Чуть отвернув голову от Маркуса, он облизал пальцы и опустил руку вниз. Флинт скосил глаза, пытаясь вывернуться таким образом, чтобы видеть все, но Оливер толкнул свободной рукой его в грудь, и Маркусу осталось только ловить взглядом то, как меняется лицо Вуда, когда тот пропихивает пальцы в себя: то, как он морщится, закусывает губу и шипит.

Оливер слегка вздрогнул, опускаясь на твердый член, тело по-прежнему неохотно поддавалось, приспосабливаясь и принимая в себя. Отвлекающая ласка вернула самообладание, и он сфокусировал взгляд на руке Маркуса, обхватившей и, беспорядочно и нежно, поглаживающей его член. Вздохнув еще раз, Оливер скользнул ниже до упора, и Маркус, выгибаясь, с громким стоном запрокинул голову назад, вцепившись рукой в одеяло и остро ощущая окативший его жар.

Когда первая судорога прошла, он сжал пальцами бедра Оливера, помогая ему двигаться. Тот сразу задал быстрый темп, поднимаясь и опускаясь до упора. Сейчас Оливер был более раскрепощен и раскован, чем это было в первый раз, когда он оказался в подобном положении, и Маркуса безумно заводил его шальной вызывающий взгляд, едва уловимая сексуальная улыбка на губах, и то, как неприкрыто он наслаждался происходящим. Оливер наклонился вперед, упершись ладонями по обе стороны от головы Маркуса, и поцеловал, толкаясь в рот языком в такт своим движениям. И это окончательно лишило Флинта самообладания. Он, крепко прижимая Оливера к себе и не разрывая контакт, резко перевернул его обратно на спину, начиная яростно вклокачиваться в него. Через пару минут Оливер под ним затрясся, выгнулся, резко подался всем телом вперед, смыкая зубы на плече Маркуса. Флинт хрипло застонал, чувствуя, как сжались мышцы вокруг члена, и, крепко прижав Оливера к себе за плечи, кончил. Вуд в следующее мгновение обмяк в его руках, откинул голову, упираясь затылком в матрас, и расслабленно выдохнул. Маркус мягко опустил его, сам вытягиваясь сверху, и ткнулся губами в мокрый висок.

— Почему после офигенного секса просыпается блядское желание сказать какую-нибудь романтическую поебень? — насмешливо протянул он, когда Оливер потерся носом о его щеку.

— Вроде “мой сладкий пирожок, ты был восхитителен”? — хохотнул Вуд и вдруг завозился, пытаясь выбраться из-под Флинта.

— Сладкий пирожок? — Маркус передернул плечами и скривился. — Эй, чего дергаешься?

Оливер закусил губу и замер.

— Ничего, — мотнул он головой и вдруг зажал нос.

— Вуд, что за шуточки? — напрягся Маркус.

Оливер смущенно потер переносицу ладонью и выдавил, сдерживая предательское хихиканье:

— Марк, ты только не обижайся…

— Да что такое-то, блять?! — нетерпеливо рыкнул Флинт.

— Ты не только выглядишь сейчас, как тролль, но и так же… пахнешь, — небрежно бросил Оливер и, все-таки не выдержав, громко прыснул.

Маркус смерил его злым взглядом:

— Вудди, ты что, бессмертным себя вообразил? — Оливер на это пожал плечами и усмехнулся, наконец-таки убирая ладонь от носа.

— Я же сказал, не обижайся.

Флинт закатил глаза, но тут сам вдруг ухмыльнулся:

— Слушай, а тебя это, значит, тролли возбуждают, да? А то ты такой активный прям был. Не знал, — он как-то отчужденно покачал головой, пытаясь не рассмеяться. — Я даже не уверен, что ради тебя готов на такие жертвы, как оставаться в подобном виде.

Оливер замер, недоуменно моргая, и неожиданно ткнул его кулаком под ребра: не больно, но ощутимо.

— Заткнись, придурок, — фыркнул он.

К сожалению, удар попал на расплывающийся синяк, и Маркус согнулся, приложив туда ладонь.

— Ох, Марк, извини, — тут же сообразил Вуд, не решаясь дотронуться. Флинт смерил его уничтожающим взглядом и вдруг сгреб в охапку. Оливер замер, сначала в напряженном ожидании, а потом постепенно расслабляясь.

— А тот мужик, — раздался над его ухом шепот, и горячее дыхание коснулось кожи, — лежит себе там с проломленной головой, а на мне «цыпочка» такая прыгала. Кто крут, спрашивается?

Оливер возмущенно дернулся, но Марк сильнее сжал его в руках.

— Спи, чучело, — чуть насмешливо сказал он.

========== Глава 20. Приключения зеленого человечка, или Как приручить дракона ==========

Жарко, кожу печет, рубашка прилипла к спине, а с волос скатываются капли пота. Душно, в горле першит от дыма, раздирает глотку так, что больно дышать. Темно. Голова кружится от напряжения. Сердце колотится в груди, и его стук отдается в ушах.

Маркус шаг за шагом неуверенно идет вперед, ориентируясь только на звуки. Он слышит оглушительный топот откуда-то снизу, треск горящих балок — весь дом, кажется, гудит от визита непрошеных гостей. Он настойчиво продвигается вперед, и одна-единственная мысль крутится в голове: “Где же она?”. Неожиданно он натыкается на дверь, глаза почти ослепляет вспышка собственного же заклинания.

— Марк, — палочка направлена прямо ему в грудь, но заклинание не успевает сорваться с ее губ, она узнает его.

Дверь с другой стороны сотрясается, слышатся выкрики взрывающих заклинаний, но фамильные чары не так легко разрушить — дом сопротивляется изо всех сил чужой насильственной магии. Маркус делает шаг вперед — к матери, он хочет увести ее отсюда, пока не поздно, но она останавливает его жестом. Одного ее взгляда достаточно, чтобы понять, что она не собирается бежать. Одри Флинт — строгая, жесткая, упрямая женщина. Маркус знает, если она решила что-то, ее не переубедить, и он подчиняется. Он сжимает пальцы, так сильно, что ногти впиваются в кожу, и вскидывает палочку, направляя ее на проход. Рука его почти не дрожит, хотя ему страшно, чертовски страшно. Он узнает голос отца с другой стороны, в самом центре бойни, и ему хочется малодушно зажать себе уши, чтобы не слышать десяток других голосов, выкрикивающих смертельные заклинания. Но Джошуа Флинт — его отец-весельчак — за своей бытовой непосредственностью скрывает потомственные знания первоклассной боевой магии, и Маркус пытается успокоить себя этими мыслями, хотя прекрасно понимает — им всем не выбраться из этой передряги, какими бы сильными чистокровными волшебниками ни были его родители. Дверь снова содрогается, хотя атакуют ее уже не так активно — отец переключил их внимание на себя. Маркуса разрывает на части от собственного бессилия. Он нужен там, по другую сторону двери, он должен прикрывать отца, но приказ есть приказ.

Минуты кажутся часами, а звуки битвы все не стихают. Отец сдает, Маркус чувствует это — магия того словно наэлектризовывает воздух. Но, оглянувшись на мать, Маркус стыдится собственного страха. Одри кажется высеченной из камня — монолитной застывшей в боевой готовности статуей. Это придает Маркусу уверенности, но ненадолго. Сквозь нескончаемый шум и грохот рушащегося дома, крики Пожирателей, он слышит тихий, словно удивленный вздох. Сердце его замирает, ноги немеют, а язык прилипает к нёбу — если в эту самую секунду в дверь кто-нибудь ворвется, он не произнесет ни одного заклинания. Активные атаки возобновились, с потолка посыпалась штукатурка, и стало очевидно: еще максимум десяток секунд, и они с матерью повторят участь отца — если уж тот не справился, то им даже пытаться не стоит. Черт возьми, если он размышляет не как трусливый нытик, но одновременно со страхом и отчаяньем Маркуса охватывает такое страстное, безудержное желание жить, такое горестное разочарование и поглощающий сознание стыд от собственного замешательства, что он с трудом держится на ногах.

Вдруг Одри разворачивается — так быстро, что подол ее платья колышется от резкого движения, и Маркус задерживает на нем взгляд — в его голове не остается не одной мысли. Он слышит шепот, поднимает взгляд — ее губы шевелятся: “Прости”. Вспышка, его пропитывает насквозь поток магии, и не успевает Маркус понять, что это значит, как дверь разлетается в щепки. Из образовавшейся дыры валит густой сизый дым, одна за другой в проеме появляются фигуры в плащах… И тут Маркус словно отмирает, он снова чувствует свое тело, чувствует палочку в своей руке, он прочищает горло и, прицелившись, выкрикивает заклинание. Но ничего не происходит. Он пытается снова. Еще и еще.