— Минута.

Элайн виновато опустила глаза и шмыгнула носом. Маркус никогда не видел ее такой разбитой, поэтому не мог с уверенностью сказать, было ли это притворством.

— Я хотела извиниться перед тобой за ту тупую истерику, — она заломила руки и умоляюще на него посмотрела.

— Действительно? — процедил Маркус, и та поспешно кивнула.

Это было совсем не похоже на Гранс — та лучше удавится, чем извинится.

— Ну, раз так, валяй, — милостиво разрешил он, прожигая ее пренебрежительным взглядом.

— Я была неправа, — буркнула она себе под нос. — Мне очень жаль, что я наговорила тебе столько гадостей, — она закусила губу и вопросительно выгнула бровь. Неужели, думает, что так просто отделалась?

— Впечатляющая речь. А главное, очень убедительная, — Маркус скривился. — Но молодец, в минуту уложилась, — он круто развернулся, намереваясь уйти.

— Флинт! — почти взвизгнула Элайн, и Маркус, замерев на мгновение, скосил на нее глаза. — Ты самый настоящий говнюк! — взмахнув своими тонкими ручонками, она вперила в него негодующий взгляд. — Я, правда, прошу прощения, тупорылая твоя башка!

Маркус глумливо улыбнулся и, хоть теперь настоящая Гранс вместе с зубами показала свое искреннее раскаяние, он не удержался от того, чтобы спровоцировать ее еще раз:

— Иди еще порепетируй перед зеркалом. Может, в следующий раз твои извинения прозвучат действительно правдиво.

— Маркус, ну, прости меня! — запальчиво воскликнула она, а затем обессилено опустила руки. — Неужели я не заслужила хотя бы этого?

В ее голосе прозвучало такое отчаянье, что Маркус почувствовал укол совести, но тут же отмахнулся от него. В конце концов, Гранс была перед ним виновата. В глубине души он, конечно, понимал, что именно Элайн и ее обидные слова привели его в чувства и заставили взять себя в руки, но не мог же он признавать это в открытую.

— Ты назвала меня слабаком, — процедил он упрямо сквозь зубы.

— На самом деле я вовсе так не думаю, — тихо отозвалась она. — Ты всегда был для меня образцом твердости и стойкости. Я не должна была говорить этого.

— А еще ты сказала, что я жалкий педик, — уже гораздо миролюбивее продолжил Маркус.

— А это, уж прости, правда, — фыркнула Элайн и добавила в ответ на негодующий взгляд Флинта: — За исключением слова жалкий, конечно, — эта пигалица тут же уловила его изменившийся настрой.

— Мне кажется, или я уже говорил тебе, что ты — стерва? — усмехнулся Маркус.

— Бесчисленное количество раз, — Элайн широко улыбнулась, а потом робко протянула ему руку. — Мир?

Маркус сжал ее костлявую ладошку и пожал плечами.

— Не думай, что я так просто все забуду, — предупредил он, но Элайн, взвизгнув, уже бросилась ему на шею.

— Хоть каждый день мне это припоминай, гаденыш, — выдохнула она ему на ухо. — Я буду любить тебя несмотря ни на что, — и тут же отпрянула от него, неуклюже заправила прядь волос за ухо и, явно смутившись, завертела головой, разглядывая давно изученный интерьер гостиной.

— Всю мантию мне измяла, — недовольно пробурчал Маркус. Для него это признание было не менее неловким, поэтому он, сдвинув брови, попросил после непродолжительного молчания: — Давай договоримся, ты больше не будешь пытаться меня обслюнявить.

— Обещаю больше не лезть к тебе с поцелуями, — поправила она и смело встретила его взгляд. — Хотя раз уж мы говорим откровенно, мне это немного обидно, — Элайн выдавила слабую улыбку.

— Гранс, — Маркус обескураженно замер.

— Все в порядке, правда. Не думай, что ты такой особенный, — она попыталась скрыть за язвительностью в голосе то, что чувствовала на самом деле.

— Ты же мне как сестра! — воскликнул Маркус удрученно. Ему не нравилось чувствовать себя виноватым, но почему-то эта скудная улыбка на лице Элайн и ее неуклюжие признания заставляли его чувствовать себя именно так.

— Проехали, — на этот раз более твердо сказала она. — Спасибо, что дал мне возможность объясниться.

— Ну, надо же мне когда-нибудь начать взрослеть, — отмахнулся Маркус и кивнул в сторону выхода. — Может, пора набить желудки?

