-Поехали, г-да, - тщательно следя за модуляциями своего голоса, предложила она. - Г-н де Тревиль ждет нас.
И все. Как будто ничего не случилось. Де Силлек словно забыл, что он с г-жой дю Трамбле ездил к г-ну кардиналу, что он терпеливо ждал ее два часа и готов был поднять на ноги весь Париж, если б она не вернулась! Де Силлек вновь стал незнакомцем.
Изабелла эти дни ходила как во сне. Она посещала дядю, улыбалась мушкетерам, ездила гулять в Венсенский лес с де Порто, и думала только об одном человеке с черными выразительными глазами и волевым лицом - о графе де Силлек. Бывало, они сталкивались лицо к лицу на Парадной лестнице г-на де Тревиля: Изабелла заливалась краской, а де Силлек снимал шляпу перед ней, безучастно глядя в сторону. Изабелла не знала, что и думать, теряя надежду на хотя бы приветливый взгляд бравого мушкетера. При всех своих превосходных душевных качествах граф де Силлек, оставаясь в рамках вежливости, чрезвычайно холодно относился к женщинам, причем к любым - молодым и старым, - чем лишил Изабеллу возможности вести себя с ним свободно. Она ни за что бы ни согласилась походить на дам, которые вешаются на шею к некоторым красивым дворянам, навязываются им, вызывая у окружающих только презрение и скрытую насмешку. Боясь показаться графу де Силлек именно такой, Изабелла была вынуждена вести себя неприступно, стараясь не подать и вида, как мучает ее эта игра в холодность и при этом безукоризненно играя свою роль.
Она только издали могла любоваться графом, каждое движение которого волновало графиню, заставляло дрожать, краснеть, бледнеть. Наблюдая за ним и его друзьями, она лучше узнавала всех их. И чувство ее крепло и становилось все острее и все больнее отдавалось в душе.
Де Батц по праву считался одним из самых разудалых забавников среди всей этой бесшабашной парижской молодежи, неистощимый на шутки и солдатские россказни; он с готовностью затевал дуэли, очаровательно улыбался всем дамам подряд и, если и был иногда по-солдатски грубоват, то лишь самую чуточку. Настроение Шарля де Батц сменялось стремительно, отчего мушкетер никогда не сидел на месте - он рыскал по Парижу в поисках приключений, был вхож в неисчислимое количество компаний - от швейцарцев до конных гренадеров; умел ухаживать и за цветочницей на рынке и за знатной дамой, которую привлекала его несравненная пылкость и некоторое фанфаронство. Де Батц ежеминутно излучал фейерверк жизненной энергии, отчего казалось, что из него сыплются искры. Обладатель острого ума, он всегда выходил победителем в словесных баталиях, которые совсем не давались Исааку де Порто, также претендовавшего на негласный титул острослова.
Человек храбрый, веселый, тщеславный, де Порто самоуверенно считал себя непревзойденным оратором и откровенно удивлялся, когда его молодой друг обходил его. Де Порто не давал себе труда скрывать свои мысли и говорил всегда только правду, отчего окружающие были либо его яростными противниками, либо самыми горячими его последователями. При этом Исаак, физически необычайно крепкий и чрезвычайно выносливый, имел славу первого фехтовальщика в Париже и был бы доволен жизнью, если бы не г-н де Батц с его вечным ажиотажем и выдумками, вовлекающий друга в вечные истории. То они, переодевшись бедными монахами - капуцинами, подвязанные веревками, являлись за милостыней в дом Ришелье, чтоб подшутить над гвардейцами, то на пару соблазняли красоток, то, влюбившись однажды в Ее величество Анну Австрийскую, тайно писали ей стихи. Узнав об очередной их проделке, де Силлек хмурил брови и в резкой форме выговаривал де Батц и де Порто. Оба они искренне винились, а через неделю придумывали что- то вновь.
С г-ном де Порто было всем удобно - человек добродушный, он легко утешал людей печальных. Правда, на свой лад - его забавные истории, которые он то ли выдумывал, то ли действительно подмечал, имели такой же фантастический успех, как его показательные выступления со шпагой или пистолетами на лужайке перед домом де Тревиля. При этом Исаак де Порто всегда помнил о печальной судьбе своего родителя, рано умершего от приступа подагры, и старался не переутомляться, не волноваться, почаще плотно кушать и, по - возможности, не скучать. Последнее ему не удавалось ни при каких обстоятельствах - если де Батц соревновался с ним в ораторском искусстве, то де Арамисец был его соперником в области галантности. Подражая бывшему семинаристу, де Порто тщательно следил за своей одеждой, своими тратами, чтоб производить впечатление человека экономного, и своей речью, которая, по мнению Исаака, должна же была когда-нибудь стать столь же ясной и чистой, как у де Арамисец.
