Скол молчал.

– Когда это началось?

– Не знаю, несколько лет назад. В Евр.

– Дедушка научил?

Он кивнул.

Мэри бросила взгляд на экран и снова посмотрела на Скола – с сочувствием.

– Тебе не приходило в голову, что «решать» и «выбирать» – эгоистично?

– Да, может быть. – Скол водил пальцем по краю стола.

– А я здесь на что, Ли? Зачем нужны наставники? Помогать, так ведь?

Он кивнул.

– Почему ты не сказал мне? Или наставнику в Евр? Зачем ждал, не спал ночами и тревожил эту девушку?

Скол пожал плечами, глядя на потемневший от нажима ноготь.

– Вроде как… интересно.

– Вроде как интересно… Было бы интересно вроде как поразмыслить, что за доунификационный хаос начался бы, выбирай мы сами себе профессию. Ты об этом думал?

– Нет.

– Так подумай. Представь, что сто миллионов товарищей решат стать актерами на телевидении и ни один не захочет работать в крематории.

Скол поднял на нее глаза.

– Я очень болен?

– Нет, хотя к тому шло, если бы не Анна. – Она сняла с телекомпа пресс-папье, и зеленые символы на экране исчезли. – Коснись.

Скол приложил браслет к считывающей панели, и Мэри застучала по клавиатуре.

– За время учебы в школе ты написал сотни тестов, и в Уникомпе хранятся результаты. – Ее пальцы летали над десятком черных клавиш. – У тебя были сотни встреч с наставниками, и Уникомпу тоже о них известно. Он знает, какие специалисты нужны и кто есть в наличии. Он знает все. А теперь скажи: кто сделает более правильный, обоснованный выбор: ты или Уникомп?

– Уникомп, Мэри. Я понимаю. Я не хотел сам это делать, просто думал, а как было бы, если бы… И все.

Мэри закончила печатать и нажала «ввод». На экране загорелись зеленые строчки.

– Ступай в процедурную.

Скол вскочил.

– Спасибо.

– Спасибо Уни. – Она выключила телекомп и щелкнула зажимами.

Скол медлил.

– Со мной все будет хорошо?

– Просто отлично. – Мэри ободряюще улыбнулась.

– Простите, что заставил вас прийти в воскресенье.

– Не извиняйся. В кои-то веки заранее развешу украшения.

Скол направился в отделение терапии. Работала только одна кабинка, но в очереди было всего трое. Когда настал его черед, он как можно глубже засунул руку в резиновое отверстие и с благодарностью ощутил сканер и теплое прикосновение инфузионного диска. Хотелось, чтобы щекотание, жужжание и укол длились подольше и окончательно и бесповоротно его вылечили. Все кончилось даже быстрее обычного, и он забеспокоился, что между Уни и кабинкой произошел сбой связи или в аппарате недостаточно лекарств. Вдруг в тихое воскресное утро кто-то недоглядел?

Однако тревога ушла, и, поднимаясь на эскалаторе, Скол смотрел на себя, Уни, Семью, мир и вселенную гораздо оптимистичнее.

Дома он первым долгом позвонил Анне ВФ и поблагодарил за помощь.

Когда ему исполнилось пятнадцать, его классифицировали как 663Д, генетика-систематика четвертой категории, и перевели в РОС41500, в Академию генетических наук. Он изучал основы генетики, лабораторные методы, модуляцию генов и их пересадку; катался на коньках, играл в футбол, ходил в Музей доунификационной истории и Музей достижений Семьи, МДС; у него была подружка Анна из Яп, а потом еще одна – Мира из Авст. В вудверг 18 октября 151-го он вместе со всей академией до четырех утра смотрел запуск «Альтаира», а потом отсыпался и бездельничал – полдня были объявлены выходными.

Как-то вечером неожиданно позвонили родители.

– У нас плохие новости, – сказала мать. – Утром умер дедушка Ян.

У Скола защемило сердце, и, наверно, он изменился в лице.

– Ему было шестьдесят два, сынок.

– Никто не вечен, – добавил отец.

– Да. Я и забыл, сколько ему. А как вы? Мире уже назначили профессию?

После звонка Скол пошел прогуляться, хотя часы показывали почти десять и по расписанию вот-вот должен был начаться дождь. Ему навстречу из парка выходили последние посетители.

– Шесть минут, – улыбнулся какой-то товарищ.

Плевать. Хотелось попасть под дождь и промокнуть до нитки. Почему, Скол и сам не знал.

В парке было пусто, все разошлись. Скол сидел на скамейке и ждал. Вспоминал дедушку Яна: как он говорил одно, а имел в виду другое, и как тогда в Уни, завернувшись в синее одеяло, сказал то, что на самом деле думал.

На спинке скамейки напротив кто-то нацарапал красным «ДОЛОЙ УНИ». А другой – или, быть может, тот же самый больной товарищ, устыдившись, – замазал надпись белым. Начался дождь; белый и красный мел, смешиваясь, потек розовой жижей.

Скол поднял лицо к небу навстречу струям и попытался представить, что плачет от горя.

В начале последнего, третьего, года в академии Скол принял участие в сложной рокировке спальными кабинками, предпринятой с целью разместить ближе партнеров по сексу. На новом месте он находился в двух кабинках от Йин ДУ и напротив товарища ненормально маленького роста по имени Карл УЛ, который таскал с собой зеленый альбом для рисования и, с готовностью поддерживая разговор, сам почти никогда его не заводил.

Этот Карл УЛ отличался на редкость сосредоточенным взглядом, словно вот-вот найдет ответ на непростые вопросы. Однажды Скол заметил, как он улизнул из зала для просмотра телепередач в начале первого часа и вернулся в конце второго. А в другой раз в общежитии, когда потушили лампы, из-под его одеяла пробивался слабый свет.

Как-то в субботу вечером – вернее, рано утром в воскресенье – Скол тихо возвращался от Йин ДУ. В кабинке напротив Карл сидел в пижаме на постели, наклонив альбом к фонарику на краю стола, и рисовал что-то быстрыми отрывистыми движениями. Линза фонаря была задрапирована, пропуская лишь небольшой луч.

Скол подошел ближе.

– Обошелся на этой неделе без девушки?

Карл вздрогнул и прикрыл блокнот. В руке у него была палочка угля.

– Извини, что испугал.

В темноте Скол различал только легкие блики на его подбородке и скулах.

– Ничего, – отозвался Карл. – Я быстро закруглился. Мира КГ. А ты почему не остался на ночь с Йин?

– Она храпит.

Карл весело хмыкнул.

– Ну, я на боковую.

– Что ты такое рисуешь?

– Диаграммы генов. – Карл отвернул обложку и показал первую страницу. Скол наклонился, разглядывая поперечное сечение генов в локусе B3, аккуратно нарисованное и заштрихованное ручкой. – Пробовал работать углем, – пояснил Карл, – ничего не вышло. – Он захлопнул альбом, отложил уголь и выключил фонарик. – Спокойной ночи.

– Спасибо. И тебе.

Скол нащупал кровать в своей кабинке, размышляя, правда ли Карл рисует диаграммы – уголь для них совершенно не подходит, младенцу ясно. Пожалуй, надо сообщить о его скрытности и нетоварищеском поведении наставнику, Ли ЮБ, только сначала лучше убедиться, что помощь на самом деле нужна. Нет никакого смысла зря отвлекать Ли ЮБ и тратить время, свое и Карла.

Спустя несколько недель праздновали День рождения Уэя, и во второй половине дня, после парада, Скол с десятком студентов поехал на электричке в парк аттракционов. Они катались на лодках и бродили по зоопарку. Остановившись с другими у фонтана, Скол заметил Карла УЛ. Тот сидел на ограждении загона с лошадьми и рисовал в альбоме на коленях. Скол извинился перед приятелями и подошел.

Завидев его, Карл с улыбкой закрыл блокнот.

– Парад что надо, – сказал он.

– Да, супер. Рисуешь лошадей?

– Вроде того.

– Можно посмотреть?

Карл секунду глядел ему в глаза.

– Само собой.

Он перевернул страницы и показал жеребца, вздыбившегося почти во весь лист. Под блестящей шерстью вздувались мышцы, глаз дико вращался, передние копыта перебирали в воздухе. Рисунок был выполнен энергичными угольными штрихами и поражал жизненной силой и мощью. Скол никогда ничего подобного не видел. Он даже слов не мог подобрать.