-Теперь это не имеет смысла! - отрывисто ответил дон Себастьян. – Я должен оставить вас!

-Куда ты все - таки едешь?

-Должно быть, в Алжир или Португалию, где меня знают. Я не успел рассказать, но меня хорошая деловая репутация, моими компаньонами являются несколько богатых купцов Британии и Алжира. Годы плена не прошли даром.

-Приезжай к нам, когда сможешь, либо в наше поместье, либо в Париж, к г-ну де Тревилю.

-Да,- сказал дон Себастьян.

-Мы будем рады видеть тебя.

-Да!

-Помни, что у тебя теперь есть родные, которые беспокоятся за тебя.

-Да!

-Приезжай обязательно, когда только сможешь!

-Да.

Изабелла плакала. Она отправляла дона Себастьяна в неизвестность и, тем самым, обрекала его на еще большее одиночество - ведь испанец теперь знал, что у него есть семья, есть брат, но не мог он больше быть с ним, узнать больше об истории своей семье, о случившейся много лет трагедии, не мог, поделится воспоминаниями, отогреться душой рядом с младшим братом и его возлюбленной! Ему нужно было бежать! Как же так случилось, что единственная женщина, которая могла дать ему счастье, не хотела сделать этого и заставила его стать изгнанником?

Прижав насквозь мокрый платок к губам, графиня отвернулась от душераздирающей сцены внизу.

Дон Себастьян поднял голову.

-Донья Исабель,- крикнул он хрипло,- я знаю, вы там. Уходите! Мне будет тяжелее уехать, если я буду знать, что вы плачете обо мне!

Изабелла отошла от окна, где стояла, прячась за ставнями.

-Она ушла?- спросил дон Себастьян брата, глядя прямо перед собой.

Де Арамисец кивнул.

-Так всем будет лучше!- прошептал дон Себастьян. - Прощай, брат! Прощайте, донья Джулия! Будьте счастливы, дети мои.

-Прощайте!- сказала Джулия грустно.

Дон Себастьян поднял голову к окну. Губы его шевелились, словно он читал молитву или прощался. Потом он с трудом сел в седло и, сжав зубы, пустил лошадь в стремительный галоп. Изабелла не удержалась и посмотрела ему вслед. Дон Себастьян уезжал все дальше… Вот черный всадник мелькнул среди деревьев в последний раз и исчез. Затих топот копыт лошади как последние напоминание, что дон Себастьян жив. Он мужественно уезжал от Изабеллы, влюбленный, одинокий, один на¬всегда. И даже черный костюм его казался оперением изувеченного ворона, который слишком любит, чтобы быть в тягость.

-Идемте, г-н Анри, - ласково позвала Джулия, беря под руку своего задумчивого жениха. - Мы уже больше ничем не поможем ему. А вы не грустите, все всегда к лучшему, как сказано в Писании!

-Я действительно чувствую себя не очень хорошо, - медленно согласился де Арамисец со скорбным выражением лица. – Проводите меня поскорее до моей комнаты, где, я, надеюсь, вы сможете утешить меня, опечаленного!

Тем временем, Изабелла дала волю слезам, которые вот уже несколько часов душили ее. Она одна виновата од¬на в том, что случилось! Теперь никогда она не сможет услышать слово «Испания» без того, чтобы не вспомнить преданное сердце, которое сожгло себя ради нее.

А в лесу было неправдоподобно тихо, словно красота самопожертвования, доброта, страдание и мужество дона Себастьяна заворожили весь мир. Все существо Изабеллы стремилось к графу де Силлек, и она была уверена в том, что правильно сделала, оттолкнув от себя дона Себастьяна. Но почему же тогда так болело сердце от сознания какой- то тяжелой вины перед ним, перед собой, перед мужем? Изабелла ведь не лгала, не изворачивалась, не изменяла себе! Графиня не осознавала, рыдая, что другая вина перед доном Себастьяном мучила ее, вовсе не нанесенная рана - отказ в любви. А то, что вольно или невольно, Изабелла заставила его обнажить перед глазами непосвященных его самые сокровенные тайники души. Она страдала оттого, что все увидели истинное переживание дона Себастьяна, которое должна была видеть она одна - любовь! Тяжелое испытание для человека, который имел некрасивую внешность и боялся показать себя беззащитным и трепещущим. Куда теперь он уедет, знает один бог! И в этом тоже ее бесконечная вина.

В комнату вошел де Батц.

-Уехал?- спросил он невозмутимо.

Изабелла вздрогнула и растерянно обернулась. Удивительно, но она испытала невероятное облегчение оттого, что он так просто заговорил с ней.

-Да, уехал.

-Прекрасно!

-Г-н Шарль, я чувствую себя ужасно! Нет мне прощенья! Как же мне жить теперь, ведь я разлучила братьев!

-Гм…

-Меня, наверно, сейчас проклинают и дон Себастьян, и де Арамисец, и Арман!

-Это и есть причина ваших слез? О, вовсе незачем страдать по этому незначительному поводу,- де Батц смешно наморщил лоб, словно подбирая слова, которыми обычно не пользовался. – Этому испанцу вы подарили семью, у него теперь появился брат, будет невестка и, бог даст, голубоглазые милые племянники! Что касается де Арамисец… Между нами, дорогая графиня…

-Что такое?

-Если бы дон Себастьян остался и сегодня уехал с нами в Париж, у Анри завтра не было бы его баронства. Как старшему брату в семье де Арамисец, дону Себастьяну перешли бы и земля и баронский титул.

-Ах, я не подумала об этом!

-Вы сами понимаете, как было бы тогда Анри с его планами жениться! Ему и так придется кровью завоевать титул никак не меньше маркиза, чтоб взять в жены вашу высокородную подругу. Если бы в Париже узнали, что у де Арамисец нет больше поместья, госпожу де ла Шпоро тут же выдали бы за сына маршала Бассомпьера, который, как я знаю, совсем недавно опять сватался к ней!

-Тем более, - раздался голос графа де Силлек, - что дон Себастьян, уезжая, сделал то, что должен был сделать уже давно: отправиться искать свое место в жизни.

Де Силлек вошел в комнату и остановился рядом с де Батц.

-Он и во Франции чувствовал бы себя изгоем, Изабелла, уверяю вас, ибо и там он не смог бы проявить себя. Он бы вернулся к горестным воспоминаниям, и они разрушили бы его душу! Такому деятельному человеку, как он, нужно дело, в котором он показал бы свои способности, к чему бы приложил свои обширные знания людей и огонь благородного сердца.

-Вот именно! - подтвердил де Батц. – Де Силлек - вы поистине необыкновенный человек. Я хотел сказать то же самое, но не смог подобрать слова!

-Теперь, будем надеяться, дон Себастьян найдет дело, которое придется ему по душе.

-Вот видите, это очень хорошо для нас и для него, что он уехал, милая г-жа графиня! - продолжил де Батц. - Он еще будет счастлив!

Изабелла в душе была согласна с ними. Несомненно, каждому нужно хотя бы раз в жизни уйти из навязанной атмосферы жизни, чтобы найти себя, заплатив за это борьбой. И только тогда, на своем месте, человек забудет и о своем уродстве, и об одиночестве - ибо придет любовь и здоровье, друзья и родные. Короче, счастье!

Изабелла глаз не сводила с де Силлек. Как он мудр, с какими добротой и уважением к дону Себастьяну он утешал Изабеллу. Его кровное благородство проявлялось во всем и даже окружающие заражались его благотворной атмосферой.¬

-Любовь моя! - прошептала Изабелла в волнении.

Поймав ее пылкий, влюбленный взгляд, де Силлек облегченно вздохнул. Он сразу потерял свою недавнюю суровость и улыбнулся. Его теплый взгляд согревал Изабеллу, нежил ее, ласкал. Только на нее, одну из всех женщин де Силлек смотрел так - со страстью и доверием. И Изабелла больше не могла быть вдали от любимого. Она подошла к мужу и спрятала мокрое лицо у него на груди, вся, отдавшись ощущению ослепительного счастья.

Он увел ее. Солнце уже садилось, заливая мягким розовым светом их маленькую комнатку и бросая блестящие блики на волосы Изабеллы. Море блестело как серебряная чаша.

Де Силлек приник к губам жены со страстью.

-Вы заставили меня страдать! - прошептал он глухо тем самым тоном, каким делаются самые мучительные и сладкие признания. - Вы заставили меня впервые в жизни испытать, что такое ревность и отчаянье, дорогая моя! И у меня, вынужден признаться, эти черные чувства отнюдь не вызвали радости! Я и не знал до этого, что это такое - сходить с ума от ревности! Изабелл, это просто ужасные чувства!