А может, на хлопке? Но в это ему не верилось. Монета знал тех, кому отвозил деньги: это были всесильные люди, с которыми никто связаться не посмеет.

Только после полудня он решился идти домой. Постояв минут двадцать в подъезде и не заметив ничего подозрительного, Людовик поднялся, наконец, на свой этаж и, еще раз послушав тишину пустой лестницы, открыл дверь ключом и вошел в квартиру, где еще стоял густой запах от пребывания злополучного бычка.

Дома он переоделся в пижаму, стараясь успокоиться, и решил трезво обдумать положение. Измученный пережитыми волнениями, он незаметно уснул, но тревога не покидала его, и через два часа Монета проснулся.

Людовик Аванесович понимал, что от правосудия ему не уйти, что его обложили со всех сторон, что он зажат в железных тисках. И Людовик, решив, что так просто он не дастся, открыл ящик письменного стола. Достал несколько листов чистой бумаги. Авторучку. Стараясь сохранить спокойствие, опробовал, пишет ли она. А потом сел за стол и начал писать… черновик чистосердечного признания.

— Куда же девался Бобылев? — беспокоились изобретатель и лейтенант Нурматов, которые провели бессонную ночь у МВ.

Утром лейтенант ушел в отделение и вернулся совсем расстроенный.

— Что случилось? — спросил участливо Яша. Они за эту тревожную ночь так сдружились, что перешли на «ты». — Ты, Карим, чем-то расстроен?

— Вот это тебе, Яша. Купил по пути, — вместо ответа Карим выложил на стол сверток со столь необходимыми для Яши деталями.

Яша захлопотал, включил паяльник, приступил к монтажу. Но, взглянув на Нурматова, все отложил, потребовал:

— Ты определенно расстроен чем-то, рассказывай.

— Ладно. На, читай. — Лейтенант протянул своему новому другу бумажку, в которой значилось:

«…данное лейтенанту Нурматову К. задание задержать подлежащего задержанию гр. Бобылева Е. Г., который задания не выполнил по причине бегства которого, как указал который „в неизвестный век“, которому объявлю строгий выговор, которого он безусловно заслуживает».

Этот блестящий по форме и содержанию документ был реакцией начальства на бегство гр. Бобылева. Оно, начальство, знает, как поступить в любом случае. Даже бегство с помощью МВ было для него делом обычным: убежал — виноватому строгача.

— Не расстраивайся, Карим. Через несколько часов мы вернем этого пройдоху, все уладится.

Яша занялся перепайкой схемы, а лейтенант сел за стол, раскрыл папку с бумагами и углубился в чтение.

— Вот тебе, Яша, еще документик, — через некоторое время сказал Карим и протянул ему лист бумаги. Это была производственная характеристика на тов. Бобылева Е. Г., в которой значилось: «…добросовестный… исключительно честный… трудолюбивый… преданный делу… человек, который всем друг, товарищ и брат».

Под характеристикой стояла размашистая подпись начальника управления. На недоуменный взгляд изобретателя, который явно не понимал, как можно преследовать такого кристального честного человека, лейтенант только засмеялся и махнул рукой:

— Эх, Яша! Мы требуем характеристики, но уже не верим им. Ты только посмотри. Состав преступления: дача взяток, махинации с хлопком, приписки. А по этой характеристике ему орден давать, а не срок.

Приступили к очередному сеансу. Яша все сокрушался, что первым человеком, запущенным Машиной Времени, оказался не лучший из людей. И теперь Яша должен был искать этого «исключительно честного и трудолюбивого».

— Знаешь, Карим, у меня есть идея. Мощности МВ не хватает, чтобы поднять над нуль-пространством «друга и товарища». Его забросило слишком далеко. Я хочу подействовать на его отрезок времени, в котором он сейчас, пучком энергии, отраженной от поверхности Марса. Вот расчеты, посмотри.

Карим в расчетах не понял ничего, но спорить не стал.

Яша принялся подготавливать МВ к пробному сеансу наведения луча на Марс. Этот пучок энергии должен был отразиться под углом от поверхности соседней планеты и попасть именно в тот век, куда угодил Егор Гаврилович. Яша заложил в Блок Приема Программ задание, зашифрованное на перфокарте. В ней содержалось указание гр. Бобылеву вернуться в исходное положение нуль-пространства. Все подготовив, Яша включил Машину на режим накопления энергии.