— Тебя вообще кроме жрачки что-нибудь интересует в этой жизни? — Элайн прыснула и шутливо ударила его кулаком в живот. Правда, рука у нее была тяжелой, а внутренности Маркуса накануне хорошенько обработали другие кулаки — вудовские. Поэтому тот охнул и скривился от боли.

— Эй, что это с тобой? — спросила она, нахмурившись.

— Ерунда. Подрался вчера, — выдохнул он сквозь стиснутые зубы.

— С кем это? — Элайн озабоченно оглядела его. — Слушай, по тебе не заметно.

— С кем-кем? С Вудом, — как-то опустошенно вздохнув, Маркус выпрямился и встретился с Гранс взглядом. — Поговорить пытались.

— И? — пытливо отозвалась та.

— Не вышло, как видишь, — пожал плечами Маркус.

При мысли об Оливере его охватывала такая тоска — хоть об стену головой бейся, чтобы вытряхнуть оттуда эту сопливую дурь. Он снова кивком указал на дверь, и они вышли в подземный коридор. Какое-то время они шагали в полной тишине, пока Гранс вдруг не брякнула:

— И хорошо, что не вышло.

— Почему? — Маркус нахмурился.

— Ну, я, честно говоря, вообще не понимаю, с чего вдруг ты решил затеять с ним разговор, — равнодушно пояснила она. Как вдруг, заинтересованно вытаращив глаза, повисла у Маркуса на руке и заговорщически спросила: — Постой-ка, Вуд все-таки бросил ради тебя свою подружку?

— Я… — Маркус вдруг растерялся. — Я не знаю, — только и смог выдавить он, словно язык прилип к нёбу.

— Если хочешь, я выясню, — буднично предложила Элайн, и Маркуса передернуло. Он поспешно замотал головой, демонстрируя, насколько сильно ему омерзительна сама мысль об этом. Он резко остановился и безымоционально спросил:

— Слушай, почему ты так уверенно говоришь об этом? Просто я тут подумал и пришел к выводу, что между ними все-таки ничего…

— О Вуде и Спиннет? — как ни в чем не бывало продолжила Элайн. Она говорила, и в голосе ее было ровно столько злости и пренебрежительности, как того требовалось от подруги. — Вся школа об этом только и говорила перед отъездом на каникулы. О вас ведь почти не знал никто. Даже я только догадывалась. А эта “Королева квиддича — задеру ногу выше плеча”, — по тому, как это было сказано, Маркус понял, что речь идет все-таки об Алисии, — трещала всем и каждому о своих шатких, непутевых, нестабильных, но, так или иначе, отношениях с Оливером Вудом. Кажется, он уделял ей недостаточно внимания, но, думаю, на каникулах они восполнили этот пробел. Ты же видел, как они миловались. Маркус? — она осеклась и растерянно крикнула в его поспешно удаляющуюся спину. — Куда ты?

— Проветриться, — бросил Маркус через плечо.

Гремучая Ива, озеро, Запретный лес, Хогсмид — куда угодно, чтобы не встретить Вуда. Иначе он его просто убьет. Потому что именно тот Оливер, которого Маркус знал как облупленного — неконфликтный, рассеянный, невменяемый Вуд, который не мог порой отказать товарищам в помощи и бежал защищать всех подряд — МОГ продолжать отношения со Спиннет. И осознание этого было больнее Круциатуса, потому что настолько походило на правду, что абсолютно точно ей было.

*

В библиотеке было душно и жарко, несмотря на пустые столы в читальном зале. Сегодняшний вечер абсолютно не подходил для того, чтобы провести его за книгами, но Оливеру было плевать, какая дата красовалась на календаре. И уж абсолютно точно ему было до лампочки, что в этот день человечество бесстыдно и эгоистично праздновало День всех влюбленных. Бесстыдно и эгоистично, потому что из-за этих беззастенчиво втюренных друг в друга школьников, которые не стеснялись сосаться и тискаться на каждом углу, выставляя свои — так востребованные в этот день — отношения на показ, хотелось взвыть от своего одиночества.

Оливер потер уставшие глаза и перевернул страницу. Да он за последние дни перечитал столько, сколько за всю жизнь не осилил! Только природное упрямство не позволяло ему опустить руки: он не оставлял надежды найти чертово заклинание, чтобы вернуть себе… кое-кого. Он обреченно вздохнул и, положив подбородок на стол, прикрыл глаза.