«Перед тем как приступить к постройке Останкинского дворца, Николай Шереметев задумал строить в Москве огромный дворец-музей на месте одного из своих домов, носившего название „Китайского“, по Китай-городу, или „Никольского“, по Никольской улице. Затеянный как своего рода „дворец искусств“, он, по мысли создателя, должен был явиться собранием лучших произведений живописи, скульптуры и декоративного искусства. Великолепные залы предназначались для концертов, а в специально построенном театре должны были даваться спектакли».

Эта идея сменилась другим проектом, который реализовался в Останкино. А на Никольской театр возник спустя двести лет. Но прежде чем это произошло, случилось много событий и эпизодов, связанных с другими славными людьми. Соседом графа одно время был автор «Бедной Лизы» Николай Карамзин. Полжизни, самые лучшие годы прожил великий историк, писатель, журналист, поэт в Москве, где так плохо чтят память о нем. В городе нет монумента, нет ни одной мемориальной доски в его честь. Засыпан «Лизин пруд» у Симонова монастыря, сломаны дома, где он жил. Именем Карамзина названа улица в Ясенево, тогда как дачу в черте современного города он снимал в Свиблово. Почти все сочинения и многие дела, прославившие его имя, связаны с Москвой. В ней Карамзин учился, дважды женился, издавал журналы и альманахи, где напечатал «Бедную Лизу», оплаканную не только автором, но и современниками. Восемь томов (из двенадцати) «Истории государства Российского» написаны в период жизни в Москве. «Записка о московских достопримечательностях» считается первым московским культурно-историческим путеводителем.. В «Путешествии вокруг Москвы» проложен первый маршрут по родному краю. (Под впечатлением прочитанного спустя века я три года «путешествовал» пешком вокруг Москвы и написал книгу о всех московских окраинах.)

«Бедную Лизу» Карамзина изучают школьники. Не все знают его стихи о другой Лизе, написанные до рождения Пушкина. Эта девушка отказала богатому барину, «полному генералу», отдала руку и сердце «суженому»:

На Никольской Карамзин поселился летом 1800 года перед женитьбой. Молодая любимая жена скончалась год спустя после рождения дочери. Несчастный шел пешком за гробом из Свиблово до Москвы. Став вдовцом, сменил квартиру. Дом тот сломали, когда рушили стоявшие рядом церкви и стены Китай-города. Пустырь в самом конце улицы недавно заполнил торговый центр «Наутилус».

Неизвестно, где именно на Никольской обитал гениальный артист Мочалов. И он, как Жемчугова, – сын крепостных. Его отец, Степан Мочалов, получивший вольную, приводил в «изумление и восхищение» знатока и критика театра Сергея Аксакова, автора «Семейной хроники» и «Детских годов Багрова-внука». Трудно назвать всех знаменитых современников, которые оставили восторженные отзывы об игре его сына в Малом театре. Природа наделила Петра Мочалова великолепной внешностью, темпераментом и чудным голосом, завораживавшим, гипнотизировавшим, возбуждавшим публику. Им сыграны в великих трагедиях Шекспира заглавные роли – Отелло, короля Лира, Ричарда III, Ромео. Но, по словам Белинского, «торжеством его таланта был Гамлет», где мочаловский «гений разделил с Шекспиром славу создания Гамлета». Мочалов играл в сочиненной им драме «Черкешенка», занимался теорией театра и писал лирические стихи.

Сочинял, публиковал стихи и философ Николай Станкевич, еще один недолгий житель Китай-города.

Не стихами в честь Минина и Пожарского, не трагедией «Василий Шуйский», признанными слабыми, вписал их юный автор свое имя в летопись русской культуры. Станкевич, погибший от чахотки в 27 лет, успел оказать влияние на умы самых известных современников – московских литераторов и ученых. По словам Белинского, он «всегда и для всех был авторитетом, потому что все добровольно и невольно сознавали превосходство его натуры над своей».

В кружке Станкевича все подпадали под духовное влияние этого молодого философа, «харизматической личности», как теперь говорят. Он жил в 1835 году на Никольской, 23, в сохранившемся, но перестроенном доме. Пять лет спустя Николай Станкевич умер в Италии, где ему не помогли ни Средиземное море, ни ослепительное солнце.

…Пишу и все вспоминаю покойного редактора, Юрия Михайловича Давыдова, эрудита и книжника. Однажды в его номере шел мой очерк с заголовком «Китай-город». Как раз тогда разразилась маленькая война с «братом навек» за некий остров на границе. Посмотрел редактор на меня свирепо и росчерком пера вырубил заголовок: «Какой еще в Москве Китай!» Но очерк опубликовал.

ГУЛАГ на Никольской. Вереница одноэтажных строений заполняла исток Никольской до конца ХIХ века, пока не появились Верхние торговые ряды. Впервые камень, стекло и металл слились в невиданный прежде вид торжища, царящего на этом месте со времен основания Москвы. «На покрытие стеклом каждого пассажа пошло 20 000 стекол 12 вершков длины и 10 вершков ширины, не считая почти 4000 штук корабельных стекол. Вес железных стропил и перекрытий достигает 50 000 пудов, хотя по своему виду железная сетка перекрытий представляется легкой и тонкой». Так по горячим следам описывал эту достопримечательность города путеводитель «По Москве» 1894 года.

Она появилась вслед за новым зданием Московской городской думы, созданной усилиями одного лица – Николая Алексеева. До него никому не удавалось убедить тысячу купцов, испокон века торговавших в Китай-городе, что им пора объединиться в акционерное общество и построить взамен обветшавших – новые лавки под одной крышей, с автономным водопроводом, электростанцией, канализацией и отоплением. Молодой «отец города» страстной речью убедил «толстосумов» и первый бросил деньги на бочку. Купцы собрали около десяти миллионов рублей и выпустили акции, по сто каждая.

Под девизом «Московскому купечеству» неожиданно победил представленный на конкурс проект здания в «русском стиле» архитектора Андрея Померанцева, строившего в Петербурге. Фасады предстали без привычных портиков и колонн, напоминая боярские хоромы, но в масштабе конца ХIХ века, рассчитанном на массу посетителей. Под улицами-пассажами помещался подземный этаж складов. Здание заложили 21 мая 1890 года. Спустя три года все устремились в распахнутые двери, чтобы прогуляться между ярко освещенными салонами, заполненными модными товарами с ценниками. Так впервые покончили с азиатской привычкой торговаться с покупателем, заламывать цену. Восторжествовал девиз «покупатель всегда прав». Тогда же появилась книга жалоб и предложений. В салонах и на антресолях обосновались 1200 магазинов лучших фирм. Рядом открылось отделение Международного Московского банка, граверная и ювелирная мастерские, парикмахерская, зубоврачебный кабинет, почтовое отделение. Магнитом стал подземный «Мартьяныч». Владимир Гиляровский в «Москве и москвичах» отнес его к самым интересным московским ресторанам, поставив в один ряд со знаменитым русским трактиром Бубнова в «Казанском подворье» Китай-города, в Ветошном переулке. «Это был трактир разгула, особенно отдельные кабинеты, где отводили душу купеческие сынки и солидные бородачи купцы, загуливавшие вовсю, на целую неделю. Более интересных трактиров не было, кроме разве явившегося впоследствии в подвалах Городских рядов „Мартьяныча“.