было очевидно. Лидия не понимала, каким именно образом они хотели разыграть её карту, да это и не имело значения — она не желала быть орудием в их руках ни в каком виде. Лидия заметалась. Она уже почти решилась бежать из Рима под покровом ночи, но, сумев-таки сообразить, что не сможет тайно продать дом, а побег без достаточных средств — это сродни самоубийству, отказалась от этой затеи. Потом ей пришла на ум идея сделать вид, что, вняв советам «доброжелателей », она захотела вернуть сенатора. Если бы он пришёл, Лидия смогла бы описать ему положение вещей, присовокупив к рассказу то, чего она до недавнего времени ни за что не решилась бы поведать никому в Риме —. то, что в храме её учили убивать. Лидия понимала, что, скорее всего, сенатор примет её за повредившуюся в уме и резко отстранится от неё. Тем не менее, имелся шанс, что он серьёзно отнесётся к её словам и предпримет необходимые действия. Она уже взялась сочинять приглашение сенатору, однако события неожиданно приняли иной поворот.
