«Ну вот, она снова завела свою любимую пластинку», — вяло подумал Пётр и тоже натянул штаны, но Иванна вернулась в хорошем настроении.

— Кстати, — она достала из рюкзачка градусник на липучках. — Я тебе купила, как ты и просил.

— Завернись в одеяло, — улыбнулся Пётр. — Будет немного холодно.

За окном, в самом деле, оказалось морозно. Дворники с лицами приговоренных расчищали от сугробов тротуар. Под самым домом водитель троллейбуса с папиросой, как будто растущей прямо изо рта, злобно ставил на место слетевшую штангу. Иванна вернулась на кровать, сбросила домашние туфли и послушно завернулась в одеяло.

Эти туфли Иванна привезла в своей безразмерной сумке уже через день после того, как впервые осталась в этой комнате: ей потребовались, ни много ни мало, сутки на понимание того, стоит их покупать или нет. Когда решение было принято, Иванна принялась обживать его комнату с присущей бесцеремонностью. В том углу, где раньше стоял родительский стерео-проигрыватель пластинок, появился музыкальный центр, похожий на аппарат для исследования иных планет (слушать её любимый инди-рок), а в нише для телевизора вместо книжных стопок — японская видео-двойка: почти каждый вечер Иванна смотрела новый фильм. Пётр постоянно натыкался на её бельё, юбки и пуловеры в шкафу, когда искал свои рубашки: она часто одаривала его новыми сорочками в хрустящей упаковке из целлофана, а он даже не догадывался о цене.

Теперь Иванна смотрела, как Пётр прикрепляет градусник на стекло распахнутого окна, а крупные хлопья снега (как позже выяснилось, последнего снегопада этой зимы) опускаются на его плечи, и думала о том, сможет ли сказать ему сегодня, или подарит себе ещё один день либо два.

— Ты так и не сказал, зачем тебе градусник.

Пётр присел на край кровати и обнял Иванну.

— Буду предсказывать погоду.

— Круто, — усмехнулась. — Вот так ты и заработаешь свой первый миллион. А как же ты собираешься предсказывать погоду с помощью градусника?

Пётр улыбнулся, наученный месяцами её дурного настроения, долгими, словно скучная лекция, не обращать внимания на выпады. Прилёг рядом и задумался ненадолго.

— Ну, конечно же, не с помощью градусника, — он снова мягко улыбнулся. — А с помощью эфемерид. Это такие таблицы движения планет. Я заметил, что погода меняется на фазах Луны. В полнолуние, например, или на лунных четвертях. И вот я подумал, что если следить за положениями Меркурия относительно Луны, как второй по скорости планеты, то можно очень достоверно спрогнозировать, как именно изменится погода. Закономерность я нашёл, теперь мне нужен градусник. Чтобы уточнить свои расчеты и описать.

Это была целая речь. Только с Иванной он разговаривал подолгу.

Разумеется, она задержалась в этой комнате с общими для всех квартирантов сортиром и душевой не только потому, что Пётр был таким чутким к каждому её движению и выносливым — в её окружении хороших любовников насчитывалось достаточное количество для того, чтобы превратить личную жизнь в латиноамериканский сериал. Здесь всё было иначе: Пётр был другим, из иного теста и совершенно особого образа мыслей, это было его достоинством и в то же время их совместным проклятием. Увы, все попытки вписать Петю в иные ландшафты и декорации, на фоне которых побулькивал привычный бульон её круга, где варились в различных, никогда не сообщающихся между собой котлах друзья, подруги и бывшие любовники Иванны, заканчивались ничем. Даже в богемной компании Пётр смотрелся пришельцем с другой планеты — в самом деле, упавшим с Меркурия, второй по скорости планеты.

В этой комнате, которая временами казалась Иванне подземельями башни из слоновой кости, тоже всё было по-другому, словно в параллельном мире фантастического фильма, когда знакомые предметы обретают иные значения и смыслы. С одной стороны, Иванне хотелось разрушить этот мир, чтобы заставить Петра выйти из пещеры отшельника. Но в то же время Иванна боялась этого, потому что догадывалась: походя можно было разрушить и самого Петра.

— Значит, ты веришь в астрологию?

