Староста. На войну, а?

Бартош. На войну, с паном Костюшкой.

Жена старосты. Это прекрасно, голубчик, что ты питаешь в сердце столь возвышенный сентимент к отчизне.

Староста. Да, да…

Жена старосты. Мой супруг весьма счастлив, что его крестьянин выказывает такое разумение благородного подвига освобождения отчизны.

Староста. Сударыня, ты бы…

Бартош. Стало быть, ясновельможный пан…

Староста. Можешь завтра отправляться с остальными.

Жена старосты. Не по пяти человек, как сказано, но и сверх того; желает пан староста Шуйский помочь делу отчизны.

Бартош. Кланяюсь в ноги вашей милости, покорно благодарю… За свою землю, за свой край… Под командованием пана Костюшки… За свободу…

Староста. Ну, иди теперь, любезный, иди. Завтра отправишься, как я сказал.

Бартош. От всего сердца, от всей души… Спасибо вашей милости… (Пятится к дверям, низко кланяясь; выходит.)

Староста. Вот видишь, сударыня, видишь?

Жена старосты. Что же, сударь? Мужичок преисполнен благородными сентиментами и благодарностью к нам.

Староста. Верь, сударыня, его сентиментам, верь. Тут полевые работы, а тут еще парой рук меньше.

Жена старосты. О нашем посеве позаботится бог, и тебе, сударь, отчизна того не забудет. А в благодарной памяти поселян сей день останется…

Староста. Будущее и судьба покажут, чем он кончится, оный день… А вот от полушубка в покоях страсть какой смрад… Сдается мне, Травинский, что люди сейчас больше о Костюшке, чем о работе, помышляют. Надобно присматривать!

Травинский. Уж я присмотрю, ваша милость…

Староста. Кто пойдет, тот пойдет, а остальные пусть свое дело знают.

Жена старосты. А вы, сударь?

Староста. Ну что ж, придется собраться в Краков, поговорить с паном кастеляном Дембовским, не сослепу же кидаться… Всякий день может новое принести.

Что там еще?

Травинский. Крестьяне пришли… И Бартош с ними. Верно, благодарить вашу милость.

Староста. Это еще что! В будний, рабочий день! Что за порядки!

Жена старосты. Сударь, надо к ним выйти! Сударь! (За руку тянет старосту к окну.)

Староста. Спасибо, спасибо, добрые люди. Весьма похвально, что и в простом человеке любовь к отчизне заговорила. Любовь к той, что всем нам мать, покровительница и благодетельница. Однако отчизна нуждается не только в солдатах, но и в тех, кто сохой и бороной обрабатывает ее пашни. Вернитесь же к труду, и пусть всякий усердно выполняет свой долг.

Роза.

Бартошиха. Господи Исусе, это что же? Рехнулась ты, девка, что ли? В избе не подметено, печь не затоплена, а ты…

Роза. Вы так скоро вернулись… И метлы нет, чем же подметать?

Бартошиха. Да ведь Валек хотел вырезать метлу в березняке.

Роза. Вот хотел, а не вырезал. Как с утра убежал, так и до сих пор нет.

Бартошиха(медленно раздевается, стаскивает башмаки). Ну, не выродки? Один гоняет день и ночь, другой только б в зеркало смотреться, а делать что-нибудь, так все я да я. Ох, был бы отец дома, уж он бы вам дал!

Роза. Отец добрей вас… Валек целый день бегает, а вы только на меня кричите… Сами в костел идете, а я сиди сторожи избу, как, не про нас будь сказано, собака какая.

Бартошиха. Грех так говорить! Человека с собакой ровнять!

Роза. Да ведь я говорю: не про нас будь сказано.

Бартошиха. Ты всегда отговорку найдешь… И картошка не почищена. Ты что же думаешь? Я все буду за вас делать?

Роза. Да ведь не делали, а гуляли, как барыня.

Бартошиха. Видали? Раз в костел сходить — и то матери позавидовала!

Роза. Хотели меня взять, сколько раз уже обещали!

Бартошиха. Как же ты пойдешь без башмаков, глупая! Босиком? Босиком в костел не годится.

Роза. Обещали башмаки купить.

Бартошиха. Обещала… А откуда я тебе возьму на башмаки? Что у тебя — разуму в голове нет, что ли? Башмаки! А тут перед новиной хлеба нет, а тут отцу вздумалось с паном Костюшкой на войну идти, а тут управляющий… О, господи Исусе! А тут еще вы! Да ведь какие строптивые! Да неслухи…

Ян. Что это вы, кума, так причитаете?.. Можно зайти?

Бартошиха. Заходите, заходите, кум… И как не причитать, скажите сами? Бабе горя хватает, когда и с мужиком сидишь, а тут без мужика остаться (заглядывает в ведро)… И воды нет, доля моя горькая…

Роза. Да ведь принесу же… (Берет ведро, уходит.)

Бартошиха(принимается чистить картошку). И какая это картошка… Свиней кормить, а не человека! К войне такая родилась, что ли?

Ян. Лето было мокрое, так как же ей было вырасти?

Бартошиха. Всегда так: мало одной беды, так все сразу свалятся. Женщины нынче сказывали, — страсть какая долгая война будет.

Ян. Что тут можно знать…

Бартошиха. Знамения показываются.

Ян. Стрекочете невесть что. Какие такие знамения?

Бартошиха. Ох, не стрекочу я, не стрекочу. Слышали, как по ночам собаки воют? Не к добру. И солнце, сказывают, тут как-то кровью облилось…

Ян. Сами видели?

Бартошиха. Я-то не видела, а люди сказывают.

Ян. Э, мало ли что люди говорят!

Бартошиха. Вы, Ян, всегда были маловер. А я, к примеру, знаю, что, если у меня с утра под ложечкой сосет, уж какая-нибудь беда да стрясется. Вот и сегодня… Ох, может, уж и мужика моего убили, может, я уж вдова, а сама ничего еще не знаю?

Может, и дети мои сироты, вот и эта девка… (Обхватывает Розу за шею).

Роза. Оставьте, мама, воду разольете! (Садится, начинает скоблить картошку.)

Бартошиха. Во, глядите, какое оно злое! Как оса какая! Доброго слова не стоит. Да скобли же, собачья душа, скобли! Печку я сама растоплю… щепки чего-то мокрые. Кто еще там?

Шимон. Здравствуйте, Бартошиха.

Бартошиха. А, это вы… Откуда бог несет?

Шимон. Так, ходил по людям, — может, что услышу… День хороший, солнышко пригревает.

Ян. Славная весна.

Бартошиха. Славная, славная! А, чтоб ее… Я вам так скажу, что как ушел мой, меня и солнышко не радует! Только и думаю: что это будет, господи боже мой, что это будет?..