И тут Орихиме внезапно осенило, что за всё время её раздумий о путешествии Улькиорры по миру, она никогда не представляла, как он говорит с другими людьми. Почему он должен был, если он никогда не делал этого в своей собственной стране с людьми, которых он знал? Кто был этот незнакомец, которому было разрешено написать что-то, прерывая поток его размышлений?

— Улькиорра-кун…

Он сидел рядом с ней, читая одну из тех книг, которую он купил заграницей, и странный тон её голоса заставил его отвлечься, даже не дочитав предложение.

— Да?

— Что это? — она указала на слово. В его глазах загорелась искра понимания.

— Имя, — сказал он, смотря на неё. — Кто-то попросил меня показать, как пишется его имя на японском, — она не встретилась с ним взглядом. Что-то было не так: он никогда не слышал, чтобы она использовала этот тон. В нём слышалось раздражение, вкупе с не таким уж безобидным любопытством, была так же и щепотка защитной реакции. Добавим это к слегка понурому виду и… У Улькиорры появилась теория, которую надо было проверить. — Это была девушка, — добавил он, и нахмурившиеся брови сдали её с потрохами. — Ты ревнуешь.

— Нет, — это, должно быть, была её худшая ложь. Улькиорра взял у неё блокнот и осторожно положил его на стол.

— Почему ты ревнуешь? — спросил он, и она отвернулась от него.

— Я не ревную.

— Нет, ревнуешь, — она видела, что он начинал раздражаться. — Скажи почему.

— Не знаю.

— Потому что боишься, что я вступил в связь с другой женщиной? — она никак не отреагировала. Это вызвало странную смесь эмоций. Часть его была рада, что она его приревновала, потому что это означало, что она считала его только своим. Другая часть злилась на него самого за то, что он заставил её чувствовать себя неуверенной, и всё же ещё одна часть злилась на неё за то, что она могла посчитать его таким непостоянным. Разве она не сказала ему быть честным, даже если будет больно? — Если ты правда считаешь, что я бы так поступил, то тогда тебя определённо не убедила глубина моих чувств к тебе.

Похоже, это задело её. Её напряжённые плечи обвисли, её голова опустилась, и она издала слабый печальный звук. Улькиорра вздохнул.

— Ты хотела честности, — напомнил он ей.

— Я знаю, — её голос снизился практически до шёпота. — Я не расстроена.

— Тогда почему ты отворачиваешься?

— Потому что я счастлива, — теперь она шептала. Его чувства не изменились. Он всё ещё любил её, достаточно сильно, чтобы расстраиваться из-за того, что она могла сомневаться в этом. В её груди поднялась волна теплоты. — Я так счастлива. Аж смущает! — она рассмеялась прежде, чем снова посмотреть на него с нежной улыбкой на лице. — Можешь сказать это снова?

— Сказать что? — спросил Улькиорра, когда она двинулась ближе к нему. Его притягивала эта улыбка, эти серые глаза, которые говорили сами за себя и в которых читалось то же, что и в тот день, когда он вернулся. — Что тебя не убедила глубина моих чувств к тебе? — она уже могла рукой дотянуться до него, и он смахнул волосы с её лица. Орихиме взяла его за руку и провела щекой по ней с той же нежностью, которую не мог скрыть её взгляд.

— Другое, — прошептала она.

Его сердце бешено билось в груди. Он взял её лицо обеими руками и пристально посмотрел ей в глаза, всё понимая и больше не связывая это с утехой, которая померкнет со временем. Вот оно, недрогнувшее, подходящее его сердцу, самое одурманивающее, сбивающее с толку и прекрасное из всех человеческих чувств; чувство, достаточно сильное, чтобы убить, но всё ещё хрупче снежинки.

— Я люблю тебя, — произнёс он. Её глаза закрылись. То, как увеличилась её улыбка, заставило его дыхание остановиться. И затем она снова посмотрела на него так, словно он был единственным человеком в мире.

— Я тоже люблю тебя, — выдохнула она, словно её слова разрушат их, если будут произнесены слишком громко. Но эффект, которые они произвели на него, был бесценен. Она никогда не видела эти зелёные глаза такими светлыми, такими сочащимися несдерживаемым удовольствием, восхищением, благодарностью, счастьем.

Он подтянул её к себе, проводя большими пальцами по её щекам. Она приподняла голову, не желая отводить от него взгляд, но готовая пойти на компромисс ради поцелуя, который она ждала больше двух лет. Их носы тёрлись друг о друга, дыхание смешалось, губы едва соприкасались, пока ей не надоело дразниться и она не прижалась к нему губами. Это было как удар молнии; удовольствие прошибло с головы до кончиков пальцев. Его губы отстранились от её, и она резко вдохнула, когда он поцеловал её верхнюю губу, а затем нижнюю. Их губы встречались в коротких небрежных поцелуях, и снова в более страстных, которые прерывались прежде, чем им срывало крышу. На это ещё будет куча времени. Орихиме обняла его и притянула ближе так, что она прижималась своим ухом к его груди: теперь она могла слышать сердцебиение, которое и побудило её спасти его дождливым летним днём. Биение сердца, которое она помогла создать и которое было отдано ей на хранение; сердца, которым она будет дорожить до конца своих дней.

Это было счастье. Подтверждение того, что они сильно любят друг друга, больше, чем кого-либо другого. И что бы ни готовило им новое будущее, они встретятся с этим лицом к лицу.

Вместе.

Комментарий к Безмятежные деньки

*катакана - одна из слоговых азбук японского языка, используемая, в основном, для записи иностранных слов и имён

========== Подготовка (R) ==========

Июль. Сезон дождей шёл на спад. Начинали стрекотать цикады, сначала совсем негромко, затем гудящим хором, который был практически неизбежен, так как их число всё росло. Когда не шёл дождь, было жарко. Ярко светило солнце. Влажность становилась невыносимой как дома, так и на улице, разве что в магазинах, где кондиционеры были установлены на режим, находящийся между «снежным шквалом» и «метелью», было хорошо. Несчастные люди в полубессознательном сознании шатались по улицам, протирая свои шеи полотенцами от пота, и толпами бежали к пляжу.

Орихиме достала топик и шорты из своего гардероба. Было просто слишком жарко для того, чтобы носить что-то другое в квартире, где солнце лишь пару часов за весь день не испепеляло то один угол, то другой. И всё же, Улькиорре было хуже всего, ведь он спал в гостиной, где было ярче всего утром и днём. Один раз она зашла в комнату и увидела, что он снял футболку и улёгся перед вентилятором, глаза его были закрыты, волосы сдуло с лица ветерком.

Орихиме не хотела пялиться. Ей никогда не хотелось этого делать. Но она пялилась.

Впервые мертвенно-бледная кожа обрела цвет, хотя и совсем немного. Мускулы на его руках хорошенько так выделялись и были больше, чем она помнила: скорее всего, это результат скалолазания, которым его заставляли заниматься заграницей. Кроме того, он был подтянут благодаря тренировкам и упражнениям, ни намёка на жирок (ей хотелось бы сказать о себе то же самое). Капля пота вяло скатывалась вниз по его шее.

Ничего такого, чего бы она не видела раньше, но пальцы дрогнули.

Улькиорра открыл глаза, посмотрел на неё, похоже, удивляясь, с чего это она остановилась, чтобы поглазеть на него.

— Нам надо купить устройство, охлаждающее воздух, — сказал он.

Она согласилась.

***

Они купила два: один для гостиной и один для её комнаты.