— Ничего, Карим, мы сейчас немного пошевелим твоего мелкого жулика и, если все пройдет удачно, то вторым сеансом вернем его, — успокаивал друга Яша.

— Был бы он мелким, — сокрушенно вздохнул Карим.

И вот приборы показали, что МВ готова к пробному сеансу, что энергия накоплена. Яша сел за пульт управления:

— Начинаю!

Резким движением он включил реостат, и Машина Времени отправила со световой скоростью в направлении далекой планеты мощный импульс энергии. Теперь осталось только ждать отраженный сигнал. Друзья молчали. Но вот загорелась красная лампочка генератора обратной связи, и на ленту стал записываться ответ. Лейтенант увидел, что лицо изобретателя удивленно вытянулось. Произошло что-то непредвиденное.

— Что это? — растерянно шептал Яша. — Это поступает не наш сигнал! Неужели его так изменило в пространстве?

Как только сигнал был полностью принят на ленту, Яша сел за расшифровку, и вдруг заорал:

— Это не искажение, Карим! Это нам отвечает Разум! Это ответили обитатели других миров!

А вскоре перед людьми Земли лежал полностью расшифрованный ответ Братьев по Разуму.

На Ваш вход. № 0432/ 32аг Наш исх. № 9426/ 001.

Настоящим сообщаем, что проверкой, произведенной в соответствии с поступившим запросом от 14.27.6784 марсианского года, установлено, что означенного в Вашем № 0432/ 32аг Бобылева Е. Г. на планете не обнаружено. Письменно подтвердите получение нашего № 9426/ 001 и сообщите Ваши реквизиты на предмет выставления Вам счета для оплаты за почтово-телеграфные расходы.

Директор марсианского

Бюро по туризму: (Ткрветтпролффксор)

Главный бухгалтер: (Ааакррробдукпос)

Земляне с тоской смотрели на первую межпланетную телеграмму, от которой веяло знакомой земной канцелярщиной.

Микробы бюрократизма поразили и далеких Братьев по Разуму.

У Яши выступили слезы на глазах. Лейтенант отвернулся, он даже потерял интерес к поимке преступника.

Микробы бюрократизма, как считает Яша, разносились по планетам солнечной системы метеоритами и космической пылью.

Считая себя если не инженером человеческих душ, то хотя бы техником, автор так и не смог понять психологии жуликов. Откуда у них такая уверенность в своей полной безнаказанности? Неужели не знают, что всему на свете приходит конец? Разве уж так глуп народ, сказавший: «Сколько веревочке ни виться?»

Ан нет, крадут и тянут, воруют и жульничают, и при этом говорят очень правильные слова о честности, совести, о порядочности!

Возвращаясь к событиям в Калачевске, хотелось прибегнуть бы к образу крыс, бегущих с тонущего корабля. Но Калачевск испокон веков был сухопутным городом, а вот тараканы в нем водились. А что? Наши деды говорили, что из хаты, которая должна сгореть, уходят тараканы. Тараканы…

Монета дописал свое «Чистосердечное признание», а заодно набросал тезисы «Последнего слова», где опять уповал на общественность, которая возьмет его, Монету, на поруки. Закончив эти литературные опусы, он почувствовал себя в полной безопасности. Ему уже не нужно скрываться, не нужно бояться. Его творения служили гарантией, что дальше все уже обойдется.

Он смело вышел из дому. И тут же неподалеку встретил Олега Борисовича Бильялова.

Тот шел важный, степенный, и совсем не хотел узнавать Монету. Людовику Аванесовичу это показалось странным. Ведь они вместе проворачивали совсем неплохие дела.

— Что-то ты не узнаешь старикашку Монету, Олег Борисович! Что новенького в твоей лаборатории?

— Товарищ Монета, — прочувственно сказал директор Института кибернетики, — вы ошибаетесь. Во-первых, я с вами даже не знаком, и во-вторых, никаких дел с вами не имел. — Монета вначале подумал, что Олег острит, но тот не шутил. Он продолжал абсолютно серьезно: