— Кто? Вот этот? — Билл поворачивает голову в сторону и кивает, указывая на юношу, ну лет двадцати. Он идёт, совершенно, неспокойной походкой, руки его в карманах, а взгляд буквально горит огнём. Он один.

— Да похоже, — ухмыляется Уэс. — Эх, жаль парня — смелый, один приперся.

— Что поделаешь, сам нарвался.

Все вот это сопровождение из вонючих гоблинов, идущих за мной через все поле меня вообще не впечатляет, я пришёл один, че ещё вам нужно для счастья? Я не трансформер, никого не убью, не бойтесь. Не надейтесь.

— Я знаю, что делаю, когда прихожу один на вашу поляну, — совершенно спокойно, что удивительно для самого себя, начинаю я, внимательно смотря в глаза Уэсли, который чуть ли не скалится, осматривая меня с ног до головы, о да, ему не по душе мой наглый и спокойный тон. — Потому что, — окидываю косым взглядом всех присутствующих и сажусь на корточки. Правой рукой сгребаю немного песка и пересыпаю его в левую руку, потом обратно, — жизнь моя не дороже вот этого песка, — снова сыплю песок на землю. Поднимаю ясные глаза на Уэса и поднимаюсь на ноги, немного оттолкнувшись ладонью от земли. — Важно, что скажут люди. — склоняю голову на бок. — Если про меня, или про кого-то из вас скажут, — оборачиваюсь и смотрю буквально на каждого, в том числе и на Уэсли с его собеседниками. — что он фуфло… — возвращаю голову в исходное положение и сверкаю глазами, даже легонько улыбаясь. — Ну, зачем тогда жить? Верно?

Максфилд молчит, поджав губы и не смотрит на меня, явно думая, как меня убрать. Пожалуй, освобожу его от мысленной тяготы и выдвину своё предложение по этому поводу.

— У нас с Клаусом конфликт. В этом больше никто не замешан, а это означает, что разбираться мы будем сами, без кого-либо. — становлюсь серьезным и Уэсли снова смотрит на меня. — Один-на-один и дело с концом. — резко разворачиваюсь и растолкав, уже собравшуюся толпу «Волков района», плечами, быстрым шагом ухожу. Потребовалось минут пять, чтобы выбраться из этого знойного куска Нью-Йорка, похожего на пустыню. И где они его только откопали?

В принципе, я мог и не скрываться, идя к старшим, потому что зная, какой у нас болтливый район можно было и не пытаться что-то утаить. Ребята будут не в восторге, но я сделал то, что хотел. Я хотел разобраться сам — я это почти сделал, осталось набить морду Клаусу, ну или сдохнуть под его кулаками. Тут уж как пойдёт.

— Ты понимаешь вообще, что ты сделал? — Энзо злобно смотрит на меня, меряя беседку трехметровыми шагами. — Ты вообще не признаешь сложившуюся ситуацию или что? — он останавливается.

— Все парни, заканчивайте, — отмахиваюсь я, порываясь встать. — Я это завязал, я это и развяжу.

— Пупок ты себе развяжешь! — строго и громко выкрикивает Энзо, с силой опустив меня обратно на лавочку. — Мы с первого класса вместе, — он всматривается мне в глаза, как будто сейчас в любви признается. — за все, что мы делаем, будем отвечать тоже вместе… Ну, пойми ты, — он становиться спокойнее. — ну, мы бригада! — млять, опять он со своею бригадой.

— Да пошёл ты со своей бригадой, — Скидываю его руку и поднимаюсь с места. Быстро спускаюсь с беседки и проходя мимо машины, оборачиваюсь. — У меня есть друзья и все! — с яростью кидаю им под ноги. Они окаменели как статуи, непонимающе ничего из того что происходит. — бригадир херов! — быстро ухожу, настолько быстро, что даже не замечаю как добираюсь до дома.

Так энергично я ещё не маршировал. Я возбуждён до предела и готов все рвать и метать. Бригада, блин! Придумал ещё, кроме воровства ничего в голову не лезет, зажравшийся сучонок. Тысячу раз уже говорил, что не хочу идти против закона, нет же, он все не унимается. Пи*дец.

Молниеносно залетаю в квартиру, снова наплевав на все возмущения матери и оставив дверь в комнату открытую, оказываюсь на балконе, вцепившись руками в открытое окно, покрытое москитной сеткой. Твою мать, как же я взбешён, как же я хотел убить его, после того, что он выпалил!

Смотрю немного вдаль, с нашего десятого этажа хорошо видно ту беседку. Пацаны ещё там, а я уже тут. Энзо все ещё мечется из стороны в сторону, что-то объясняя Рику с Колом, а я постепенно успокаиваюсь, достав сигарету из кармана штанов. Закуриваю и выдыхаю едкий дым, прямо в окно, предварительно сняв сетку. Нервы мои конечно же ни к черту, но я держусь, пытаюсь остывать и не буду себя уж сильно хвалить, но у меня это чаще всего получается. Единственное, что кстати, радует за последнее время.

Мои мысли снова возвращаются к Клаусу, а потом и к Кэтрин. Как же она могла? А ещё её эти слова: «Ну признай, два года это слишком много» или как там она сказала, не помню уже. Она не поняла всей той серьёзности, когда мы с ней разговаривали. У неё было лицо, как будто она сейчас рассмеется. По-моему это бы произошло, если бы не вмешался Клаус.

Кстати, надо бы перед мамой извиниться, ну хотя бы за два или уже три дня игнора… Ещё минут пять вынашиваю эту мысль, но вдруг в мою голову закрадывается идея, которая перекрывает все, о чем я думал до этого. Ставлю сетку на место, закрываю балконную дверь и направляюсь в сторону кухни, совершенно спокойный.

— Мам, — кажется она вздрогнула, услышав мой голос и даже не сразу обернулась, видимо подумав, что у неё глюк. — Маам?

— Да, сынок? — доносится с кухни.

— Я тут подумал, может собаку купим?

— Ой, Деймон, зачем нам собака?

— Ну, как зачем, она же будет квартиру охранять. — останавливаюсь у столика на выходе из комнаты и начинаю сыпать корм рыбкам в аквариум. — У меня вон в армии была собака, она умерла правда, — немного заминаюсь. — от чумки, ну, а потом у нас вторая появилась — Поль.

— Ну вот видишь, умрет собака, а тебе потом грустно будет.

— Ну так, ей же прививки делать надо, тогда не умрет, — захожу в дверной проем кухни. — и вообще, мам, знаешь, какой у собаки плюс, перечеркивающий все остальные минусы? — спрашиваю я, с немного поникшей головой, мне моментально становиться грустно и я понимаю, что заговорить обо всем этом было плохой идеей, но я уже начал. Не дожидаясь её ответа, продолжаю. — Собака не будет сначала тебе в любви клясться, а потом по чужим койкам прыгать. — каменно чеканю я, рассматривая свой кулак, а потом легонько ударив им по стенке, ухожу в комнату, со словами «Я не буду есть, мам.» снова прервав её назревший обеспокоенный вопрос. Хлопаю дверью и слышу, как она подбегает к ней, снова порываясь что-то произнести, но замолкает, так ничего и не добившись.

Холодное сливочное мороженое приятно обжигало пухленькие губы Кэтрин, когда она шла по дороге домой.

Вообще она всегда больше любила рожок, с шоколадной крошкой. Ей всегда его покупал Деймон, они часто гуляли в парке, в поле, во дворе, на набережной, да везде. И всегда она просила у него лишь это мороженное. Он смеялся, покупал и снова смеялся, когда ему приходилось вытирать излишки шоколада с кончика ее носа и уголков губ, накрашенных блеском с розоватым оттенком, который бессовестно стирался с новой порцией пломбира.

Да, тогда были удачные времена. Она чувствовала защиту и заботу, когда он сжимал ее ладошку в своей большой и могучей руке. Когда же она с Клаусом она скорее чувствует страх за себя. С каждым днем ей все страшнее и страшнее. С каждым разом она все сильнее радуется, что его часто нет рядом. Радуется тому, что может спокойно дышать и не боятся за то, что может сказать что-то ему не понравится.

Из мыслей ее выгадал женский голос и шум подъезжающей машины.

— Кэт! — она обернулась и остановилась.

— Викки? — подружки выбегает из машины и подходит к Пирс. Проезжавшая мимо машина немного замедляется и кто-то высунув руку из окна схватил ее за задницу, задирая руку, но она настолько счастливая, что без всякого возмущения, свободно убирает руку парня и продолжает улыбаться. Машина уезжает.

— Ты прикинь, — она откусывает кусок от мороженного Кэтрин и продолжает вещать. — Сегодня Клаус с твоим бывшим драться будут один на один. — она улыбается, как будто у нее челюсть свело и она больше никаких движений, кроме этого ей выполнять не в состоянии.