— Я молодой учёный, — строгий Пётр поднял назидательно палец. — Восходящая звезда своего курса. Так, по крайней мере, я слышал, обо мне говорят на кафедре. Так вот. Я верю только в то, что можно измерить и посчитать.

— До сих пор не понимаю, как всё это в тебе уживается, — засмеялась Иванна.

— Ива, должен же я как-то переключать мозги? Вино я не пью, футбол не смотрю, мне это скучно. Играть в карты и ловить рыбу мне тоже не нравится. Хотя преферанс — это интересно, — поправил он себя, всегда и во всём стараясь быть точным. — Романов не читаю и тоже не люблю. Всё, что мне нужно знать о людях, я вижу и так. И не сказал бы, что меня это так уж сильно радует.

— Но ведь фильмы тебе нравятся?

Пётр покраснел. Когда они вместе смотрели ненастными вечерами видеокассеты, Иванна погружалась в кино с головой и не терпела, когда её отвлекали. Она знала имена и фамилии режиссёров, актёров и актрис, и в компании, особенно если выпивала достаточно вина, умела долго спорить и доказывала таким же знатокам видеофильмов, отчего тот или иной хорош либо плох. Правда, все её аргументы Пётр уже слышал раньше от других друзей Иванны, в иных компаниях, которые никогда не пересекались между собой, — но всякий раз удивлялся и радовался её бесстыдству и ловкости. Самому Петру не удавалось вспомнить ни словечка, ни кадрика из увиденной кинокартины сразу же после того, как экран видеодвойки вновь засыпал. Зато эти полтора-два часа позволяли ему передохнуть от разговоров, напоминающих игру в пинг-понг, дарили возможность додумать мысли, брошенные в ящик ожидания в тот самый момент, когда скрипели петли входных дверей, и он слышал знакомые шаги в коридоре.

(У Иванны был свой ключ, что нервировало соседей, которые и так её недолюбливали.)

Заметив, что Пётр покраснел и замолчал, она поспешила сменить тему, пока он не ушёл в себя, как уже бывало не раз. Сбросив с плеч одеяло, Иванна спрыгнула с кровати и уселась за письменный стол.

— Бог с ними, с фильмами. Предскажи-ка мне, какая будет завтра погода?

— Ты это серьёзно? — оживился Пётр. — Тогда подвинься.

Всегда готовый и работать, и любить, он присел к столу, взял калькулятор, раскрыл большую книгу в потрёпанном переплете — те самые таблицы движения звёзд, и принялся черкать ручкой по листу бумаги, вырисовывая астрологические значки и россыпи цифр, ничего не говорившие Иванне. На другом листе Пётр нарисовал неровный круг и принялся переносить внутрь круга получившиеся цифры и перерисовал значки. Затем прикрыл один глаз и посмотрел на получившийся чертёж.

— Ну-у-у… Погода завтра точно переменится.

— Ну, нет! — Засмеялась Иванна. — Так тебе никогда не заработать миллион! Погоду нужно предсказывать точно. Завтра похолодает или потеплеет? Снег и дальше будет идти? Или перестанет?

Пётр помолчал, что-то прикидывая, касаясь шариком ручки разных точек чертежа, как будто осторожно расталкивал спящего.

— Снег перестанет идти уже ночью. Похолодает. Так что завтра днём будет холодная погода, — он ещё немного подумал, как будто взвешивая. — И да, будет солнечно.

Это было неожиданно: в машине она слышала прогноз погоды для Киева на завтрашний день, но Пётр не слушал радио и не включал подаренный ей телевизор.

(Иванна даже не была уверена в том, подключен ли он к антенне.)

Хорошее настроение скукоживалось, похоже, что безвозвратно.

«Интересно, а он в курсе ситуации с Сергиенко? — спросила себя Иванна, усевшись с ногами на стул и обхватив колени. — Что Сергиенко украл Петину курсовую работу, открыл свою фирму и торгует его изобретением? Хотя… Если весь Политех об этом только и говорит, то Петя как раз может и не знать».

Фамилия Сергиенко принадлежала научному руководителю Петра. Иванна понимала, что не стоит снова поднимать навязшую тему, что этим ненужным и болезненным для обоих разговором испортит вечер и себе, и Пете — вполне возможно, последний их вечер, проведенный вместе. Тем более, что этим разговором ничего уже не изменить.