Де Арамисец был непостоянен в настроении. Он большую часть времени был мягок, участлив и сострадателен. По многолетней монастырской привычке, де Арамисец много слушал и мало говорил, любезно улыбался окружающим, тщательно оберегая свои чувства от посторонних, и, как считала Изабелла, оставался в глубине души необычайно романтичным. При этом де Арамисец мог иногда высказать, казалось бы, совершенно беспричинные резкость, язвительность и колкость. По- видимому, мушкетер был способен затаить обиду и отомстить тайно, оставаясь в тени, как отец Жозеф. Его способность подмечать мелкие детали и длительно их помнить, чтобы вовремя огласить их с самым невинным видом, поражала графиню дю Трамбле. Она про себя только дивилась, насколько ловко Анри де Арамисец, ласково улыбаясь Джулии, ни на миг не выпускал ее из поля зрения. Даже в доме г-на де Тревиля молодой мушкетер, даже когда был занят беседой с другими, вдруг, в самый последний момент кротко тянул что-то вежливое, но несказанно компрометирующее своего собеседника! Так было и с сыном маршала Бассомпьера, который ухаживал за Джулией и однажды, желая произвести хорошее впечатление, при всех рассказал ей о своих наградах от короля Людовика:
-Его величество лично отметил меня как человека ловкого и смелого, г-жа де ла Шпоро! Я навсегда запомнил тот день!
-О, милый наш Бассомпьер, - мягко протянул тогда де Арамисец, похлопывая себя перчатками по бедру, - я тоже припоминаю тот замечательный день! Это было в тот вечер, когда г-н де Тревиль отругал вас совершенно напрасно. О, вы, конечно, не нарочно перепутали приказ и явились не на то место, где мы вас ждали, чем несказанно подвели всех! Его величество, ждущий своих мушкетеров две четверти часа, был крайне недоволен! О! Вы что же, расстроились, что я припомнил тот прискорбный для вас случай? Право, я не хотел…
И де Арамисец смягчил сказанное тонкой усмешкой.
Бассомпьер схватился было за шпагу, но вовремя заметил тот же быстрый жест не только у де Арамисец, но и у трех его верных друзей. Такая мощная поддержка, конечно, могла остановить кого - угодно! Джулия с трудом сдержала усмешку, глядя на раздосадованного Бассомпьера, который заставил себя опустить оружие и довольствоваться только рассерженными взглядами на четырех мушкетеров, а де Арамисец улыбался лучезарно.
Он слыл гурманом, человеком чувствительной натуры; одевался в светлые камзолы с множеством застежек и шнурков, рубашка под его камзолом всегда была белоснежна, а шпага начищена до блеска. Де Силлек частенько признавался, что даже он, если б не знал Анри де Арамисец близко, ни за что бы ни догадался, какие противоречивые качества могут легко уживаться в этом милом и галантном на вид человеке.
Сам де Силлек в маленькой компании четырех друзей был невозмутим неизменно. Окружающих он наблюдал издали, редко вмешиваясь в разговоры, а уж тем более в споры. При этом де Силлек обладал удивительно властным голосом, который в нужный момент действовал на людей горячих - умиротворяюще, а людей пылких остужал не хуже вырываемой из ножен смертоносной шпаги. Именно поэтому, когда он говорил, все начинали невольно прислушиваться к его словам. Де Силлек был сыном мастера клинка, не знал поражений, но никогда не хвалился своим талантом фехтовальщика, как порой делали де Порто или де Батц.
Строгая внутренняя дисциплина, безукоризненное владение собой, личное мужество, холодная голова, широкая эрудиция, поистине безудержная храбрость и надежность неизменно делали де Силлек судьей в бесконечных спорах мушкетеров. Кроме того, к де Силлек частенько обращались, когда нужно было выпутаться из какой- нибудь щекотливой ситуации и умоляли о совете, который давался неизменно ровным голосом. Обладая феноменальной памятью и ясным логическим умом, граф так невозмутимо и обстоятельно отвечал на любой вопрос, будто знал ответ наизусть. В общем, на де Силлек можно было положиться в любом случае - в случае дуэли, праздничного обеда или нюансов кодекса чести.
